Космические инженеры (сборник)

— Ты так будто жалеешь, что убежал.

— Бывают моменты, что и жалею. Если б начать сначала, то я бы не дал застать себя врасплох. Я бы перевел деньги в какую-нибудь соседскую страну. Подготовил бы новые документы. Зазубрил бы пару учебников, чтобы работать кем-то вроде счетовода и ждать.

— Мы не можем ждать! — выкрикнул Стоун.

— Вспомни старые религиозные распри, — предложил Блэйн. — Войны между протестантами и католиками, между христианством и исламом. Где они теперь?

— Они прекратились благодаря «Фишхуку».

— Все всегда прекращается благодаря чему-то. Иначе не было бы надежды. Ситуация и события упорядочиваются, и вчерашние бури становятся чисто академическими вопросами для историков.

— Неужели ты будешь ждать, — спросил Стоун, — ждать сотню лет?

— Ждать незачем, — сказала Гарриет, — все уже началось. А Шеп подключится.

— Я?

— Да, ты.

— Шеп, выслушай меня, — попросил Стоун.

— Я слушаю, — ответил Блэйн, и, чувствуя опасность, в нем колыхнулось что-то чужое, и дрожь прокатилась по телу.

— Я создал организацию — можно назвать ее подпольем. У меня есть группа паракинетиков, или штат, или комитет, который разрабатывает первоначальные планы и тактику некоторых экспериментов и исследований. С их помощью мы продемонстрируем, что паранормальные люди могут быть полезными человечеству и без «Фишхука».

— Пьер! — воскликнул Блэйн, глядя на Гарриет.

Она кивнула.

— Так вот что ты имела в виду с самого начала. А тогда, на вечеринке у Шарли, ты мне говорила: «Старый приятель, старый друг…»

— Ты считаешь, что я поступила неверно?

— Да нет, почему же.

— Скажи, ты бы согласился, если б я тебе тогда все рассказала?

— Не знаю, Гарриет, честное слово, не знаю.

Стоун поднялся из кресла и сделал несколько шагов в сторону Блэйна. Вытянув руки, он положил их на плечи Блэйну. Его пальцы напряглись.

— Шеп, — твердо произнес он. — Шеп, это очень серьезно и важно. Нельзя, чтобы вся связь человека со звездами шла только через «Фишхук». Человечество не может быть наполовину приковано к Земле, наполовину свободно.

В тусклом комнатном освещении его взгляд не казался жестким. Он казался вдохновенным, а в глазах поблескивали непролитые слезы.

Когда он снова заговорил, голос его уже звучал мягко.

— Есть звезды, — почти шепотом, будто разговаривая с самим собой, сказал он, — где люди должны побывать. Чтобы увидеть, каких высот способна достичь человеческая раса. Чтобы спасти свои души.

Гарриет с деловым видом взяла сумочку, перчатки.

— Вы как хотите, а я с голоду умирать не собираюсь. Идете со мной или нет?

— Я иду, — объявил Блэйн.

И вдруг вспомнил.

Она перехватила мысль и рассмеялась:

— За наш счет. За это пригласишь нас как-нибудь двоих.

— А зачем? — вмешался Стоун. — Он уже в штате и получает жалованье. У него есть работа. Не так ли, Шеп?

Блэйн промолчал.

— Шеп, ты ведь со мной? Ты мне нужен. Без тебя мне не справиться. Мне не хватало как раз тебя.

— Хорошо, я с тобой, — просто ответил Блэйн.

— Ну, раз с этим наконец разобрались, — сказала Гарриет, — пошли обедать.

— Вы идите, — сказал Стоун, — а я буду стоять на страже.

— Но, Годфри…

— Мне надо кое о чем поразмыслить. Есть пара вопросов.

— Пошли, — Гарриет повернулась к Блэйну. — Пусть сидит и думает.

Блэйн последовал за ней несколько озадаченный.

Глава двадцатая

— Теперь рассказывай, — потребовала Гарриет. Они сделали заказ, и Гарриет, устроившись поудобнее за столом, приготовилась слушать.

— Что произошло в том городке? Что было после? Как ты попал в больницу?

— Об этом позже, — отказался Блэйн. — Еще будет время обо всем тебе рассказать. Прежде ответь, что с Годфри?

— Ты имеешь в виду, что он остался в номере подумать?

— Да. Но не только. Выражение его глаз. Эта навязчивая идея. Как он говорит, что спасение людей — побывать на звездах, словно старый отшельник, которому явилось знамение.

— Ты прав, — сказала Гарриет, — все именно так.

Блэйн ошеломлено уставился на нее.

— Это произошло во время того последнего путешествия, — продолжала Гарриет. — Он там тронулся. Что-то он там увидел, что потрясло его.

— Я знаю, — сказал Блэйн. — Иногда в путешествиях встречаешь такое…

— Жуткое?

— Да, конечно, жуткое. Но это не все. Скорее, непостижимое. Процессы, причинно-следственные связи, совершенно невероятные с позиции человеческой логики и этики. Явления, в которых не видно смысла, которые не укладываются в голове. Рассудок человека оказывается бессильным. И это страшно. Нет точки опоры, ориентира. Ты один, абсолютно один, и вокруг — ничего из знакомого тебе мира.

— У Годфри было другое. Нечто, что он понял и постиг. Может, даже слишком хорошо постиг. Это было совершенство.

— Совершенство?

— Я знаю, фальшивое слово. Выспренное. Надуманное. И все же единственно подходящее.

— Совершенство, — повторил Блэйн, как будто бы пробуя слово на вкус.

— На той планете не было ни злобы, ни алчности, ни извращенного честолюбия, которое кует злобу и алчность. Совершенная планета для совершенного народа. Социальный рай.

— Не вижу…

— Задумайся на минуту. Приходилось ли тебе когда-либо видеть предмет, картину, скульптуру, пейзаж, настолько прекрасный и совершенный, что ты испытываешь физическую боль?

— Приходилось раз или два.

— Разумеется. Но картина или скульптура — это предмет вне жизни человека, твоей жизни. Это всего лишь эмоциональное переживание. Практического значения оно не имеет. Ты можешь прожить прекрасно всю остальную жизнь, так и не увидев эту вещь снова, ты только изредка будешь вспоминать ее и, вспоминая, снова чувствовать боль. А теперь представь этику, культуру, образ жизни, который мог бы быть твоим. И это настолько прекрасно, что испытываешь боль, как от гениального полотна, только в тысячу раз сильнее. Вот что увидел Годфри. Вот почему он вернулся «тронутым». Он чувствует себя оборванным мальчишкой из трущоб, из-за ограды увидевшим сказочную страну — настоящую, живую сказку, до которой можно дотянуться, потрогать, но в которую он никогда не попадет.

Блэйн глубоко вздохнул и медленно выдохнул:

— Вот оно что. Вот чего он хочет.

— А ты бы не его месте?

— Наверное. Если б я это увидел.

— А ты спроси Годфри. Он тебе расскажет. Или лучше не спрашивай. Пускай он сам.

— Тебе он рассказал?

— Да.

— На тебя это произвело впечатление?

— Я же здесь, — ответила она.

Официантка принесла заказ: огромные сочные бифштексы с картофелем и салатом. На середину стола она поставила кофейник.

— Выглядит аппетитно, — сказала Гарриет. — Всегда хочу есть. Помнишь, Шеп, как ты впервые пригласил меня пообедать?

Блэйн улыбнулся:

— Конечно, помню. Ты тогда тоже была страшно голодна.

— И ты купил мне розу.

— Кажется.

— Ты такой милый, Шеп.

— Если я не ошибаюсь, ты журналистка. Как же…

— А я и занимаюсь одной историей.

— И эта история — «Фишхук».

— В какой-то мере, — пробормотала она, принимаясь за бифштекс.

Некоторое время они ели почти молча.

— Послушай, — прервал молчание Блэйн, — При чем здесь Финн? Годфри считает его опасным.

— А что ты знаешь о Финне?

— Немного. Из «Фишхука» он исчез до того, как я там появился. Но слухи остались. Когда он вернулся, он начал визжать. Что-то с ним случилось.

— Случилось, — подтвердила Гарриет. — И теперь он ходит повсюду со своими проповедями.

— Проповедями?

— Изгнатель дьявола, экзорсист, потрясающий Библией. Только без Библии. Доказывает, что звезды — зло, что человеку место на Земле. Здесь он в безопасности, а там его поджидает зло. И что ворота исчадью зла открыли парапсихи.

— И его проповеди слушают?

— Слушают, — подтвердила Гарриет. — Люди в восторге от них. Они в них купаются. Ведь для них-то звезды недосягаемы. Поэтому анафема звездам им по вкусу.