Русская фантастика 2010

Наконец щелкнул замок, дверь открылась, и экскурсовод исчез в темноте зала. Оттуда слышался удаляющийся голос:

— Ярким образцом служит театр. Развлечение зрителя захватывающими историями на первый взгляд не несет полезной информации. Но стоит вчитаться в пьесу, как мы получим представление не только о быте описываемого времени, но и о морали, политике, предрассудках. А ведь, скажем, Еврипид пользовался теми же буквами, что и писцы, составлявшие торговые расчеты.

В дальнем конце зала луч света выхватил белый клавесин, за которым расположился историк. Класс потянулся к нему, с опаской ступая впотьмах.

Пальцы легли на клавиши, зазвучала мелодия. Историк продолжил мысль, не отрываясь от игры:

— Равно как и Моцарт писал музыку теми же нотами, что извлекает полковой трубач при сигнале о наступлении. Сущность человеческого гения в том, чтобы облечь информацию в форму простую, но трогающую душу. Да-да, именно здесь на авансцену и выходит духовность как признак восприимчивости искусства.

Словно услышав эти слова, в центр зала вышел обнаженный мужчина. Зажглись цветные напольные лампы: свет не разогнал темноту — ласково попросил потесниться. Зрители оказались в центре представления, невольными его участниками. Мужчина остановился и поиграл рельефными мускулами. Девочки захлопали в ладоши — нестройные аплодисменты утонули в таинственной музыкальной мессе. Стало заметно, что все тело мужчины иссечено шрамами. У обнаженного в руке появился метательный диск. Атлет покрутился вокруг своей оси, присел для броска, но в тот же миг застыл, превращаясь в статую — белую, с безупречно гладкой кожей.

Из другого утла зала, проходя сквозь сбившихся в кучку школьников, вышла старуха с кошелем, полным монет. Карга заметно хромала и вблизи производила впечатление жалкое и отторгающее. Направилась в середину зала и остановилась рядом с дискоболом. Повернулась лицом к школьникам с отвратительным звуком — то ли скрипнула половица, то ли организм издал непотребный звук. Старуха протянула перед собой кошель, сдернула накидку с правого плеча и обнажила морщинистую грудь. Застыла улыбка, в беззубом рту сверкнули два резца, проявилась золоченая рама — видение стало картиной. Игра полутонов, насыщенные краски, точный мазок — шедевр эпохи Ренессанса.

Зазвучал бодрый мотив. Появились четверо господ: трое в голубых накидках, шляпах с перьями и панталонах, заправленных в ботфорты; один в кожаном жилете, дырявых штанах в обтяжку и стоптанных башмаках. Все — при шпагах; у троицы имелись мушкеты. Пахло от компании дурно — Чудакову захотелось помыться, причем немедленно. Лица у гостей оказались под стать запаху: красные носы и щеки сдавали с потрохами бывалых выпивох, а гнилые зубы портили и без того неприятные ухмылки. Ни дать ни взять бандиты с большой дороги. Они достали шпаги, готовясь отражать атаку.

Нападающие материализовались буквально отовсюду: со стен, потолка и даже из-под пола бросились враги в красных накидках. Завязалась драка. Мушкетеры отбивали выпады гвардейцев с изящной легкостью, меняя личины бродячих преступников на светлые образы литературных героев.

Подорванный не выдержал и бросился в гущу событий, раздавая красным пинки и зуботычины. Ишь чего затеяли — такой оравой на четверых! В отличие от предыдущей экспозиции, здесь можно было взаимодействовать с персонажами выставки, как в виртуальной реальности.

Класс замер в предчувствии наказания, но экскурсовод продолжал играть на клавесине, не замечая геройства Подорванного.

— Особенность HomoCreatorus в том, — голос историка звучал чуть громче музыкального фона, — что он умеет превращать земное в божественное. Человек Творящий, как и Прямоходящий, ближе к небесам по сравнению с представителями низших ступеней эволюции. Заметьте, это касается не только скульпторов, художников и писателей. Любой HomoSapiens может творить, если на то появится воля. Талантливый токарь не только быстро и качественно обрабатывает деталь, но и думает, как усовершенствовать станок; дворник с божьей искрой в душе превращает детскую площадку в райский сад, а не гоняет метлой пыль с перепоя. HomoCreatorus имеет право на жизнь до тех пор, пока нет смысла заменять его машиной.

Стены исчезли, помещение стало безразмерным. Школьники одолели робость и разбрелись между прибывающими с каждой секундой персонажами. Подорванный оставил гвардейцев и переключился на пиратов во главе с одноногим калекой. Журавлева присоединилась к обществу кавалеров, одетых по моде начала девятнадцатого века. Обмахиваясь веером, она зычно гоготала в ответ на реплики ухажеров. Среди них выделялся остроносый красавец с задорным коком. Ей нравились его черты — «мечтам невольная преданность, неподражательная странность и резкий, охлажденный ум».

Чудаков метался. Сначала сфотографировал на цифрофон средневекового бородача, который спустился с потолка на парашюте в форме пирамиды. Рядом всплыла подводная лодка — Чудаков подбежал и к ней. Молодой капитан вылез из люка, но через секунду рухнул на обшивку умирающим стариком. Затем школьника отвлекли голоса, звучащие из пещеры, — там четверо парней пели под гитары на английском языке.

Вдруг музыка затихла, вслед за ней улетучился гам. Погас свет. Скрипнула и открылась дверь — совсем не та, через которую экскурсия входила в зал HomoCreatorus. Тьму разрезал бледный луч, который вырвался из проема.

— Творчество имеет и обратную сторону, — произнес историк, заслоняя собой вход в новое помещение. — Помните, мы говорили об остром камне первобытного человека? Искусство в руках Creatorus — оружие пострашнее.

Поманил пальцем и вполоборота вошел в светящийся прямоугольник. Первым двинулся Чудаков, затем, сплюнув на пол, Подорванный.

Остальные — следом.

Последней вошла Журавлева, за ней дверь закрылась.

Помещение напоминало фотостудию — о ней Чудакову рассказывал дедушка. У него был бумажный паспорт, и дед объяснял, почему на первой странице такая смешная фотография.

Лампы светят в лицо, по бокам стоят черные зонтики, на всю стену — обои с пейзажем: пальмы, море, пляж. Историк занял место у допотопного фотоаппарата, из которого, по рассказам деда, «вылетала птичка». Постучал по деревянному корпусу, требуя внимания.

— Одновременно с Человеком Разумным сотни тысяч лет назад на Земле жили неандертальцы. Многие ученые считают их тупиковой ветвью эволюции — neanderthalensis не сумели развиться до уровня родственников по классу.

Историк завозился с аппаратом — менял высоту ножек, доставал и убирал пластины, протирал объектив. Попутно продолжал экскурсию:

— Вот и у HomoCreatorus есть собрат, который имеет божий дар, используя его совершенно бесполезно. Скорее всего, это направление тоже зайдет в тупик, но до того попортит кровь палеонтологам. Как прикажете различить двух гоминидов, одинаковых по анатомии и противоположных по направлению векторов творческих сил? Вам рассказывали на геометрии, что такое векторы? Отлично.

Нырнул под черную накидку и попросил стать кучнее. Класс выстроился в два ряда: немного потолкались и уставились в объектив, натянув на лица улыбки. Историк выпорхнул из-под накидки, в его руках обнаружился маленький цифровой фотоаппарат.

— Внимание, снимаю!

Задергалась и блеснула вспышка. Школьники почувствовали, что не могут двигаться и говорить. Только зрачки бегали туда-сюда. 12-й «Б» превратился в часть выставки.

— Есть все признаки того, что современное общество откатилось на ступень назад, — продолжал историк, глядя на дисплей аппарата. — Мало кого интересует искусство в чистом виде, без возможности продать его. Это мало кого интересовало и раньше, но в абсолютном исчислении сегодня масштаб угрожающий — море вместо лужи. Что и говорить, деградация… Творчество Человека Передающего подчас оценивают выше деятельности Человека Творящего, а иногда восторгаются и умениями HomoEducatus. Всему виной простота и, главное, — дешевизна орудий труда.

Скрипнула деревянная оболочка камеры-обскуры, превращаясь в плоскую подставку. На нее историк водрузил ноутбук, открыл крышку, соединил кабелем с фотоаппаратом.