Мир приключений 1974 г.

— Это вам, — сказала она Укладовой с милой улыбкой. — Таблетки запейте микстурой.

Укладова послушно выпила, подала сестре пустую мензурку в руку, но та ловко подставила поднос. «Молодчина!» — отметил Сергей Петрович, провожая взглядом уходящую девушку.

— Кстати, — обратился он к Укладовой, — почему из Магадана вы не летели самолетом? Такая даль! Проще и быстрее.

— Не поверите: ни разу еще не летала. Боюсь! — с улыбкой призналась та. — Смешно сказать, но боюсь. Что со мной поделаешь!

— Понимаю. — Он тоже улыбнулся. — А билет на поезд у вас в Чите взят. Ведь, насколько я знаю, из Магадана сначала во Владивосток плывут или в Находку, а уж там…

Укладова рассмеялась:

— Вот вы о чем! Так я же в Чите остановку делала. Отпуск у меня большой, а в Чите сестра мужа живет, у нее недельку погостила. Вы билет у меня в пальто нашли?

— Нашел… — Митин изобразил легкое смущение. — Подолгу службы, так сказать. Ваш муж тоже в Магадане работает?

На лицо женщины набежала тень: она отвернула голову в сторону, скорбно сжала губы. Глаза ее слегка увлажнились. «Напрасно спросил», — подумал он и добавил, чтобы сгладить вопрос, который оказался неуместным:

— Я к тому, что муж беспокоиться будет. Ведь вам, Галина Семеновна, полежать здесь придется.

— В прошлом году у меня муж умер, — тихо сказала она и вздохнула: — Рак… в два месяца скрутило.

Оба помолчали. Женщины на соседних койках зашептались.

— А дети есть? — участливо спросил он, надеясь отвлечь женщину, и опять не угадал: лицо ее сморщилось, стало некрасивым, она пошарила под подушкой, нашла носовой платок и, приложив его к глазам, закрыла им почти все лицо.

— Был у нас сын… единственный, — глухо проговорила она сквозь платок. — На стройке работал, верхолазом. Одна я осталась…

Митин заерзал на табуретке, проклиная себя в душе. У женщины умер муж, единственный сын, вероятно, разбился, ее самое ограбили и чуть не убили, и он еще тут со своими дурацкими вопросами… «Удивительная бестактность!» — корил он себя.

— Извините, Галина Семеновна, откуда я мог знать! Тяжело вам, я понимаю. Но давайте вернемся к нашему делу. Какие у шофера приметы? Обрисуйте, пожалуйста, его внешность. Молодой он, старый, толстый, худой? Одет как? Если бы встретили его на улице, узнали бы?

Она насухо вытерла покрасневшие глаза.

— Конечно, узнала бы. Боже мой, он как живой перед глазами! Молотком замахнулся… всякий запомнит. Одет в какую-то куртку, с «молнией», кажется. Темная фуражка, знаете, как у всех таксистов. Пожалуй, молодой: лет тридцать—тридцать пять, не больше. Высокий, худощавый такой…

— Нос какой? Цвет глаз?

Шариковая ручка следователя быстро скользила по бумаге.

— Нос прямой. Глаза?.. Темные, вероятно карие. Да ведь я к нему особенно-то и не присматривалась.

— Так, хорошо… Но мне хотелось бы что-нибудь такое, что отличало бы его от других людей. У нас это называется особыми приметами.

— Особые приметы? — Женщина нахмурилась, припоминая, затем лицо ее посветлело и она воскликнула: — Вспомнила! Есть особая примета, есть! Шея у него была забинтована. Только сейчас вспомнила.

— Вот это уже интересно! — оживился следователь. — Это мне и надо было! Как забинтована, чем? Бинт или, может, просто платком завязана?

— Не знаю. Белая такая повязка. Кажется, платок. Как я могла забыть?! — сокрушалась она. — Уж вы меня извините, Сергей Петрович. Шея забинтована — это точно!

— А цвет машины?

— Вот цвет затрудняюсь точно назвать. Помню, что светлая, не то серая, не то желтая. Ночью ведь. Очередь, каждый хватает машину, где тут на цвет смотреть.

— В милиции вы сказали, что у вас похищены золотые часы.

— Да, «Заря».

— Когда он их у вас взял? До того, как ударил, или после?

— Он все вытаскивал меня из машины, понимаете? А я за сумку держалась и за чемодан. Уже потом, когда очнулась под аркой, увидела, что и часов нет. Сорвал, когда без памяти лежала.

Она показала всем обнаженную по локоть руку. На коже запястья была небольшая розовая ссадина.

— Понятно. А теперь, Галина Семеновна, перечислите, пожалуйста, все вещи, какие у вас были в чемодане и сумочке. Впрочем, может, вы хотите позавтракать? Я подожду.

— Нет-нет, у меня совсем нет аппетита, — отказалась она.

Сергей Петрович не любил эту часть своей работы; надо было составить перечень всех похищенных вещей, причем описать их цвет, наружный вид, степень изношенности, размер и еще многое другое, что потом могло пригодиться для их опознания. Не любил и поэтому всегда заставлял себя выполнять ее особенно тщательно. В животе у него от голода было неспокойно, во рту горечь от сигарет, а он все задавал вопросы и писал.

Наконец Укладова не выдержала и жалобно попросила:

— А может, в другой раз продолжим, Сергей Петрович? Устала я, голова опять заболела, и вообще мне что-то нехорошо…

— Да, да, конечно! — спохватился он. — Основное я записал. Большое вам спасибо, извините, замучил я вас. Вот, прочтите и подпишите.

— Вещи и деньги жалко, конечно, но что поделаешь, раз такое получилось! — Она подписала протокол, не читая. — А вот документы, паспорт? Как я без них теперь?

— Ну, это самое легкое! Выдадим справку, что они похищены при ограблении, получите новый паспорт. Да и вещи, я надеюсь, отыщем.

— Спасибо вам. — Укладова закрыла глаза.

В коридоре Митин встретил медсестру Валю.

— А вы молодчина! — похвалил он ее. — Операцию провели как надо! К мензурке не прикасались?

— Ой, что вы! — Лицо у девушки покрылось румянцем. — Я все боялась: а вдруг уроню!..

В кабинете Сергей Петрович попросил у врача два небольших куска картона, осторожно взял мензурку пинцетом за край, поставил на одну картонку, сверху прикрыл другой и обвязал шпагатом. В такой упаковке отпечаткам на стекле не грозила опасность чьих-либо случайных прикосновений.

— Вон как это делается! — с уважением произнес врач, наблюдая за действиями следователя. — Получили вы что-нибудь от разговора с больной?

— Конечно, за тем и приходил, — устало улыбнулся ему Митин. — Картина для меня кое в чем прояснилась.

— А скажите, если это не секрет, как вы собираетесь ловить, то есть искать преступника? Ведь это все равно, что в стоге сена… Не представляю!

— Видите ли, особых секретов у нас нету, а есть специфика, как и во всяком деле. Вы привели неверное сравнение: Москва не стог сена и преступник не иголка. Для того чтобы найти иголку, надо перерыть весь стог. В данном случае в этом нет необходимости. Вы понимаете меня?

— Да, да, понимаю, — подтвердил врач, хотя и ничего не понял.

— Здесь преступник таксист — следовательно, искать его надо в таксомоторных парках. Как видите, все очень просто.

Глава пятая

От голода и бессонной ночи у Сергея Петровича началась легкая головная боль, солнечный свет резал воспаленные глаза.

Он осмотрелся, надеясь увидеть поблизости столовую или закусочную. Больница была старая, в свое время она находилась на окраине Москвы, но город разросся, обступил ее большими домами, вокруг тихого больничного сада пролегли троллейбусные и автобусные линии, понесся бесконечный поток машин. За ближайшим углом Сергей Петрович нашел небольшое чистое кафе и пристроился у окна с опущенной шторой.

Горячий кофе, приготовленный в сверкающем никелем аппарате «Экспрессо», против ожиданий, оказался вкусным, ватрушка свежей, и он ел с удовольствием. Сейчас ему не хотелось думать ни о показаниях Укладовой, ни о таксисте. Нужен был какой-то интервал, временное отстранение от этого дела, и он развернул газету. Читать серьезные статьи не хотелось, и он углубился в фельетон на последней странице. Но уже через минуту поймал себя на том, что думает уже совершенно о другом. Сколько бывало случаев, когда беспечные таксисты оставляли таксомотор, не закрыв дверцы и не вынув ключ зажигания, а потом, бледные и испуганные, сообщали постовому, что кто-то угнал машину. Похитители использовали ее в своих преступных целях и бросали где-нибудь на тихой улице или в дачной местности. Что, если и сейчас было точно так же?