Парниша, открой дверь !

Оглядываюсь я.

- Стену хоть оголите, - говорю, - не на коврах же рисовать.

- Хмырище только бровью повел, как один из хмырей к стене подскочил и ковер с нее сорвал.

Подхожу к стене и начинаю двери рисовать. Крепкие, дубовые, двухстворчатые. Хмырище рядом стоит. А я рисую и думаю, как Сусанин, куда же мне их завести, чтобы самому живым выйти?

- Копи царя Соломона не обещаю, - говорю. - Это не от меня зависит. Как повезет.

Вру, конечно. Раньше, действительно, наобум ходил. Да Старикашка надоумил, как попасть туда, куда хочешь, когда объяснял, как троглодитов назад в пещеру вернуть...

Все, придумал! Хоть вы, хмыри, и частники вроде, но жилка государственной муштры в вас хорошо сидит. Ишь вышколенные какие - самая дорога вам в страну Сильной Личности. Под его знамена, так сказать.

- Готово, - говорю.

Хмырище недоверчиво ухмыляется.

- Готово, говоришь? Так открывай!

Но сам на всякий случай меня под руку хапает.

"Ну, - думаю, - только бы получилось!"

Берусь я за ручку и открываю. За дверьми туман белый клубится.

Морда хмырищи вытянулась, рука, как клещи, в предплечье вцепилась.

- Не соврал... - цедит.

А глаза у него, что бельма белые. Не зря, значит, над хмырями хмырь. Только головой мотнул, как ему в руку кто-то мой бластер сунул.

- Пошли... - хрипит он и вместе со мной в туман шагает.

Зал - огромный. Пол - паркетный. Окна - высокие, стрельчатые. Светло. Безукоризненно чисто. В глубине зала - стол двухтумбовый. За ним - лик знакомый. Во френче. Волосы набок зализаны, усы мушкой. В руке трубка раскуренная. Вождь.

Видит он нас, и глаза что буравчики делаются. И начинает он медленно, грозно вставать.

Оглядываюсь назад. На хмырищу и на хмырей, что за нами в дверь пролезли. Узнали они вождя. Стоят оцепеневши, все оштукатуренные. У хмырищи рука сама собой разжимается, и бластер на пол падает.

Так я выхожу вперед и говорю:

- Адольф Виссарионович, с просьбой мы к вам. Разброд у нас в стране полный. Может, вы порядок наведете? Я вам и дверь нарисую...

Гляжу, застыли все, как в немой сцене. Ну, хмыри, понятно, обалдели, но и вождь застыл в полусогнутом виде с буравчиками глаз своих. Будто прострел у него - никак распрямиться не может. И сам я, чувствую, окаменел с дурацкой улыбкой на лице. Одним словом, картина "Не ждали". "Ага, - думаю, - Автор повесть закончил, точку поставил. Небось спину от пишущей машинки распрямляет, да довольно потягивается. Шампанское сейчас раскупоривать будем, да свою писанину полировать начнет".

С трудом выдираюсь из полотна авторской картины, поднимаю с пола бластер. Затем подхожу к стене и рисую дверь. Представляю, как автор в своем кабинете смакует шампанское и любовно перечитывает последние строчки. "Ай да молодец, Автор! Ай да шельмец - какой мир гадкий сотворил!"

Я те покажу молодца-шельмеца!

Заканчиваю рисовать и так это аккуратно, костяшками пальцев, стучу.

- Да-да? - слышу изумленный возглас. Тогда я беру бластер на изготовку, распахиваю дверь и шагаю в белесый туман.

Осень 1992 г.