Фата-Моргана 2

У некоторых людей слишком длинные языки, и, появляясь в прошлом, они говорят слишком много, после чего оказываются в тюрьме или в сумасшедшем доме. Другие не могут устоять перед искушением заглянуть в опасные времена и падают жертвами подозрительности толп. Множество людей умирает от обычного насморка, совершенно изжитого в будущем, отчего раса потеряла к нему иммунитет. Но риск был всегда и во всем; а важным является то, что можно, наконец, действительно отдохнуть. Уйти от современности на неделю или хотя бы на час перед обедом. Вернуться во времена простые и спокойные, когда жизнь еще чего-то стоила. Вскоре в мире не осталось человека, который тем или иным способом не обзавелся бы оборудованием для ПВ. Тэд взглянул на меня, потом на Нелл.

– И, конечно, началось то, что было неизбежно. Единственно возможное окончание моего рассказа. Может, вы уже сами поняли?

Я покачал головой. Тэд взглянул на Нэлл, та тоже ответила отрицательно.

– А ведь это так просто,– сказал он.– Люди попросту перестали возвращаться. Через месяц после введения ПВ людям во всем мире вдруг пришло в голову: а почему бы не остаться? Каждый успел уже выбрать себе любимое место и время в истории и географии мира, каждый был полон энтузиазма для совершения своего собственного открытия: какое-нибудь столетие или более короткое время, какая-нибудь страна, город, деревня, остров, какие-нибудь леса или же берег моря, словом, определенное место в определенном времени, которое подходило человеку. Так вот одна и та же мысль охватила всех: почему бы не остаться? Зачем возвращаться? Для чего?

Тэд отогнал заблудившегося комара и говорил дальше:

– В течение сорока дней население мира уменьшилось до семи миллионов, да и те почти все готовились к путешествию. И вот в мире осталась только маленькая горстка, та часть людей, которые хотят войны и готовят ее, но те, кто на этой войне должны сражаться, ушли. Прежде чем правительства успели понять, что происходит, и что-нибудь сделать – население мира почти полностью исчезло.

Последнее чрезвычайное заседание совета министров Соединенных Штатов было прервано, когда оказалось, что все члены правительства – за исключением одного – планируют выезд в разные эпохи. Еще шесть дней, и двадцать первый век был брошен, как тонущий корабль, а его население рассеялось в глубине всех предыдущих столетий. Из небольшого числа тех, что остались, тех, что предпочли современность, большинству тоже пришлось отправиться на поиски своих семей и друзей, ибо одиночество сделало их жизнь непереносимой.

Тэд некоторое время смотрел на нас, потом сказал:

– Вот так, мои дорогие, кончился мир. Он оказался, на краю пропасти и одной ногой уже стоял над ней, но остановился, повернулся и пошел обратно, оставив покинутую Землю на волю птиц, насекомых, ветра, дождя и смертоносного оружия.

Некоторое время Тэд стоял, глядя в пространство, и никто из нас не говорил ни слова. Наконец он улыбнулся:

– Ну что, как тебе это нравится, Ал? Хороший рассказ?

– Да,– медленно ответил я, продолжая думать об услышанном,– очень понравился. Почему ты не напишешь этого? Может, и напечатают.

– Я уже думал об этом, но, честно говоря, предпочитаю изобретения. Это проще.

– Но ведь рассказ хорош… Хотя,– добавил я,– в нем есть недостатки.

– Наверняка,– согласился Тэд.– Но какие?

– Ну, хотя бы это: неужели люди давних эпох не заметили внезапного населения?

– Не думаю. Если рассеять население мира на столько столелетий, то для отдельных периодов или мест это будет капля в море.

– Ладно,– сказал я.– А, скажем, изобретения. Разве люди, путешествуя в прошлое, не пробовали вводить там изобретений двадцать первого века?

– Не думаю. Ты имеешь в виду, например, межпланетные корабли в 1776 году?

– Примерно.

Тэд покачал головой.

– Это невозможно. Допустим, ты отступил на сто лет, смог бы ты собрать телевизионный приемник?

– Нет.

– А радиоприемник?

– Это проще, скажем, детекторный.

– Допустим, ты собрал бы его,– сказал Тэд,– хотя сомневаюсь, что ты нашел бы все нужные материалы – например, медную проволоку. Но допустим. А что бы ты с его помощию принимал? Сказал бы людям, что это радио и для чего оно служит, а они бы тебя посадили. Разве нет? Подумай, что знают люди о всех тех чудесных вещах, которыми сегодня пользуются каждый день? Практически ничего. А горстка, которая знает, не нашла бы материалов и частей, нужных для создания простейших аппаратов, за пределами времени, к которому они принадлежат. Значит, ты смог бы, максимум, ввести пару самих простых вещей ежедневного пользования. Например, современную булавку в шекспировской Англии. Да и то, если бы нашел подходящую сталь. А пара таких мелочей не изменит истории мира.

– Да, мой дорогой,– закончил Тэд,– тебе бы пришлось приспособиться к миру, вне зависимости от твоих знаний о будущем.

Я больше ничего не сказал. Да и зачем мне было искать новые проколы в рассказе Тэда? Войдя в дом, я принес для всех пива и еще раз похвалил историю Тэда. Тогда Нелл призналась, что и ей понравилось. Даже Энн, подумав, согласилась с нами. А потом разговор пошел о другом.

Но я возвращаюсь к своему. Как я уже говорил, у Хелленбеков были свои странности, и, несмотря на них, они были очень интересными соседями. Поэтому я действительно расстроился, когда вскоре после этого они уехали от нас. Уехали к каким-то старым друзьям, с которыми вместе росли, так что ничего странного в этом нет, хотя они всегда говорили, что любят Калифорнию и здешних людей.

Они перебрались в Оранж, в штате Ныо-Джерси. Их друзья собирались там поселиться, а Хелленбеки хотели их упредить. Они договорились встретиться весной 1951 года, и Тэд хотел быть на месте пораньше.

В доме рядом живет теперь новая супружеская пара. Это милые люди, они хорошо играют в бридж, и мы их любим, но сам не знаю почему, после Хелленбеков они кажутся такими скучными.