Имя нам — легион

Филипп молчал. Мальчишка, корил он себя, поставили тебя на место, так тебе и надо; контракт подписал, субординацию изволь соблюдать. Значит, шутки в сторону. Он сказал:

— Растолкуйте вы мне подоходчивей, господин офицер, как все-таки выглядит наш мир в продвинутом терранском представлении? Если это не военная тайна, конечно.

— Да какая там тайна! — удивился Игорь Игоревич. — Барахло ваш “Мир”, барахло и рухлядь, как вам только не совестно людей на него посылать?

Он насладился мгновенным замешательством и растерянностью собеседника (ничья, один — один!) и продолжил:

— Ну а если серьезно, то выглядит все примерно так… — Он замялся. — На словах, понимаете, трудно, я не настолько хорошо владею русскоязычной научной терминологией… Как, возможно, и вы. Фильм тоже не готов. Вы меня простите, Фил, если я предельно утрирую для наглядности?

Филипп поспешно закивал: “Разумеется”.

Игорь Игоревич выхватил сигару, но не раскурил, а принялся ловко, точно престидижитатор, крутить между пальцами. Сигара мелькала, рисуя замкнутую и перекрученную линию: указательный — средний, средний — безымянный, безымянный — мизинец. Назад. В стакане с недопитой им водой лопались пузырьки. Клавочка с точностью автомата рубила широким сверкающим ножом салат. Посерьезневший Филипп сосредоточенно ожидал раскрытия секретов Природы.

— Оставим пока в стороне сложные структуры мироздания, такие, как “вертикальные кальки” или совсем уж экзотические э-э-э… “эйдетические сингулярности”, и не будем покидать плоскости планетарной эклиптики с ее трехмерным пространством и преимущественно однонаправленным временем, хорошо? — спросил Игорь Игоревич.

Филипп кивком подтвердил, что да, хорошо, конечно, и сказал:

— Эйдетические сингулярности — это круто! Пусть непонятно, зато круто. Это, Игорь Игоревич, впечатляет! Спишете потом слова на бумажку, а? Буду перед девушками эрудицией щеголять.

— Да будет вам, — смутился Игорь Игоревич; даже сигару выронил. — Это же чистейшей воды катахреза, если разобраться. Я ее ради красного словца, знаете ли… Не боитесь, что найдутся девушки, которые над вами потешаться за нее будут?

— Во-во, “катахрезу” тоже напишите, — сказал Филипп, поднимая сигару с пола и подавая собеседнику. — А с девушками я уж как-нибудь разберусь.

— Ладно. — Игорь Игоревич снова посерьезнел. — Итак, наличие множественности последовательных (или параллельных, если хотите) миров примем как данность. Обитатели всякого мира, если он обитаем, локализованы в потоке времени планетарного и о соседних пространствах чаще всего не подозревают. — Игорь Игоревич говорил монотонно, без выражения; было заметно, что ему скучновато рассказывать прописные истины человеку любопытному, но не подготовленному к полноценному их восприятию. — Причем отдельные миры-планеты — домены не только соприкасаются, но и пересекаются, взаимопроникают, а возможно, и вообще “занимают одно и то же место”. Разделены они… ну, скажем, пространственно-временными сдвигами. Так будет почти верно. Границы между доменами чрезвычайно тонки и, представьте себе, проницаемы, в чем вы уже имели счастье убедиться… Вдобавок плоть мироздания полна всевозможных инообразований: каверн, вздутий, лакун, пронизана прихотливо переплетающимися тоннелями, соединяющими подчас весьма удаленные друг от друга домены. Часть инообразований — суть пресловутые каналы, связывающие миры. А также торный путь завоевателей-хонсаков…

— Кого? — переспросил Филипп удивленно.

— Хонсаки, Фил, это принятое в русскоязычном Легионе вульгарное и упрощенное название наших членистоногих противников, — сказал Игорь Игоревич, допивая воду. — Научное же терранское звучит труднопроизносимо даже для меня. Хотя корень “хонс” имеется и там.

— Хонсаки, — попробовал Филипп на язык имечко будущих своих смертельных врагов. — Надо же*…

* Удивление Филиппа станет вполне понятным, если предположить, что он знаком с татарским языком (“хонса” — рак).

— Так вот, ваши органы чувств не умеют замечать сопространственных каналов вовсе. — Игорь Игоревич, покончив с водою, возобновил краткий курс природоведения. — Органы чувств хонсаков замечают лишь самые крупные, соединяющие малую часть миров, каналы. Мы же умеем находить проходы между большинством соседних, разделенных буквально микроскопическими, микросекундными сдвигами; в чем, признаюсь, главная заслуга замечательных приборов с искусственным интеллектом, первые модели которых относятся еще к позапрошлому веку Терры. И не только находить, но и пробивать, ежели такая нужда появляется. — Он зажег спичку и ткнул ею в ломтик сыра, подхваченный с отдельной тарелочки (заваленной, помимо сыра, хрустящими хлебцами и нежирной ветчиною). Затем, от той же спички, прикурил.

Дыра в результате “пробоя” получилась весьма впечатляющая, с оплавленными и закопченными краями.

— Дым столбом, — похвалил Филипп. — “Зеленые” Терры, должно быть, в панике?

— Как обычно, — сказал Игорь Игоревич, пожав монументальным плечом. — Как и везде… Но не будем о грустном. “Дыма”, возмущений то бишь, — минимум, — заверил он, пуская красивые голубые кольца. — Функция, выражающая количество и порядок флуктуации (при разумно малых значениях псевдоплощади канала), стремится к нулю. Главная проблема, конечно, энергия. Энергия. Всегда ее не хватает, а уходит — уйма. Выход? Мы стараемся не тратить попусту имеющиеся запасы и пользуемся пробоем только в экстренных случаях. Вас, вероятно, интересует источник? Ничего сверхнеобычного. Мирный атом, дорогой Фил, — грандиозная сила в умных руках, поверьте! Вам не мешает то, что я курю? — озаботился он вдруг.

— Мешает, — с некоторым вызовом сказал Филипп.

— Так я и думал, — печально сказал Игорь Игоревич. — Мне, право, неловко. — Он выпустил целую вереницу дымных колец, одно крупнее другого. — Отвратительная привычка и крайне вредная, но чертовски приятная, поверьте. Ни за что не брошу! — Он словно продолжал привычный спор с кем-то. — Нет, ни за что… Простите, я отвлекся. Структурно “компания” третьих планет от Солнца сходна с тором, пустотелым бубликом, полным мыльных пузырей — доменов; но это не “Кольцо вокруг светила”, как у Саймака, а скорее… — Он прикрыл глаза и надолго смолк, очевидно, подбирая достаточно простые, но емкие слова русского языка.

Филипп терпеливо ждал. Молчание между тем затянулось. Когда оно стало почти неприличным по отношению к Филиппу, он все-таки не сдержался:

— Что скорее?

— …кольцо вокруг ничего, — сказал Игорь Игоревич, открывая глаза, в которых плясали бесенята усмешки. — “Бублик, вращающийся вокруг дырки”, диаметр которой пульсирует, безусловно, тем не менее, существуя; а центр — если искать его в евклидовом пространстве — мним. Помните поиски геометрами квадратуры круга и компромисс в итоге — число p? Так и центр вращения “Кольца”: вычислен, но ни один серьезный математик Терры в здравом уме не назовет его окончательно определенным. Знаете, в нашем языке его общепринятое название звучит довольно остроумно; его можно приблизительно перевести на русский как “точка косности воображения упертого индивидуума, стремящегося непременно овеществить и заключить в клетку слов все на свете”. Примерно так, хоть и значительно короче. Нравится?

— Замечательно, — согласился Филипп.

— Спасибо. Хонсаки движутся по “Кольцу” в направлении, совпадающем с вращением “связки доменов”, которое почему-то чудесно постоянно в этом изменчивом мире. Первая наша встреча произошла в домене СП №162. СП — стандартный межпространственный переход от Терры; причем положительным принято считать направление перемещений навстречу вращению “Кольца”. Сейчас они докатились до рубежа СП №158. База, где мы с вами сейчас находимся, располагается на сто пятьдесят шестом СП. Надеюсь и верю, что дальше хонсаки не пройдут.

— Но пасаран! — с пылом поддержал его Филипп. — Не совсем только понимаю, что мешает захватчикам подобраться с тыла, “против хода доменов”? Неужели существуют физические ограничения?