Долина Пламени (Сборник)

— А как насчет персонала? Я имею в виду нелысок.

Седой человек, сидевший неподалеку за письменным столом, отложил график, который заполнял, и криво улыбнулся Буркхальтеру. Консул узнал его: это был доктор Вэйланд, главный психиатр.

— Врачи работают вместе с лысками уже долгое время, — сказал тот. — Особенно с психологами. Если кто из нелысок и может понять точку зрения телепатов, так это мы. Мы, Гарри, мирное население.

— Работа в больнице должна продолжаться, — сказал Хит, — что бы ни происходило. Мы сделали, однако, нечто небывалое: прочли мысли каждого нелыски, находящегося в этих стенах. Трое людей в штате были предвзято настроены против лысок и одобрительно относились к суду Линча. Мы попросили их оставить больницу. Никакой опасности действия здесь пятой колонны теперь нет.

— Был еще другой человек — доктор Уилсон, — медленно проговорил Хобсон. — Он спустился в деревню и попытался урезонить толпу.

— Он снова здесь, — добавил Хит. — Ему сейчас вводят плазму.

Буркхальтер поставил чашку.

— Хорошо. Хобсон, ты можешь читать мои мысли. Что скажешь?

Круглое лицо Немого ничего не выражало.

— У нас тоже были свои планы. Разумеется, это я перепрятал бомбы. Теперь параноиды их не найдут.

— Сюда направлены новые, Секвойя будет стерта с лица земли, и этого вам не остановить.

Прозвучал зуммер; доктор Вэйланд выслушал краткое сообщение, переданное по радио, и вышел, прихватив с собой несколько графиков. Буркхальтер ткнул большим пальцем в сторону двери.

— Как насчет него? И остального персонала? Они ведь теперь знают.

Хит поморщился.

— Им известно больше, чем нам хотелось бы. До сегодняшнего вечера ни один нетелепат даже не подозревал о существовании группы параноидов. Мы, к сожалению, не можем рассчитывать, что Вэйланд будет молчать об этом. Параноиды действительно представляют угрозу для нелысок. Вся беда в том, что средний человек не станет делать различия между параноидами и нормальными лысками. Вот эти люди, там, — он взглянул в окно, — они как, делают различие?

— Это проблема, — признал Хобсоа — Чистая логика убеждает нас, что ни один нелыска не должен уйти живым, — чтобы не мог ничего рассказать. Но единственный ли это выход?

— Я не вижу другого, — сказал Буркхальтер с несчастным видом. Внезапно он подумал о Барбаре Пелл; Немой проницательно посмотрел на него.

— Что ты об этом думаешь, Хит?

Врач-священник подошел к письменному столу и стал листать истории болезни.

— Командуешь ты, Хобсон. Я не знаю. Я думаю о своих больных. Вот Энди Пелл У него болезнь Альцгеймера — ранний старческий психоз. Все у него перепуталось Многое забывает. Славный старик. Роняет еду на рубашку, болтает без умолку, заигрывает с медсестрами. Когда его не будет, мир, я думаю, ничего не потеряет. Так чего ради делать выбор? Если уж мы начнем убивать, никаких исключений быть не может. Здешний персонал из нелысок тоже не может остаться в живых.

— Ты так считаешь?

— Нет! — Хит сделал резкое, раздраженное движение. — Я так не считаю! Массовое убийство сведет на нет работу девяти десятков лет, с тех пор как родился первый лыска. Оно поставит нас в один ряд с параноидами. Лыски не убивают.

— Мы убиваем параноидов.

— Тут есть разница. Параноиды выступают с нами на равных. И… ох, не знаю, Хобсон. Мотивация вроде одна и та же — спасение нашей расы. Но нелысок как-то не принято убивать.

— Даже толпу линчевателей?

— Они не могут иначе, — тихо сказал Хит. — Может быть, различать параноидов и нелысок — это казуистика, но разница есть. Для всех нас это будет громадная разница. Мы не убийцы.

Голова Буркхальтера поникла, он вновь ощутил невыносимую усталость. Он заставил себя встретить спокойный взгляд Хобсона.

— Ты знаешь какую-нибудь другую возможность?

— Нет, — ответил Немой. — Но я поддерживаю связь. Мы пытаемся найти иной путь.

— Еще шестеро добрались сюда благополучно, — сказал Хит. — Один был убит. Трое других — в пути.

— Толпа еще не выследила, где мы прячемся, — сказал Хобсон. — Что ж, подумаем. В Секвойю проникли значительные силы параноидов, они хорошо вооружены. У них в руках аэродромы и электростанция. Они посылают фальсифицированные телерадиосообщения, чтобы за пределами города не возникло никаких подозрений. Они применяют выжидательную тактику; как только груз с новыми бомбами будет здесь, параноиды смоются из Секвойи и уничтожат город. Вместе с нами, естественно.

— Разве мы не можем убить параноидов? Тебя ведь не будет мучить совесть, если их уничтожат, а, Дьюк?

Хит покачал головой и улыбнулся.

— Это не поможет, — возразил Хобсон. — Проблема останется. Кстати сказать, мы могли бы перехватить вертолет, везущий сюда бомбы, но это означало бы всего лишь отсрочку. Бомбы погрузят на сотню других вертолетов и направят в Секвойю; некоторые из них наверняка пробьются. Даже пятьдесят грузов бомб представляли бы слишком большую опасность. Вы же знаете, что это такое.

Буркхальтер прекрасно знал: одной бомбы было вполне достаточно, чтобы на карте мира от Секвойи осталось одно воспоминание.

— Оправданное убийство меня не беспокоит, — сказал Хит. — Но убивать нелысок… Если бы я принял в этом какое-то участие, печать Каина стала бы для меня не просто символом. Она была бы оттиснута у меня на лбу — или, скорее, в голове, где ее мог бы увидеть любой лыска. Если бы эту толпу можно было остановить внушением…

— Нет времени. — Буркхальтер покачал головой. — И даже если бы нам удалось успокоить линчевателей, это не предотвратило бы рассказов о том, что здесь произошло. Ты слышал лозунги, Дьюк?

— Толпы?

— Да. Они уже придумали этакого милого дьявола во плоти. Мы никогда не делали тайны из наших круговых собраний, и вот какой-то умник сообразил назвать нас полигамистами. Правда, чисто ментальные полигамисты, но они выкрикивают это сейчас внизу, в деревне.

— Что ж, — сказал Хит, — полагаю, они правы. Норма — вещь произвольная, она автоматически устанавливается группой, стоящей у власти. Лыски отличаются от этой нормы.

— Нормы меняются.

— Только при кризисах. Чтобы началась децентрализация, понадобился Взрыв. Кроме того, у всех своя шкала ценностей. То, что хорошо для обычных людей, не всегда хорошо для телепатов.

— Есть основополагающие моральные нормы…

— Пустые слова. — Хит снова начал перебирать истории болезни. — Кто-то когда-то сказал, что сумасшедшие дома будут выполнять свою настоящую функцию лишь тогда, когда девяносто процентов населения земли будут составлять сумасшедшие. В этом случае группа нормальных сможет спокойно перебраться в психбольницы. — Он отрывисто рассмеялся. — Но в психозах тем более нельзя найти основополагающей нормы. Случаев шизофрении со времени Взрыва стало намного меньше; большей частью теперь встречается старческое слабоумие. Вообще, чем больше я работаю с психбольными, тем менее готов принимать произвольные стандарты в качестве истинных. У этого человека, — он поднял одну из папок, — прекрасно всем известное заблуждение: он утверждает, что вместе с его смертью наступит конец света. Что ж… может, так оно и есть — в этом отдельном, частном случае.

— Ты сам говоришь, как больной, — резко сказал Буркхальтер.

Хобсон поднял руку.

— Хит, мне кажется, тебе стоит дать успокаивающее находящимся здесь лыскам. Включая нас. Вы не чувствуете, как растет напряжение?

Все трое ненадолго замолчали, телепатически прислушиваясь. Постепенно Буркхальтер смог разобрать индивидуальные аккорды в нестройной мысленной мелодии, сконцентрированной на больнице.

— Больные, — сказал он. — Как?

Хит, нахмурившись, нажал кнопку.

— Фернальд? Раздай успокаивающие средства- Он дал краткие указания, выключил коммуникатор и встал. — Многие психбольные слишком чувствительны, — сказал он Хобсону. — Вполне может возникнуть паника. Ты уловил ту депрессивную мысль… — Он быстро сформировал ментальный образ. — Я думаю, лучше сделать укол. И еще надо проверить буйных пациентов. — Однако он чего-то ждал.