Вихри Мраморной арки

Но ведь с тех пор прошло больше полувека! Возможно ли, что воздух бомбежек хранился все это время где-то В метро в первозданном виде?

По крайней мере, имелся один способ выяснить. На следующее утро я доехал на метро до «Тоттнем-Корт-Роуд» и двинулся по книжным магазинам, спрашивая что-нибудь по истории метро во времена Второй мировой.

— Метро? — рассеянно протянула девушка в «Фойле», третьем по счету магазине. — Тогда вам в Музей метро, может, там подскажут.

— Это где?

Она не знала. Не знал и кассир на станции. Но я вспомнил, что во время вчерашних странствий мне на глаза попалась афиша этого музея на платформе «Оксфорд-Серкус». Сверившись со схемой, я добрался до голубой ветки, там пересел на поезд до «Оксфорд-Серкус» и, обегав пять платформ, отыскал наконец свою афишу.

«Ковент-Гарден». Лондонский музей транспорта. Еще раз глянув на карту, я покатил по Центральной ветке до «Холборна», перешел на Пикадилли, и по ней проехал одну остановку до «Ковент-Гарден».

Его, видимо, тоже не пощадила война, потому что, не успел я пройти и трети перехода, как лицо мне опалил обжигающий встречный ветер. Правда, ни взрывчаткой, ни серой, ни пылью на этот раз не пахло. Только пепел и огонь, — а еще безнадежность и отчаяние, что все сейчас сгорит дотла.

Не в силах избавиться от запаха, я помчался наверх, вылетел на рынок, пронесся между рядами футболок, открыток, сувенирных двухэтажных автобусов — прямо к Музею транспорта.

Там царило засилье футболок и открыток — с эмблемой метро или картой-схемой.

— Я ищу книгу о метро во времена «блица», — поведал я мальчишке за прилавком, на котором высились стопки салфеток и игральных карт с метрошными знаками.

— «Блица»? — не понял он.

— Второй мировой, — уточнил я, но и это мало что прояснило.

Он неопределенно махнул рукой налево.

— Книги все там.

«Там» их не было. Они отыскались на самом дальнем стеллаже, за стойкой с репродукциями рекламных плакатов, украшавших стены метро в 20-х и 30-х. Большая часть книг посвящалась поездам, но я все-таки выкопал две по истории метро и одну в мягкой обложке под названием «Военный Лондон». Купил все, и в придачу блокнот со схемой метро.

В музее обнаружился буфет. Присев за пластиковый стол, я начал делать пометки в блокноте. Почти все станции метро использовались как убежища, и многие перенесли бомбовые попадания: «Юстон», «Олдвич», «Монумент». «После бомбежки повсюду стоял едкий запах кирпичной пыли и кордита», — говорилось в книге. Кордит. Вот что это был за порох…

«Марбл-Арч» пострадала от прямого попадания — бомба угодила прямо в один из переходов и разорвалась, как фаната, веером пустив в толпу осколки сорванной со стен плитки. Ясно теперь, откуда запах крови. И почему я не почувствовал жара. Огня не было, только взрыв.

Посмотрим «Холборн». Несколько раз упоминается, что станцию использовали как убежище, однако про попадание бомбы ни в одной из книг ни слова.

Зато «Чаринг-Кросс» «повезло» дважды. Сперва фугас, потом ракета «Фау-2». Бомба пробила водовод, и на эскалаторы обрушилась лавина грязной жижи. Вот откуда запах сырой земли — просевшая от удара толща фунта над потолком.

В ночь на 10 мая 1941 года пострадало больше десятка станций: «Кэннон-стрит», «Паддингтон», «Блэкфрайарс», «Ливерпуль-стрит»…

«Ковент-Гарден» в списке не значилась. Я глянул в другой книге. Саму станцию страшная участь миновала, однако вокруг в огромных количествах падали «зажигалки», и весь район полыхал огнем. Получается, «Холборн» тоже не обязательно должен был перенести прямое попадание. Бомбовые удары по соседству, тысячи погибших — ясно, откуда взялся трупный смрад на «Холборне». А на «Ковент-Гарден» только огонь, ни серы, ни ударной волны — все совпадает, раз там обошлось одним пожаром без попадания бомбы.

Все один к одному. Запах сырой земли и кордита на «Чаринг-Кросс», дым на «Кэннон-стрит», ударная волна и кровь на «Марбл-Арч». Все мои вихри — это ветры «блица», запертые под лондонским инверсионным слоем, в подземных казематах, откуда нет выхода. Годами бродят они, перемешиваясь и усиливаясь, по лабиринтам тоннелей, переходов и тупиков. Все совпадает.

Осталось проверить, просто ли совпадает… Я составил список разбомбленных станций, где мне еще не пришлось побывать. «Блэкфрайарс», «Монумент», «Паддингтон», «Ливерпуль-стрит», «Прейд-стрит», «Баундз-Грин», «Трафальгарская площадь» и «Балам» перенесли прямое попадание. Если моя теория верна, вихри обязательно объявятся.

Вооружившись схемой на обложке блокнота, я приступил к поискам. Вот «Баундз-Грин», самый север линии Пикадилли, рукой подать до пресловутого «Кокфостерса». «Балам», наоборот, примостился на нижнем конце Северной ветки. Ни «Прейд-стрит», ни «Трафальгарская площадь» не отыскались. Возможно, их переименовали или закрыли. Все-таки пятьдесят с лишним лет прошло со времен «блица».

Ближайшим в списке оказался «Монумент». Доехать до него по Центральной линии, потом по Кольцу до «Ливерпуль-стрит», проверить ее и оттуда отправиться на север, к «Баундз-Грин». «Монумент» совсем рядом с доками, значит, кроме дыма, должно пахнуть речной водой, которой заливали пожар, паленым хлопком, резиной и специями. Там сгорел целый склад перца. Такой запах ни с чем не спутаешь.

Однако я ничего не почувствовал. Битый час ходил туда-сюда по переходам Центральной, Северной и Дистрикт, стоял на каждой платформе, караулил в закутках около лестниц — ничего.

«Наверное, ветер возникает не каждый раз», — утешал я себя, садясь в поезд до «Ливерпуль-стрит» на кольце. Возможно, в игру вступают дополнительные факторы — температура, погода, время суток… Или вихри получаются только тогда, когда на Лондон ложится инверсионный слой. Надо было проверить погоду с утра.

В любом случае на «Ливерпуль-стрит» я тоже ничего не почувствовал, зато на «Юстон»… На «Юстон» ветер набросился моментально, стоило мне сделать шаг из вагона, — резкий порыв, несущий запах сажи, паники и обугленных головешек.

Я знал, что это за вихрь и готовился к нему, — и все равно пришлось, с бешено колотящимся сердцем и пересохшим от страха ртом, на минуту привалиться к холодному кафелю.

Я переждал еще поезд, потом еще один, однако ветер не повторялся. Тогда я перешел на линию Виктория, но после минутного раздумья поднялся на поверхность и спросил у кассира, не наземная ли, случаем, станция «Баундз-Грин».

— Кажется, да, сэр, — подтвердил он с ощутимым шотландским акцентом.

— А «Балам»? Он опешил.

— «Балам» ведь совсем в другую сторону. И даже не по этой ветке.

— Знаю. Так он что? Тоже наземный? Кассир покачал головой.

— Боюсь, не подскажу, сэр. Простите. Если вам нужен «Балам», возвращайтесь на Северную линию и садитесь в поезд, который идет на «Тутинг-Бек» или «Морден». Иначе уедете в другую сторону, на «Элефант энд Касл».

Я кивнул. «Балам» еще дальше в пригород, чем «Баундз-Грин». Наверняка окажется наземной, но попробовать стоит.

Из всех станций «Балам» пострадал больше всех. Бомба упала рядом, однако угодила в самое чувствительное место, погрузив станцию в темноту, пробив водопровод, канализацию и газовые трубы. Вонючие воды потоком устремились под землю, затопив ослепшие переходы, лестницы и тоннели. Триста человек утонули. Неужели все исчезло бесследно, даже если станция наземная? Запах канализации, темноты и газа узнается моментально.

Я не стал следовать указаниям кассира. Вместо этого сделал небольшой крюк до «Блэкфрайарс» и полчаса безуспешно караулил в окружении желтого кафеля, прежде чем направиться в «Балам».

Поезд шел почти пустым. После «Лондонского моста» в моем вагоне осталось всего две пассажирки — женщина средних лет с книгой и плачущая девушка в дальнем углу.

Несмотря на торчащую во все стороны панковскую прическу и проколотую бровь, плакала она беспомощно, горько и отрешенно, не вытирая расплывающуюся тушь и даже не отворачиваясь к окну.