Мы сидим на лавочке

* * *

Маленькой Лорочке еще не исполнилось двух лет, как однажды вечером к ним постучал полковник Алексеев.

- Все, Хиля, больше не могу! Выручай, иди ко мне на работу!

- Да я же все уже забыла! И еще меня тут родственники в нотариусы устраивают...

- Нотариус - дело хорошее, ничего не скажешь. Огромную деньгу зашибают нынче. А мы из этих дел по нотариусам выплыть не можем. Одни трупы, одни трупы после этих нотариусов, - простонал Алексеев, растирая виски.

- А ребята? Они ведь давно о настоящем деле мечтали! Они-то где?

- В п...де! Вот где! Прости за выражение, конечно. Платят нам немного, вот они и подались по банкам и коммерческим структурам в охраннички. Смешно сказать, только старики остались. Манохин все еще пашет, из него уже песок сыпется. А кадр он - бесценный! У него на нынешних подонков вся картотека в голове, он их с малолетства всех знает. У меня в отделении нынче либо дурики молодые, необстрелянные, сразу после школы милиции, идеи у них, видите ли! Сами на пулю лезут! Либо такие, которых ни в охрану, ни в нотариусы не берут. Ни украсть, как говорится, ни покараулить! А начальство все бумажки требует! Выходи, Хиля! Я тебе место под гараж выделю, под коттедж, милиционеров на субботник там тебе организую. Я же понимаю, что тебе с ребенком да без мужа на такой работе без помощи не выжить. Садик тебе выбъю, путевку какую-никакую, "Мать и дитя", например... Выходи! Бабка-то твоя жива?

- Жива.

- Вот и дай ей Бог еще пожить, а ты - выходи!

Проводив Алексеева, Хиля даже не знала, как такое сказать бабушке. Но бабушка, конечно, все слышала, прильнув ухом к двери. Она к старости хуже слышать стала, раньше она бы слышала все и в кухне у плиты.

-- Ох-хо-хо, Господи, направляешь ты стопы сыновей своих на дороги неведомые, - со вздохами молилась бабушка. Потом она обернулась к Хиле и сказала ей со слезой: "Лорочку в садик не отдам! Катитесь вы со своим Алексеевым в..."

Хиля бросилась к бабушке на шею, и они долго плакали у нее на кровати.

И стала Хиля настоящей ментовской сукой. Алексеев приставил к ней под начало двух смешных заполошных пацанов - Сашеньку и Вовочку, только-только вышедших из школы милиции. Поначалу она очень злилась на молодых недоумков. Это надо же, прямо из отделения с допроса упустить подследственного! Бегай потом за ним по оврагам, обрывай дефицитные колготки! Она даже отчаивалась иногда, полагая, что никогда ей не вырастить из молодняка настоящих оперов. Она даже уговаривала их в охрану перейти. Но как-то с ними постепенно все образовалось, и ребятишки постепенно становились не только полезными, но и незаменимыми, особенно в бумажных делах, к которым Хиля с возрастом совсем потеряла интерес.

Только благодаря своим мальчикам Хиля вновь поставила оперативную работу отделения на должную высоту, соединила ее с бумажной, восстановила сеть источников информации, расставила всех по своим местам. И она слышала, как ее мальчики за спиной называли Алексеева "батей", а ее - "мамой Хилей". А по другому ее тут никто не называл. Она бы знала, она бы это шкурой почувствовала.

Но сказать, что этой шкурой она чувствовала себя здесь совсем комфортно, было бы неправильно. У Алексеева появился неизвестно откуда новый заместитель - Лагунов. Придраться вроде бы было там совершенно не к чему, все, что он ни делал или ни говорил, было совершенно правильным, он и на праздниках пил со всеми наравне, шутил, но этой самой ментовской шкурой Хиля чувствовала в нем чужака, а в холодных глазах она безошибочно читала одно короткое слово: "Жидовка!" Алексеев и сам с оторопью иногда смотрел на него, виновато подмигивая Хиле. И с тоской она ждала того момента, когда Алексеева выставят на выслугу, а Лагунов во всю развернется у них в отделении.

* * *

Ну, не смогли они тогда быстро развинтить это дело с убийством продавщицы из ларька. Как говорится, бывает. И кто же знал, что голову ей сожитель из ревности проломил, а не конкуренты начудили. У них столько проблем с этими ларечниками было, вот и не подумал никто о бытовухе. Но про Алексеева тут же написали в газете, что он не может идти в ногу со временем. Какая-то своя сука подсуетилась. Факты налицо, как говорится.

После буйного отходняка, на который пришли проводить бывшего начальника в последний путь и старые оперы, Алексеев позвал Хилю в свой кабинет. Выгребая ящики стола, он сказал: "Не хочу подставлять тебя, Хиля, но вот это спрячь. Лагунов этих папок видеть не должен."

Хиля сунула две красные дермантиновые папки под китель и втихую укрыла их у себя в сейфе. Развозили их по домам на огромных джипах бывшие оперы, которые взахлеб хвалили свою нынешнюю работу. Но Хиля видела неприметный огонек тоски во взглядах, которые они из-под тишка кидали на молодых пьяненьких оперов, восторженно трогавших лаковую поверхность их огромных машин.

Утром Лагунов обживался в новом кабинете. Он явно что-то искал. И это было слишком явно. Хиля с презрением подумала, что никогда она не сможет мысленно приставить к его фамилии теперешнее звание. Он был какой-то слишком штатский, по нему можно было с точностью определить каким завтраком накормила его жена и какие щи ждут его к обеду. Нет, придурком в зоне представить Лагунова она могла, а полковником милиции - ни в какую. Сейчас этот тюфяк начнет своих сдавать, тут, главное, не проморгать. Поэтому, не смотря на загруженность, все утро она ждала его вызова, намеренно попадаясь ему на глаза. Она не ошиблась.

-- Рахиль Семен...

-- Самуиловна.

-- Да... Товарищ Шпак, Вам полковник Алексеев ничего не передавал?

-- Конечно, передавал. Два последних дела - еще две недели назад, а на неделе - те бумаги, что в канцелярии лежат. Я с ними еще не разбиралась, очень загружена по литейному цеху.

-- Я понимаю, но надо все срочно... Привести в порядок все надо. Я... Вы поставьте туда кого-нибудь...

-- А кого? У нас все загружены, да и кого попало не сунешь.

-- Я согласен... Знаете, Вы поручите это Коротаеву и Петрову.

-- Есть.

Были и такие у них - Коротаев с Петровым. Дважды над их головами собирались тучи за кое-какие делишки, и дважды чья-то умелая рука их рассеивала, вновь открывая чистый небосвод. В милиции, как у Ноя, каждой твари по паре. Вот и эти все на пару бродили. Если кому надо было жесткий допрос провести, ну, когда все уже всем ясно было, а какая-то сука запираться вдруг решала, то это надо было к Коротаеву с Петровым обращаться. А вот на обыск без подкладки их брать было нельзя, с ними уж точно не только ничего не найдешь, но и своей сумочки не досчитаешься. Нет, если кому пистолет или порошок подложить в воспитательных целях, то ловчее их в отделении не было. Хиля прямо обрадовалась, когда про них услыхала, втайне она так боялась, что Лагунов назовет ее мальчиков, Сашеньку и Вовочку. И Вовочка в тот день так подозрительно смирно сидел за своим столом. На обход дома с разбойным нападением он не торопился, говоря, что пойдет позднее, когда народ вернется с работы. А Сашеньку она утром с трудом в литейный из отделения выперла, он тоже почему-то хотел остаться протоколы пописать.