Избранные сочинения в 2 томах. Том 2

— Поздравляю. У жабы — жабры…

— Не придирайся. Просто рифма подходящая попалась.

Тимофей включил приемник. Послышались характерные прерывистые сигналы, булькание, хрипение… Похоже, что заработала телевизионная установка. Во всяком случае, этот хрип напоминает ее работу. А вот и знакомый ЭВ-2. До чего же четки и надежны его сигналы, звонкие как у хронометра…

Вот еще какое-то рычание, писк, далекая пулеметная очередь. И вдруг сигналы затихают, только слышно шипение и легонький треск.

Бабкин посмотрел на часы. Слишком рано выключился передатчик.

— Тимка! Авария! — закричал Багрецов и сразу же полез под аккумуляторный каркас.

Там вновь засветилась банка, затрещали искры. Короткое замыкание! Еще немного — нагреется вся батарея, начнут разрушаться пластины. Радиостанция, аппараты, все, ради чего создана эта летающая лаборатория, перестанут работать, а главное — как ее тогда посадить на землю, если радиоуправление не действует?

Это уже вторая испорченная банка. Как они сюда попали? Умышленно или по халатности?

— За такие вещи убивать надо, — стиснув зубы, хрипел Тимофей. (Гайка опять не отвинчивалась.) — Найти бы мне этого молодца. Задушил бы собственными руками.

С трудом отвинтив гайку, Бабкин освободил кабельный наконечник и случайно выпустил его из рук. Наверху что-то затрещало. Тимофей мгновенно поймал наконечник, стал подсовывать его под гайку другой аккумуляторной банки, но мешала искра, она прыгала, слепила глаза.

— Оставим так, — посоветовал Вадим. — А то еще хуже будет.

От этой группы аккумуляторов работали лишь несколько метеоприборов и телекамера, чтобы наблюдать за облаками. Пусть аккумуляторы остынут, отдохнут, а потом их можно будет включить опять.

— Уф! — облегченно вздохнул Бабкин, вылезая из-под каркаса. — Ну и работка!..

Стоя на коленях, Багрецов прислушивался. Не трещит ли еще где искра? Не испортился ли аккумулятор в другой группе? Ведь таким образом их все можно поотключать. Что же тогда будет? Тяжело поднявшись с колен, он вдруг почувствовал противную слабость, растекающуюся по всему телу. Минуту стоял неподвижно, затем переборол себя и вновь прислушался. Никаких посторонних звуков. Монотонно постукивали реле, жужжали моторчики. Лаборатория работала нормально.

Сильный ветер гнал диск к югу. Проплывали степи Херсонщины, Днепр сверкнул голубизной. Посреди реки — пароходик, сверху казавшийся игрушкой. Бумажные корабли пускают ребятишки — проплывет немножко, намокнет и утонет. Дурные мысли, от них не отвяжешься. «Хорошо бы, нашли записку в Тимкином ботинке… мечтал Вадим. — Или Римма догадалась, что мы не могли уехать. Да, но самое главное: ведь она должна передать мою записку Нюре. Там ясно сказано, что мы еще увидимся. А в общем, надежда слабая. Воля случая или помощь добрых фей. Тимка, конечно, не верит в случайности, не верит и в добрых фей. Кстати, хорошо рифмуется: «Надуваясь, мимо фей ходит гордый Тимофей…»

Прошло два часа, и вдруг почему-то стало совсем темно, точно люк закрыли. Нет, это синяя густая мгла повисла над землей. Неужели гроза? Раскаты грома доносились издалека, как гул приближающейся бомбардировки.

Диск постепенно притягивался к нижней кромке грозовой тучи. Куда же она его занесет? Резкий толчок заставил Вадима крепко уцепиться за крышку люка.

Неожиданный вихрь закрутил, завертел диск, как оторвавшийся от дерева листок. Казалось, что диск вот-вот ударится о землю или переломится пополам, вроде лепешки.

Оглушительный треск. В люке блеснула молния. За ней, изогнувшись вопросительным знаком, появилась другая, плотная, осязаемая, точно раскаленная полоса толщиной в руку.

Вадим на мгновение позабыл о страхе. На земле не очень уж много людей, видевших молнию так близко.

Снова грохот. Еще немного — и молния ворвется в люк, помчится дальше по коридору…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В ней рассказывается о других хороших людях. Хотелось бы им устроить счастье, да пока ничего не получается. Потом с ними встретится Римма. Все ею любуются, но автору Римма не нравится, в чем он и признается чистосердечно.

Много было друзей у Багрецова. С одним из них, самым близким, он сейчас путешествовал над землей, а другие, более счастливые, уверенно ступали по ней и не подозревали, что наверху творится. Но возвратимся немного назад.

Бабкин всегда оберегал Димку от пустых увлечений, почти к каждой его знакомой относясь настороженно. Только Нюра Мингалева пользовалась его симпатией, и, может быть, потому, что в данном случае беспокоиться нечего, Димка в полной безопасности. Они просто друзья.

Странная, конечно, дружба. Работали вместе, но очень недолго: Нюра аккумуляторщицей на испытательной станции у Павла Ивановича Курбатова, а Вадим вместе с Бабкиным приезжали туда в командировку устанавливать контрольные приборы.

Не всем девушкам удается жизнь. Не все они бывают счастливы. Так и с Нюрой. Училась мало, нянчила чужих ребят. Надоело. Кончила курсы электриков и уехала в пустыню на испытательную станцию. Страдала от неразделенной и даже невысказанной любви к своему начальнику и считала себя самой несчастной в мире. Потом было еще хуже. Студент-практикант Жорка Кучинский (о нем ни Багрецов, ни Бабкин до сих пор не могут говорить спокойно) подбил Нюру достать образец фотоэлементной ячейки, — тогда уедет аспирантка, в которой Нюра видела свою соперницу.

Вся эта история всплыла наружу, пришлось уехать. Не могла Нюра смотреть в глаза любимому человеку, да и другим честным людям. До конца жизни запомнит она этот урок, запомнит и Багрецова, он больше всех из-за нее страдал.

Нюра возвратилась к тетке, в маленький городок Запольск. Поступила в заочный электротехнический институт, а подыскать себе подходящее место, где бы могла применить свои знания и кое-какой опыт, полученный на испытательной станции, не сумела. В городе не было ни лабораторий, ни заводов. Устроилась на авторемонтной базе, где чинила автомобильные и тракторные аккумуляторы. Постепенно стала свыкаться с новой работой, но вот умерла тетка, ребятишки подросли, их взяли в детдом, Нюра осталась одна, ходила по опустевшим комнатам, в слезах засыпала, просыпалась со слезами. Не скрыла этого от Багрецова, написала.

Примерно через месяц на имя Анны Васильевны Мингалевой пришло официальное приглашение от Курбатова — начальника новой фотоэнергетической лаборатории, находящейся возле деревни Высоково, Орловской области. Нужны были опытные работники на аккумуляторную подстанцию. Так вот, не желает ли товарищ Мингалева приехать в Высоково. Комната в общежитии сотрудников, подъемные и все прочее будет обеспечено.

Как ни хотелось Нюре поехать, но пришлось ответить вежливым отказом. Не могла она вновь встретиться с Курбатовым — рана еще не зажила, — не могла еще и потому, что вместе с ним работала аспирантка Лидия Николаевна Михайличенко. Видеть их рядом — одно страдание.

Получив отказ, Курбатов развел руками. Как можно пренебрегать столь заманчивым предложением. Впрочем, кто этих девиц поймет?

Нюра и не предполагала, что по просьбе Багрецова сама Михайличенко заинтересовалась ее судьбой. Как-то однажды в лабораторию Курбатова приехал Дерябин. Нельзя ли, мол, попробовать мощные курбатовские плиты в «Унионе»? На больших высотах, где нет облаков и туманов, преобразовывая солнечный свет, они могли бы служить надежным источником энергии, что впервые было блестяще подтверждено во время полета спутников и космических ракет. Солнечная батарея Курбатова, построенная на совершенно новом принципе, могла дать значительную энергию — ведь поверхность «Униона» огромна. Это не спутник.

Тут же Борис Захарович спросил, нет ли у Курбатова лишнего лаборанта или техника, знакомого с фотоэнергетикой? Может быть, отпустите? Отпустить было некого — сами приглашали. Михайличенко посоветовала пригласить Мингалеву. Она знает не только курбатовские плиты, но и новые ярцевские, аккумуляторы. Хорошая лаборантка. Учится. Возьмите — не пожалеете.