Миры Пола Андерсона. Том 19

Конечно, я стою к этому ближе по времени, добавил его разум. Л скоро я и вообще сольюсь с ним. Странное это было ощущение!

Чей-то голос вернул его к действительности.

— А, приветствую вас, Дэниел. Сбежали от толкучки?

Дэн увидел аскетичное лицо Морриса О'Малли, хорошо осве­щенное уличными фонарями и луной.

— Да, — ответил он, и ветер унес в ночь вылетевший у него изо рта пар дыхания. — Знаете, вы произнесли великолепную речь. Если сказать правду, она гораздо лучше, чем я мог предпо­ложить.

Его собеседник улыбнулся:

— Спасибо. Я ведь не Демосфен. Но когда излагаешь то, в чем убежден, это здорово помогает.

— Вы действительно во все это верите?

— Конечно. Я же ни за какой личной выгодой не гонюсь. Мо­жет, я и доживу до прибытия флота, но еще до того, как дела обострятся, я уже уютно устроюсь в своей могиле. Я беспокоюсь о своих внуках.

— И вы действительно верите, что на них обрушится столько горя из-за кучки добродушных азиатов, африканцев или еще кого- то? Это ведь большая планета, Моррис.

Тон О'Малли стал заметно холоднее:

— Она велика только для таких, как вы.

— Но так считал и ваш дед, несмотря на то что ему приходилось носить редукционный шлем — один из тех примитивных, что при­водились в действие мышцами человека — каждый раз, как он спу­скался ниже трех километров.

— Он только помогал картировать Низины. Сам он там не жил.

Мы же прикованы к Верхней Америке... — Произнесенная им речь сделала менее удивительным жест этого сухаря, Когда он положил руку на плечо Коффина. — Дэниел, я знаю, что излишне упростил многое. Я знаю, что проблема куда тоньше и сложнее, что она содержит в себе много возможностей и ответвлений. Это и страшит меня больше всего.

 — Ваш дед никогда бы не позволил чему-либо напугать себя, во всяком случае надолго, насколько мне известно.

— Тогда была другая жизнь. Простая проблема выживания.

— Мне кажется, что в своей основе все проблемы имеют много общего. Все держится на одних и тех же принципах. И для вашего сведения скажу, что выживание далеко не всегда просто и сводится к вопросу: или — или.

О'Малли некоторое время молчал, а затем тихо произнес:

— Мне сказали, что после перерыва будете говорить вы.

Коффин наклонил голову:

— Моя речь будет куда менее красноречивой и гораздо более короткой, чем ваша, Моррис.

Как много знакомых лиц! Вон сидит мать Лео Свободы, вот сын Мэри Сэндберг, вот частый компаньон Дэна по покеру Рэй Гонза­лес, вот молодой Трегеннис, который работал с ним до того, как отправился искать счастья на Западных островах, вот сидит его собственный сын и сын Евы Чарли, которого воспитали Том и Джейн де Смет, потому что тот не мог жить в Низинах. У него уже много седины в волосах.

...Рустам все еще тайна и необъятность до сего дня, а человече­ство Рустама еще немногочисленно, но связано прочными узами и в том числе — любовью.

— Это не совсем доклад, знаете ли, — начал Коффин. — Я пред­ставляю район озера Танцующей Луны, и так как мы достигли чего-то вроде единства мнений, то я попросил председателя разре­шить мне изложить наш взгляд на проблему.

В горле першило. Подобно своему оппоненту, он выпил воды. Он хорошо знал эту воду, ее слабый железистый привкус вернул его память к тому ручью вблизи фермы у Расщелины, когда он был ребенком. Как много того, что он знал давным-давно, все еще удерживается его памятью...

— Я постараюсь быть кратким, — продолжал он, — поскольку мой уважаемый коллега доктор О'Малли тщательно проанализиро­вал основные аспекты проблемы, оставив мне лишь отдельные частности. Замечу, что философия и теория — вещи чрезвычайно важные. Без них мы в лучшем случае блуждаем вслепую, а в худ­шем — превращаемся в скотов. Но они не должны замыкаться сами на себя, иначе рискуют превратиться в разновидность салонных игр. Они обязаны вести нас к действию. Жизнь зависит от того, что мы делаем или не делаем.

Примем мЫ или не примем изгоев с Земли в наши рады? Я счи­таю, что на этот вопрос мы должны дать быстрый ответ, исходящий из практических соображений, а затем поскорее вернуться к нашим текущим делам.

Он видел, что завоевал их внимание. Он уже не был просто старикашкой, которого пустили побалабонить из уважения к тому, каким он был раньше. Внезапно он ухватил за хвост реальность, и сделал это на глазах у всех.

— Что касается проблем, которые возникнут для Верхней Америки, если мы допустим туда чужестранцев, — продолжал он, пользуясь преимуществом, которое давало ему отсутствие показного красноречия, благодаря чему он мог воздействовать на их чувства тоном беспристрастной доверительности, — то многие из вас, видимо, приняли на веру постулат, что Верхней Америке придется решать их в одиночестве. Какое нам — по- низовщикам — дело до всего этого! Если это так, то я сочувст­вую горцам, которые хотят использовать свое превосходство в численности, — а оно, вероятно, сохранится и к моменту при­бытия кораблей, — чтобы запретить высадку пассажиров на планету.

Ну что ж, я пришел сюда, чтобы сказать вам, что община Мунданс и ее окрестности, вплоть до долины Сайруса, озабочена сложившейся ситуацией и собирается оказать вам помощь. — Он услышал, как пятьдесят пар легких одновременно испустили вздох облегчения. Несомненно, то же самое произошло сейчас на всей планете. Коффин усмехнулся про себя. Половина его усилий ушла на то, чтобы удержать шило в мешке и не выдать свой секрет, дабы иметь возможность сегодня произвести наи­больший эффект.

А вторая половина ушла на споры, умасливание, всяческие ма­хинации и даже на замаскированные взятки для того, чтобы полу­чить их поддержку, которая ему так нужна.

— Я уверен, что родственные нам общины понизовщйков по­следуют нашему примеру, — продолжал он, делая реверанс ради достижения общего согласия. — Народ Пограничья всегда отли­чался прагматизмом. У нас есть идеалы,, но первая мысль всегда обращена к вопросу — какие ресурсы необходимо задействовать, чтобы заставить эти идеалы работать.

В данном случае практическая сторона проблемы состоит в том, что Верхняя Америка считает трудным, а может, даже невозмож­ным с экономической и социальной точек зрения: принять пять тысяч человек экзотического происхождения, которые не могут расселиться по всей планете и абсорбироваться, а должны остаться там, где они способны дышать.

Коффин достал трубку и кисет с табаком. На самом деле ему не хотелось курить, да еще так скоро после последней выкуренной трубки, но такой домашний жест, как набивание трубки, должен был сделать решение проблемы более простым, свести ее в плоскость более спокойную и менее взвинченную.

— Ну, стало быть, всему этому надо найти решение, — в растя- жечку продолжал он. — Что касается цены, то Мунданс готов со­лидную часть затрат покрыть своими деньгами, материалами, тру­дом и всем, что понадобится. Я повторяю, что уверен — другие общины понизовщиков присоединятся к нам. При таком раскладе издержки лягут на всю планету и не будут обременительными для кого-либо.

И знаете, это было бы неплохим прецедентом, символом и функ­цией нашего единства. Доктор 0‘Малли великолепный оппонент, но дело в том, что среди нашего народа есть фундаментальные различия не только социального плана, а генетические, фактически расовые. Некоторые из нас могут жить внизу, а другие — нет. И нам необходимо найти как можно больше простых человеческих связей, чтобы преодолеть это обстоятельство. Вы согласны со мной?

Немного помолчав, он продолжал:

— Поглядите — шлемы для дыхания безмерно улучшились с

тех пор, когда я был еще юнцом. Да что там, когда я был ребен­ком, их не было вовсе. А кто сказал, что мы должны на этом остановиться? Кто сказал, что мы не сумеем изобрести нечто лучшее, что-нибудь вроде биохимических препаратов, которые позволят любому мужчине, женщине и ребенку жить на Рустаме там, где они захотят?      .

Среди делегатов ассамблеи послышался шум, возгласы, но Коффин продолжал, не обращая внимания на голоса: