Кошачьи врата : Преданья колдовского мира. Кошачьи врата

Большие многофасеточные глаза мигнули. Дайрин смотрела, не мигая.

— Приготовься, — шепнула девушка Ротару. — Они как раз собираются захватить нас.

Вниз в яму устремилась липкая сеть, её бросили пауки-слуги. Она частично прилипла к выступающим корням, но середина упала на двоих людей.

— Пусть они до самого последнего момента считают, что мы беспомощны, — сказала Дайрин.

Ротар не стал её переспрашивать; сверху им на руки и ноги падало всё больше нитей. Вокруг них сплетали тускло-серую паутину. И ничего блестящего, как раньше мысленно видела её Дайрин, в ней не было. А может, злая цель убила тот блеск.

Нити падали, а девушка, не отводя взгляда, смотрела прямо в огромные чуждые глаза, холодные и смертоносные глаза ткачихи. В них направляла Дайрин свою силу, которую передала ей Ингварна, пытаясь проникнуть в мозг за этими огромными глазами. Нетренированная в искусстве Мудрых Женщин, она инстинктивно знала, что это единственная форма нападения, которая может спасти их.

Неужели эти гигантские глаза слегка потускнели? Девушка не была уверена, так как не могла слишком опираться на только что вернувшееся к ней зрение.

Нити перестали падать. Но на краю ямы началось движение.

Пора! Собрав все силы, используя все резервы, Дайрин нанесла прямой мысленный удар по ткачихе. Причудливая фигура дёрнулась и испустила крик, в котором не было ничего человеческого. Потом она застыла на мгновение, и уродливое кошмарное тело упало и скрылось из вида. Дайрин почувствовала, что больше ничего не давит на её мозг. Напротив, она уловила панику, страх, уничтоживший всю силу ткачихи.

— Они… они уходят! — крикнул Ротар.

— Наверно, на время, — Дайрин по-прежнему испытывала к этим существам у станков почтительное опасение. Они не считали её достойным противником и потому не использовали всю свою мощь. Но теперь, когда ткачихи потрясены, сбиты с толку, они с Ротаром выиграли время.

Молодой человек рядом с ней неловко сбрасывал нити. Они легко спадали с шёлковых покровов. Дайрин стала делать то же самое. И тут она замигала. Теперь, когда не нужно было сосредоточивать взгляд на ткачихе, девушка обнаружила, что ей трудно смотреть. Только с большим усилием могла она сосредоточить взгляд на предмете, ясно увидеть его. Этому ей ещё предстоит учиться, как раньше она училась видеть пальцами.

Хотя Ротар и морщился, используя одну лишь левую руку, он всё-таки сумел, цепляясь за корни, выбраться из ямы. Потом расстегнул пояс и опустил его вниз.

Выбравшись из земляной тюрьмы, Дайрин долго стояла, поворачивая голову направо и налево. Она не видела их в тени деревьев, но они были там: и ткачихи, и пауки. Но одновременно она чувствовала, что они всё ещё потрясены; вся их целеустремлённость и сила зависела от одной, той, которую Дайрин победила.

Все они были одного рода: и люди-пауки, и просто пауки. Все подчинялись воле Великой, её мысли контролировали их, они были её орудиями, продолжениями её самой. И пока Великая Ткачиха не пришла в себя, эти не опасны. Но сколько будет продолжаться эта передышка?

Дайрин смутно увидела впереди более яркое пятно, в темноте зловещего леса сверкнул солнечный свет.

— Пошли! — Ротар крепко схватил её за руку. — Берег в том направлении!

Девушка позволила ему утащить себя, подальше от потерявших предводительницу пауков.

— Сигнальный огонь, — говорил Ротар. — Я только зажгу его, и капитан сразу приведёт корабль.

— Почему ты пришёл — один с корабля? — неожиданно спросила Дайрин, когда они вышли из леса на ярко освещённый солнцем береговой песок. От этого света глаза так заболели, что ей пришлось прикрыть их рукой.

Глядя в щели между пальцами, Дайрин увидела, как Ротар пожал плечами.

— Какая разница, как умрёт человек, который уже мёртв? Необходимо было добраться до тебя. Капитан этого сделать не мог: после заклинаний разбойника он был ещё слишком слаб, хотя очень сердился из-за этого. А больше он никому доверять не мог…

— Кроме тебя. Ты говоришь о себе как об уже мёртвом, но ты ведь не мёртв. Я была слепа — теперь я вижу. Мне кажется, Устурт нам обоим дал нечто такое, от чего мы легко не откажемся.

Его мрачное лицо, с тёмными и старыми глазами, неожиданно посветлело, он улыбнулся.

— Леди, правду говорили о твоей силе. Ты из числа тех, кто может заставить человека поверить во что угодно, даже в себя самого. А вот и наш сигнал.

Воин указал на груду плавника. И хотя песок ускользал из-под его ног, оставил девушку и побежал к этой груде.

Дайрин пошла за ним чуть медленнее. Есть капитан, есть Ротар, который ради неё рисковал жизнью, хотя и говорил, что невысоко её ценит. Возможно, теперь в её жизни появятся и другие; со временем, может, у неё даже будет свой очаг. Надо сплести эти предстоящие годы, и сделать это нужно умело, подбирая одинаковые по цвету нити, потому что раньше она ткала в темноте. Но теперь прошлое позади. И не нужно оглядываться через плечо на тьму леса. Она должна смотреть вперёд, в открытое море, ожидая, какой будет следующая нить для её ткани.

Песчаные сёстры

1

Девочка родилась на рассвете, когда туман ночи Торовых топей ещё висел, густой и влажный, у стен зала Келвы. Что само по себе уже было дурным предзнаменованием: все знают, что в это время рождаются дети с даром предвидения, дети необычные; это последний момент предыдущего дня и первый — последующего. А лучшее время для рождения нового человека племени торов — при полном лунном сиянии Сверкающей.

Да и родился ребёнок не здоровым и крепким, какой входит в мир с криком, требуя жизни и еды. Сморщенная кожа крошечного тельца казалась тусклой, новорожденная лежала на руках знахарки неподвижно. И даже не пыталась вдохнуть воздух. Но народу Тора нужны все дети, каждая новая жизнь — преграда на пути тьмы, и потому постарались спасти и эту жизнь.

Знахарка прижалась губами к холодным вялым губам ребёнка и начала вдыхать воздух в его лёгкие. Девочку согрели, её трясли, и наконец она слабо заплакала — не приветствуя жизнь, а протестуя против неё. При этом звуке Мафра наклонила голову, внимательно слушая звук, больше похожий на крик пойманной в ловушку птицы, чем на голос настоящего ребёнка торов.

Глаза Мафры не видели, они давно уже затянуты плёнкой, через которую не пробивается никакой свет, на зато у неё есть другое зрение. Когда к ней принесли ребёнка, чтобы он получил благословение матери дома и клана, Мафра не протянула руки навстречу маленькому телу. Напротив, она покачала головой и сказала:

— Она не нашей крови. Дух, который избрал её тело, не пришёл. Вы призвали к жизни…

И тут она замолчала. Женщины, принёсшие ребёнка, отступили от знахарки, а она смотрела на девочку, закутанную в ткань, как на скользкое болотное существо.

Мафра медленно поворачивала голову, и её невидящие глаза по очереди устремлялись на каждую женщину.

— Однако никто не должен и думать о смерти этого ребёнка, — резко сказала она. — Его кровь — это наша кровь, его кость — наша кость. И вот что я вам скажу: мы должны привязать к себе то, что живёт в этом теле, потому что это великая сила, которую ребёнок должен научиться использовать. А когда научится, эта сила станет могучим инструментом и оружием.

— Но ты не дала ей имени, мать клана. Как может она жить в доме клана, если у неё нет свободно данного имени? — спросила самая храбрая из женщин.

— Я не могу подарить ей имя, — негромко ответила Мафра. — Спросите у Сверкающей.

Наступило утро, и туман плотным занавесом закрывал небо. Но вдруг, словно слова Мафры призвали это существо из воздуха, к женщинам устремился большой серебристо-серый мотылёк, один из ночных воздушных танцоров. Он сел на покров ребёнка, несколько раз развёл и свёл крылья. И тогда знахарка сказала:

— Турсла… — так звали девушку-мотылька в старинном предании о Турсле и Жабе-Дьяволе. Так было дано имя ребёнку с-духом-не-из-клана, имя само по себе необычное и предвещающее зло.