Пожиратели огня (худ. В Слаук)

У него нет больше в родном племени ни жены, ни детей; ему может наследовать ближайший родственник в имуществе и правах; он считается как бы умершим. С разрешения своего господина он может взять себе новую жену и обзавестись новой семьей в том племени, к которому теперь принадлежит.

Этот обычай настолько глубоко укоренился у всех племен австралийских туземцев, что никогда не было примера, чтобы австралиец не соблюдал всех условий его. Но случаи, когда воины отказывались принять «дар жизни», весьма часты, потому что редкий воин соглашается отречься от своего племени даже ради жизни; так, ни один вождь никогда не согласится принять «дар жизни» и всегда предпочтет ему самые страшные пытки и смерть. Пощаженный, которых в Австралии называют Тода-Нду, то есть «обязанный до смерти», обыкновенно в семье благодетеля считается скорее близким человеком и товарищем, чем слугой; обыкновенно они до самой смерти остаются как бы обязанными жизнью своему благодетелю и всегда проявляют по отношению к нему трогательную благодарность и преданность. Их положение несколько сходно с положением вольноотпущенников в Древнем Риме.

Поддавшись этой явившейся у него мысли, канадец продолжал свой расспрос.

— Воан-Вах женат?

— Нет, Тидана!

— Выдержал ли он испытания на звание вождя?

— Нет, Тидана, Птица-Пересмешник — простой воин!

— И никто не станет оплакивать твою смерть?

Бедняга задрожал всем телом.

— Отвечай мне! — настаивал Дик.

— У Воан-Ваха есть в его краале старая мать! — отвечал пленник.

— Хорошо. Ну, а если я дарую тебе жизнь, примешь ты от меня «дар жизни?

Глаза юноши блеснули слезами.

— Приму, Тидана!

— Будешь ли ты верен мне до самой твоей смерти?

— Клянусь тебе в этом, Тидана!

— Ну так произнеси страшную клятву!

— Пусть мой дух, лишенный тела на погребальном костре, вечно блуждает по свету в образе каракула и никогда не будет допущен в блаженные охотничьи угодья предков, если я не сдержу своих обязательств! — проговорил отчетливо и не торопясь, с некоторой торжественностью молодой воин.

— Хорошо, — сказал Дик, — встань, Воан-Вах, ты сохранишь свое прежнее имя!

— Благодарю тебя, Тидана! — отвечал юноша и разом вскочил на ноги.

— Теперь скажи мне, есть ли еще другие часовые по дороге отсюда к нашему большому краалю?

— Нет, Тидана!

— Тем лучше! — проговорил траппер и теперь уже смело пошел вперед в сопровождении Птицы-Пересмешника. Спустя четверть часа оба они подошли к аванпостам Франс-Стэшена.

— Кто идет? — спросил густой бас Кэрби.

II

Военный Совет. — «Лебедь». — Бегство лесом. — Джильпинг исчез.

— Франция и Канада! — отвечал траппер, знавший пароль.

— А-а… это вы, Дик, — произнес фермер, — вас ожидают с нетерпением. Едва ли эта ночь пройдет благополучно: эти нготаки, как вы знаете, имеют привычку нападать незадолго перед рассветом… А это еще что за птица, что вы с собой привели? — И Кэрби поднял свой фонарь к самому лицу туземца.

— Оставьте его, Кэрби, это мой Тода-Нду, обязанный мне до смерти! — отвечал канадец.

— А-а, это дело другое, — сказал фермер, — иди себе с Богом, никто тебя не обидит!

— Кто на страже сегодня? — спросил Дик.

— Ле Гюэн и Биган со своими нагарнуками-матросами охраняют с трех сторон блокгауз, а Коллинз с четырьмя приисковыми рабочими — с четвертой!

— А Джильпинг?

— Он здесь с нашими друзьями. Он намеревался провести ночь на прииске, чтобы наблюдать за работами!

— За какими работами?

— Да разве вы не знаете, что он взялся в восемь суток поднять со дна подводное судно капитана Спайерса?!

— Ах, да, да… смерть бедного Виллиго совершенно отшибла у меня память!

— Мы узнали от наших лазутчиков, что нготаки собираются сегодня ночью напасть на прииск, чтобы похитить обратно своего кобунга, и потому его превосходительство, лорд Воанго, уступил нашим настояниям и остался во Франс-Стэшене.

— Ну, в таком случае сегодня ночью ничего не произойдет; нготаки не в состоянии напасть на наш блокгауз: им потребовались бы пушки, чтобы разбить наши стены! Прикажите всем забраться в дом, Кэрби, так как нет надобности утомлять наших людей охраной эспланады! А завтра во всей округе не останется ни одного вражеского воина!

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что наши друзья нагарнуки послали им «черный камень проклятия», и нготакам не хватит всех их воинов даже для зашиты их деревень. Не пройдет и суток, если не ошибаюсь, как они поспешат предложить мир, так как едва ли соберут 500 человек, тогда как нагарнуки уже сейчас выставили 2000 душ!

— Ну, я не так уверен в этом, Дик, нготаки соединятся с другим племенами!

— А вы забываете, что и мы можем выставить 30 карабинов в помощь нашим союзникам! Разве вы не знаете, что все племена буша вместе взятые не посмеют пойти против наших, вооруженных карабинами и шестизарядными револьверами! Нет, Кэрби, я опасался нападения сегодня ночью, пока нагарнуки не заявили, что становятся на нашу сторону! Кроме того, огнестрельное оружие ночью, в темноте, стоит не больше, чем стрелы. Я опасался, чтобы эти черти не подожгли нашего дома и не наделали нам хлопот, а теперь, раз они пропустили этот случай, нам их нечего бояться!

— Но вы забываете, что они найдут поддержку в вашем исконном враге!

— Вы говорите о «человеке в маске» и его воздушном судне?! — засмеялся старый траппер. — Счастье его, что у меня не было под рукой моего дальнобойного ружья, когда он явился сюда и кружился над головой; вперед я ему от души советую держаться подальше, если он снова вздумает повторить свой полет над Франс-Стэшеном!

— Не таково мнение капитана Спайерса!

— Пусть он говорит о том, что его касается, — грубовато заметил канадец, — я, конечно, не могу обвинять его в смерти моего бедного друга Виллиго, так как он только защищался, и Виллиго был, конечно, не прав, что напал первый, не предупредив меня о своем намерении, на человека, которого мы приняли в свой дом. Но я все-таки никогда не забуду, что если бы его не привело сюда какое-то злосчастье, то мой верный старый товарищ был бы еще жив… Впрочем, не будем лучше говорить об этом; пусть только капитан Спайерс не занимается обороной Франс-Стэшена: это вовсе не его дело!

— Вы услышите его и всех наших друзей, которые собрались там наверху и ждут вас, и, наверное, измените ваше мнение, не то останетесь один при своем мнении… Нам грозит страшная беда, Дик! Я, конечно, недостаточно сведущ, чтобы понять, в чем дело; но и граф, и Джильпинг, который, при всех своих недостатках, человек ученый, и оба капитана, и их механики — все согласны с мнением Спайерса, а я понял только из их слов, что жизнь всех нас висит на волоске!..

— Ну, это мы посмотрим! — проговорил старый траппер, бывший, по-видимому, сильно не в духе, и, подозвав Коллинза, попросил его немедленно предупредить капитанов Ле Гюэна и Бигана, а также и обоих механиков, что он желает немедленно говорить с ними и будет ждать их в библиотеке. Затем, обернувшись к Кэрби, он сказал:

— Следуйте за мной, и вы увидите, что во всем этом больше дыма, чем огня!

Оба приятеля направились к укрепленной части дома в сопровождении Воан-Ваха, который, как тень, следовал за своим господином.

Этот юный нготак был рослый красивый молодой человек, с открытым, приятным лицом, крепкий и сильно сложенный; как мы увидим впоследствии, канадец поступил очень благоразумно, пощадив ему жизнь.

Дик уже присутствовал при той сцене между капитаном и Джильпингом, когда последний взялся поднять «Римэмбер» со дна озера на поверхность, но все это принимал за фантазии изобретателей; кроме родной стихии, то есть вод озера, Дик не допускал, чтобы это диковинное судно могло что-либо сделать, равно как и его маленькие спутники.

Едва только Дик вошел в библиотеку, где находились на совете ожидавшие его друзья, как тотчас же заговорил на эту тему.