Искатель. 2009. Выпуск №7

Дойдя до скверика, за которым располагалась станция метро, похожая на круглый торт, Николай Алексеевич с удивлением обнаружил недавно построенный фонтан со скульптурной композицией. Атапин давненько не бывал в этом районе центра. Кому посвящен памятник, было ясно с первого взгляда, — Адаму и Еве. Обе фигуры сидели, свесив ноги, на Змее размером с откормленную анаконду, а между ними торчало металлическое дерево с шарообразной кроной. Атапин покрутил головой и, не обнаружив нигде поблизости серебристого костюма, направился к весело журчащим струям, распространявшим в воздухе свежесть и умиротворение.

Затем он стал рассматривать латунные фигуры, медленно обходя фонтан. Ева держала на раскрытой ладони яблоко перед лицом Адама, вернее, не перед лицом, а повыше, перед лбом. Не обращая никакого внимания на суженого, она с торжествующим видом глядела на яблоко, будто это была только что врученная ей коробочка с дорогим обручальным кольцом. Судя по выражению лица, девушка испытывала чувство глубочайшего удовлетворения — гораздо более глубокого, чем сексуальное. Она словно бы говорила, имея в виду Адама: «Наконец-то созрел, дубина! Хотя куда бы ты делся!» Адам же, похоже, пребывал в прострации, глядел с отрешенным, подавленным видом, причем совсем не на яблоко и не на Еву, а куда-то себе под ноги. Ему бы подошли слова: «Блин! Что я, дубина, наделал! Жениться-то зачем?» Что до Змея, извивавшегося у подножия дерева, то на его обращенной к Еве похотливой морде читалось нетерпение старого хрыча, который включил на видео классическую немецкую порнушку и никак не дождется, когда же в сарае с сеном на альпийской скотобазе закончится прелюдия и фрау свинарка начнет наконец вытворять со своим ухажером пастухом «фантастишен».

По лицу Атапина невозможно было понять, что он думает по поводу представленной здесь сценки из райской жизни. Скорее даже можно было сделать вывод, что он вообще ничего о ней не думает, а занят размышлениями о чем-то своем. Так или иначе, от разглядывания скульптур Николая Алексеевича отвлек звонок на мобильный. На табло высветилось: «Миха».

— Алле, Миша, я слушаю.

— Здорово еще раз, Коль, — послышалось в трубке. — Слушай, ты можешь подъехать к нам на яхту?

— Вообще-то, не очень, — Атапин посмотрел на часы. — Тут кое-какие дела есть. И еще я хотел к матери в больницу съездить.

— А, ну жаль. А то я сейчас наконец дозвонился до Вадима, ну этого, Олеговича, начальника отделения Сбербанка.

— Ну-ну, и что?

— Ну, я позвал его завтра на яхту пообедать. А он сказал, что может только сегодня, а завтра — нет. В общем, приедет. У нас же капитан все-таки ты, втроем выпили бы, как полагается, поговорили бы с ним, может, он наконец даст ссуду, козлина. Столько денег на него потратили — должен уже дать. Так что, подъедешь? Ну, заскочи в больницу к матери — и сюда по-быстрому, а? Он сказал, что ненадолго приедет. Где-то через час будет, я тогда постараюсь его задержать.

— Я точно не успеваю. Если только прямо сейчас к тебе гнать.

— А мать как же?

— Не знаю, — Атапин тяжко вздохнул. — Ну а чего мать? Позвоню сестре, она наверняка сегодня к ней заедет — практически каждый день там бывает.

— Этого гребаного Вадика давно пора к стенке прижать, а то уже достал — завтраками кормить.

— Да не говори.

— Я тут прикинул, он нам уже четыре месяца какие-то тупые отговорки втюхивает и соскальзывает, а сам на яхту без конца с дружками заваливается попить-погулять на халяву.

— Хорошо, я еду, но, сам понимаешь, смотря какие пробки, часа через два, наверно, буду. Если не успею, ты сам его это…

— Ага. А то бред какой-то получается. Мы без его помощи все бумаги подготовили и по его подчиненным ходим, как обычные чайники с улицы. На хрен, спрашивается, такой знакомый, если мы сами все инстанции в их банке проходим и ждем, пока каждый мелкопузый завотделом наше дело рассматривает по два месяца? И каждый ни мычит, ни телится. Я думаю, хватит с ним нянькаться. Или Сбербанк дает кредит, или пусть идет в жопу.

— Да, сегодня надо какую-то черту подводить.

— Хотя если не даст кредит… Бизнес-то на нашей посудине мы делать будем — от берега все равно далеко не отходим, а вот кругосветка чугунным тазом накроется — не сможем яхту подготовить как следует.

— Ладно, не вой — луна еще не вышла. Давай, я еду.

Атапин сунул телефон в карман брюк и, разминая шею, покрутил головой. И когда откинул голову назад, посмотрел в ясное дневное небо, где увидел нежнейший прозрачно-белый лепесток луны.

Он опустил голову и, задумчиво глядя себе под ноги, стал дальше по кругу обходить фонтан. И тут, подняв взгляд, внезапно увидел стоящих рядом друг с другом Клепанова и ту самую высокомерную брюнетку в белом платье. В руке она держала бордовые розы, а у Петра Леонидовича руки были свободны.

Черт! Откуда он взялся?! Его же тут не было! Эти суетливые мысли отразились на лице Николая Алексеевича в ту секунду, когда стало ясно, что он замечен — Клепанов сразу же уставился на Атапина, потому что разговаривал с девушкой, стоя как раз лицом к нему. Но что странно, Петр Леонидович при этой, казалось бы, неожиданной встрече не проявил ни малейшего удивления, а уж тем более замешательства. Судя по всему, смущение подавлял в себе только Атапин.

Николай Алексеевич медленно продолжил движение вперед и, когда уже почти поравнялся с парочкой, слегка кивнул Клепанову, как бы давая понять, мол, надо же, такой большой город, а все равно нет-нет да и встретятся знакомые люди совершенно случайно.

Едва Атапин отошел от них на пару шагов, Петр Леонидович, чуть повернув голову, вдруг бросил ему в спину:

— Что, Коля, уже есть результат?

Было жарковато, а тут Николая Алексеевича и вовсе пот прошиб, на лбу выступила испарина. Он развернулся.

— Думаю, вряд ли, — продолжил Петр Леонидович, скосив на него взгляд через плечо. — Поэтому не надо за мной ездить. Иди отсюда, делом займись. — Сказал и отвернулся.

По выражению лица Атапина было видно, что он мучительно пытается найти чем ответить.

Его взгляд встретился с взглядом брюнетки. Она, как и во время парковки, смотрела на него — и сквозь него на весь мир — с пресыщенностью и ледяным отсутствием интереса. Николай Алексеевич опустил взгляд и увидел в своей руке пакет с ломиком, о котором он вроде совсем забыл.

Клепанов в это время демонстрировал свой безупречно подстриженный затылок, и получалось, что для того, чтобы ответить ему что-нибудь в глаза, пришлось бы к нему подойти.

— Кто это? — спросила в этот момент брюнетка, переведя взгляд с Николая Алексеевича на Петра Леонидовича. Ее голос звучал бы, пожалуй, капризно, если бы не был столь безразличным.

Атапин приподнял левую руку, в которой держал пакет, сунул в него правую руку и взялся за ломик.

— Так, знакомый по работе, — ответил Клепанов и чуть громче, похоже, чтобы гарантированно быть услышанным Атапиным, но не поворачивая головы, добавил: — Никто.

Николай Алексеевич уставился на отменный затылок Петра Леонидовича с ненавистью и одновременно с мучительной думой. Все крепче сжимая в руке ломик, он, похоже, не знал, что делать.

— Ну и знакомые у тебя, — прокурлыкала брюнетка, не стесняясь присутствующего и явно все слышащего Атапина. — Он знаешь на чем приехал? На «Форде».

Ударение в слове «Форде» было сделано на «е».

Услышав это слово с этим ударением, отдававшим провинциальностью и, главное, глухим, беспросветным невежеством, Николай Алексеевич вдруг преобразился. Он отпустил правой рукой ломик, так что тот вновь упал на дно пакета, который он держал в левой руке, и от души, беззаботно рассмеялся.

Клепанов повернулся на смех, и его спутница также посмотрела на Атапина.

— На «Форде»! — передразнил ее Николай Алексеевич тем тоном, который больше подошел бы восклицанию «Эврика!». В его интонациях и выражении лица было торжество и одновременно некое сожаление.

— Я, как видишь, занят, — сказал Петр Леонидович. — Ты не мог бы оставить нас? Заранее спаси… — Клепанов благодарил Атапина голосом, в котором не было ни капли благодарности, а только одно соблюдение офисных правил общения, и, еще не договорив, он уже начал отворачиваться, когда Николай Алексеевич прервал его: