Тайна двух океанов (илл. Ю. Коляденко)

Зоолог с грустным лицом и красными глазами оправлял флаг на лейтенанте. Заметив вошедших, он тихо подошел к ним и, вздыхая, пожал каждому руку.

— Поздравляю вас, друзья мои, с победой, — шепотом проговорил он. — Но как жаль погибшего!

— Мы спешили к нему изо всех сил, — так же тихо ответил Скворешня. — Коли б вин ще одну хвылыночку продержался!

— Не могу простить себе! — взволнованно продолжал зоолог. — Зачем я выпустил его, слабого, еще не совсем оправившегося? Зачем я это сделал?

— Его и здорового смял бы в два счета Горелов, — возразил Скворешня. — Силен, бугай! Ошибку допустил бедняга лейтенант. Бросился, наверно, очертя голову, хотел задержать… а ему нужно было только следить за ним и вызвать подмогу с подлодки. Эх, згинув, бидолага, ни за понюшку табаку!

Со стиснутым сердцем слушал этот печальный разговор Павлик. Подступавшие слезы обжигали веки.

Помолчав и еще раз тяжело вздохнув, зоолог сказал:

— Капитан назначил похороны через два часа… Молча, понурив головы, лишь изредка перебрасываясь короткими незначительными фразами, друзья отправились в столовую обедать.

Когда Скворешня, Марат и Павлик возвратились в красный уголок, караул уже сменился, и у тела лейтенанта, помещенного в быстро сделанный гроб, стояли Крутицкий и Матвеев. Там же они застали почти всех научных работников и команду подлодки.

Вскоре появился капитан, одетый в полную форму, с двумя орденами на груди. Капитана сопровождали комиссар Семин, главный акустик Чижов, главный электрик Корнеев и начальник научной части профессор Лордкипанидзе. Старший лейтенант Богров оставался на вахте в центральном посту управления.

Открыв траурный митинг, капитан произнес краткую речь над гробом погибшего. Он сказал между прочим, что лейтенант допустил в результате беспечности серьезный проступок, выпустив изменника Горелова из подлодки за несколько минут до подготовленного последним взрыва. За это он должен был бы понести суровую кару, но своей мужественной борьбой с предателем при попытке его задержать он во многом искупил свою тяжкую вину перед Родиной. Еще слабый после перенесенного ранения, он погиб славной смертью героя. И Родина и все его боевые товарищи прощают ему проступок, допущенный им по молодости и отсутствию выдержки. Задача, поставленная перед подлодкой партией и правительством, будет выполнена. Порукой этому являются безграничный энтузиазм и решимость, с которыми вся команда и все научные работники не покладая рук, не разгибая спины работают сейчас над восстановлением подлодки и ее боеспособности. Результаты этой работы только что успел почувствовать враг. Он будет чувствовать их и впредь, когда только пожелает…

Капитан приблизился к гробу, пристально, с глубокой печалью посмотрел на открытое, спокойное и примиренное лицо лейтенанта, наклонился к нему и поцеловал его в последний раз.

Через час небольшой холмик высился над могилой, высеченной в дальнем углу подводной пещеры, в твердом базальте ее дна.

Сейчас же после окончания печальной церемонии, в двадцать часов, команда вернулась к прерванным работам.

Дюзовое кольцо, приваренное к корпусу, уже прочно стояло на месте; вода из камеры газопроводных труб была удалена. Предстояло еще поставить новые трубы взамен уничтоженных взрывом и восстановить автоматическую аппаратуру сигнализации и контроля в камере. Этим немедленно занялись Козырев, Скворешня, Ромейко и Матвеев. Было также много второстепенных недоделок и у других бригад.

Весь вечер и всю первую половину ночи продолжалась радостно-напряженная работа во всех отсеках корабля.

Оставались считанные часы. В час тридцать минут девятнадцатого августа «Пионер» должен был произвести первые взрывы в своих дюзах и выйти из своего убежища в просторы океана.

Работа кипела. В восемнадцать часов главный акустик Чижов доложил капитану, что все ультразвуковые прожекторы в порядке. В двадцать один час сорок пять минут электрики с помощью освободившихся акустиков закончили восстановление всей автоматики в камерах баллонов с газами, подготовили аппаратуру для газопроводной камеры и перешли к заделке проводов всех сетей под внутреннюю обшивку переборок и корпуса корабля. Зоолог, Цой и радисты заканчивали очистку и шлифовку кормы и дюзового кольца от следов работы на них. Старший лейтенант Богров, Шелавин и еще два человека из команды в последний раз осматривали, выслушивали, просвечивали дефектоскопами корпус подлодки изнутри и снаружи.

Все нервничали, ежеминутно посматривая на часы. Особенно волновались в газопроводной камере. У механиков что-то не ладилось. Несколько труб, уже поставленных на места, после новой проверки показались Козыреву подозрительными, и он их забраковал. Пришлось подниматься в склад, отбирать и ставить другие. Время уходило, часы показывали уже двадцать два часа, а работы в камере оставалось еще немало. Между тем электрики нетерпеливо ждали, когда освободят камеру, чтобы заняться установкой уже подготовленной аппаратуры. Им тоже нужно было на это не менее часа-часа с четвертью.

Наконец, в двадцать три часа, люди распрямили спины и смогли вытереть пот с лица. Козырев в последний раз проверил трубы и их крепление, и все вышли из камеры. В нее устремились электрики. В двадцать четыре часа зоолог, Цой и радисты окончили очистку и шлифовку кормовой части корабля, дюзового кольца и дюз. Еще через пятнадцать минут из пещеры вернулся старший лейтенант со своей партией: корпус подлодки, после проверки, оказался в идеальном состоянии.

Капитан приказал старшему лейтенанту взять всех свободных людей и начать уборку и погрузку материалов и оборудования, накопившихся вне подлодки, в пещере. На погрузку пошли водолазы, радисты, Шелавин, зоолог, Цой и многие другие. Больше всего времени и усилий требовали разборка помоста и клетки вокруг дюзового кольца, распутывание тросовой сбруи «Пионера», снятие электролебедки, прожекторов и осветительной сети.

С каким-то трудно передаваемым ожесточением люди бросились в эту последнюю атаку. Лишь сознание, что это действительно последнее напряжение, последнее требующееся от них усилие, помогло им мобилизовать остатки своей воли, энергии и сил. В ноль часов сорок пять минут все находившееся в пещере было собрано под выходной площадкой. Началась торопливая погрузка. Вдвоем или в одиночку, надувая воздушные мешки, а в трудных случаях пуская в ход винты, люди поднимали доски, трубы, лебедку, бухты тросов, прожекторы, мотки проводов, инструменты и все это сваливали в выходной камере, в углу, чтобы уже потом, на походе и на досуге, разобраться и разложить по местам. Беспорядочная гора в углу быстро росла и скоро заняла целую стену.

Скворешня работал то под выходной площадкой, подавая товарищам наиболее тяжелые вещи, то сам переносил их в камеру. И, когда он поднимался вверх к площадке или выдавались свободные секунды между одной и другой подачей, все чаще заволакивалась голова туманом, закрывались глаза и все труднее становилось раздирать веки и приходить в себя. Один раз он так и простоял с минуту, ухватившись за трубы, погруженный в какое-то забытье, и Матвееву пришлось несколько раз тряхнуть его за плечо, чтобы заставить очнуться. Было очень неловко, и Скворешня не знал, куда деваться от стыда.

— Что это с вами случилось, Андрей Васильевич? — спросил Матвеев, подставляя спину под новый груз.

— Да так, знаешь… задумался… вспомнил про Горелова… — замявшись, сказал Скворешня первое, что пришло ему в голову.

— А-а… — понимающе протянул Матвеев. — Да… есть о чем подумать.

Кончали погрузку под колыхание и подвижку «Пионера» то вперед, то назад, то в стороны: электрики и механики испытывали уже работу ходовых и рулевых дюз. Дно пещеры к этому времени почти совсем очистилось. Последнюю мелочь подобрал Скворешня.