Пешка

Мертвый Глаз фыркнул и захихикал. Его смех прозвучал так, словно кто-то отхаркивался.

— (Мне это не нужно.)

Мать твою… — Я успел заблокировать связь до того, как он услышал меня. Он был сумасшедшим, старый ублюдок.

— Ладно, забудем… — Я начал вставать с пола.

— (Мне это не нужно.) — Образ затопил мои мысли — четкий, густой, настойчивый.

Я стоял и вопросительно глядел на него.

— Это невозможно.

— (Они хотят, чтобы именно в это мы и поверили… Они и сами верят. Я наткнулся на правду. Вероятно, наткнулись и другие.)

— (Но ты не передал никому.)

— (А зачем? Что это принесло бы мне, кроме неприятностей?)

Я задумался. Да, он был прав.

— (Почему ты рассказываешь мне?)

— (Потому что ты понимаешь, что это значит — быть псионом и жить воровством.) — Он покосился на вязание. — (И потому что ты парень что надо. И мне, возможно, понадобится твоя помощь.)

— (Ты имеешь в виду, что покажешь мне? Мы сделаем вместе?) — Радостное возбуждение и страх смешались внутри меня.

— (Может быть.) — Его здоровый глаз засветился сомнением. — (Как твоя память?)

— (Отлично.)

— (Хорошо.)

Он кинул вязание в ящик и поднялся.

— (Для начала следует просветиться.) — Он прошаркал через комнату к терминалу и включил его.

Я решил было, что мы прямо сейчас и займемся делом, но Мертвый Глаз вызвал лишь картотечные файлы.

— Ты готов? — резким нетерпеливым голосом спросил Мика, и мы оба подпрыгнули от неожиданности.

— Почти. — Я чуть было не забыл ответить ему вслух.

Мертвый Глаз повернулся, протягивая мне сетку — терминал-шлем.

— (Запомни эту информацию. Научишься разбираться в работе машинных мозгов. Это может спасти тебе жизнь. Не возвращайся, пока все хорошенько не переваришь. Тогда и увидимся.)

Я кивнул, засовывая сетку в карман.

— (Потом верни. У меня только одна.)

Я кивнул опять.

Он пошел к двери, намекая на то, что нам пора улетучиваться. Дойдя до груды вязаной одежды, он вдруг остановился и сгреб ее в охапку. Потом вышел, унося одежду в темноту.

Он проводил нас и, когда мы очутились уже на улице, швырнул свою ношу на тротуар возле дома.

— Он выбрасывает всю эту кучу? — удивленно вопросил Мика, словно это только лишний раз доказывало, что Мертвый Глаз выжил из ума.

Мертвый Глаз пожал плечами.

— (Что насчет него?) — спросил он меня, мельком взглянув на Мику.

— (Он мой брат), — снова ответил я.

Мертвый Глаз развернулся и, ни слова не говоря, захлопнул за собой дверь. Мика стоял и таращился на вязаную гору.

— Она ему не нужна, — объяснил я, поскольку должен был хоть как-то объяснить. — Кто-нибудь, кому нужно, подберет.

Облекать мысли в слова, а потом выговаривать их казалось мне теперь таким же тяжким трудом, как подниматься на крутую гору.

Мика бросил на меня взгляд и хотел было идти дальше, но любопытство склонило чашу весов в пользу его возбуждения. Роясь в груде вязаных вещей, он откопал длинный красный шарф и обмотал им горло. Я вытащил буро-зеленый свитер, который доходил мне до щиколоток, и натянул его поверх рваной рубашки. Свитер оказался уютным, тяжелым и теплым. А воздух был промозглым и холодным. Когда мы шли по улице, Мика сказал:

— Со дня твоего исчезновения с Синдера я в своей жизни не проводил более странных и отвратительных минут. — Он кашлянул, словно у него першило в горле: там, в доме, Мике неуютно было чувствовать себя глухим, немым и невидимым.

— Могло быть и хуже.

Мика покосился на меня.

— Можно чувствовать себя так всю жизнь. — Я дотронулся до кружка за ухом.

Мика на минуту задумался, потом спросил:

— Как работает та штука, что ты получил от Смерта?

— Делает свое дело. И прекрасно.

Мика кивнул, но не улыбнулся.

— Что твой местный ненормальный шурин? Он будет работать, в конце концов?

— Надеюсь. — Я облегченно вздохнул: у меня гора с плеч свалилась, когда я понял, что только что сделал самую тяжелую часть работы: пронял-таки его.

— Через пару дней я встречусь с ним снова. — Тут я замялся: — Не болтай, что он — выродок.

— Да. А что на том терминале, который он тебе отдал?

Я пощупал в кармане сетку.

— Не могу тебе сказать.

Мику разбирало любопытство, но он лишь пожал плечами:

— Без проблем.

Так или иначе, на этих улицах добрая половина того, что ты узнаешь, оказывается лишь мозаикой-загадкой, в которой отсутствуют кусочки.

Мы дошли до станции туннеля, болтая о погоде.

— Ты возвращаешься в клуб? — спросил Мика, когда мы поднялись вместе на площадку и ожидающий пассажиров транзит всосал нас и унес прочь от воспоминаний о Мертвом Глазе.

— Не сегодня. — После всего того, что я сегодня рассказал Аргентайн, я не представлял, когда я приду к ней и что скажу, если вообще скажу что-либо.

— А! Да, — Мика понимающе ухмыльнулся. — Я совсем запамятовал. Там, наверху, вас ждет одно горяченькое тело. — Его самодовольная улыбка стала еще шире, когда транзит фыркнул, останавливаясь у платформы следующей станции. — Меня тоже. Пока.

Мика отсалютовал и, насвистывая, стал спускаться с платформы.