Компрессия

– Вы говорите о невозможности исследований нематериальных сущностей? – нахмурилась Моника.

– Я говорю именно о пределе Кельма! – отрезал Билл. – Рик Кельм был не первым ученым в истории человечества, который отдал на заклание науке собственную жизнь! И до него находились смельчаки, которые перед лицом смерти продолжали служить знанию. Но именно Рик Кельм попытался протиснуться вместе с атрибутами исследователя за грань бытия.

– Я помню, – хмуро бросил Кидди. – Он сомкнул собственный мозг с биоматрицей и попытался провести эксперимент по контролю тоннельного перехода. Теперь эти исследования запрещены. Но это было еще до моего рождения!

– Изъясняйтесь яснее! – поморщился Билл. – Простота и доходчивость! Он попытался проконтролировать собственную смерть. Когда его дряхлое тело было уже готово расстаться с его неувядаемой сущностью, Рик Кельм изготовил силок для собственной бессмертной души, надеясь воплотить ее в искусственном вместилище или хотя бы проследить ее дальнейший путь! Этого его ассистентам сделать не удалось, хотя приборы фиксировали нематериальную сущность, отделяющуюся от его тела, вплоть до определенного момента. Этот момент и есть предел Кельма.

– Иначе говоря, смерть, – пожал плечами Стиай. – Окончательная и бесповоротная. Что бы там ни говорили, но теперь мы можем фиксировать это мгновение достаточно точно.

– Не спеши, – отмахнулся Билл. – Простота не предполагает упрощение. Предел Кельма – это предел нашему познанию самих себя, установленный Творцом. Ограниченность Вселенной – это предел познания пространства, установленный Творцом.

– Или природой, – заметил Миха.

– Если угодно, – кивнул Билл. – Постоянное и подавляющее ощущение присутствия Творца, которое познается прежде всего через границы, им установленные, одной из которых и является смерть, и есть чувство бездны.

– Так каждый чувствует это… – начал Стиай.

– Нет, – покачал головой Билл. – Почти каждый знает. Но чувствуют единицы. Вот Кидди чувствует.

– Но почему страх? – не поняла Моника. – Почему не любовь? Если вы говорите о Боге…

– Может быть, и любовь, – в прерываемой порывами ветра и криками чаек тишине рассмеялся Билл. – Вы прелесть, Моника. Незамутненное существо. Незамутненное грязью, конечно. Может быть, и любовь. Но кто же знает, какой видится любовь бесконечной сущности конечному крошечному существу? Что, если она и служит причиной страха? Да и в самом деле, за что любить любого из нас? Даже хоть и Кидди! Я о внутренних сомнениях говорю, о внутренних!

Кидди невольно поежился. Моника смотрела на него с тревогой, Миха с любопытством, Стиай с усмешкой. Только Сиф вовсе отвернулась в сторону волн.

– Кидди чувствует, – повторил Билл. – Хотя сам он не понимает ни черта, что это он такое чувствует, более того, он даже не понимает, что его эгоизм, который он считает чувством собственного достоинства и некоторой повышенной степенью рациональности и разумности, – это всего лишь скорлупа, которая защищает его от чувства бездны. Даже его работа в системе опекунства, которая, на мой взгляд, как и всякая статистическая деятельность, является скучнейшей из всех возможных высосанных из пальца дисциплин, – это тоже защита от чувства бездны!

– Привет тебе, Кидди! – ударил по плечу друга Стиай. – Верь Биллу, он видит любого насквозь!

– Предположим, – стараясь скрыть оторопь, Кидди аккуратно подбирал слова. – Предположим, что вы правы и я действительно имею среди сомнительных талантов некое чувство бездны… Предположим, что есть вещи, которые меня пугают. Как это выражается? Я должен… чувствовать что-то особенное? Согласитесь, те примеры, что вы привели, они удивительны, наверное, они способны разрушающе действовать на несформировавшуюся психику, но они… банальны. Они уже банальны. Банальны, как что-то, пусть и не до конца понятное, но привычное. Что для меня чувство бездны? Скрытое сумасшествие? Навязчивое состояние? Ночные кошмары? Что это? И как, в конце концов, это может помочь в изучении… границ?

– С границами пока полная неясность, туманность пока с границами, – улыбнулся Билл. – Да и к чему их изучать? Их нарушать следует, нарушать! Хотя о кошмарных снах к месту вы заговорили, к месту. Но говорить следует только о том, что испытал лично. Что касается чувств, то они именно что банальны! Вы просто-напросто должны ощущать взгляд.

– Чей взгляд? – не понял Кидди.

– Взгляд бездны! – рассмеялся Билл. – Прищур смерти. Взгляд безжалостной судьбы через оптический прицел рока!

– Бездна вглядывается в тебя, Кидди! – шутливо пробасил Миха. – Будь осторожен. Великие предупреждали о чем-то подобном!

– Не пугай будущее светило системы опекунства! – вновь опустил огромную ручищу на плечо Кидди Стиай. – Тем более мы-то не мистикой занимаемся!

– Нет! – замахал руками Билл. – Конечно нет! Мы предельно конкретны. И претворяем нашу конкретику в предметные технологии. Работа еще только начинается, но первые результаты уже есть. Надеюсь, – Билл подмигнул нахмурившейся Сиф, – что успеем закончить исследования и даже отработать технологии до того, как я впаду в маразм или в какое-нибудь подобное состояние. Так вот, о расширении или нарушении границ. Я далек от мысли, что человек просто так, без кардинального вмешательства в собственную физиологию, сможет, к примеру, или полететь, или задышать под водой, или естественным образом прожить значительно больше ста – ста пятидесяти лет. Да и нужно ли это? И все же, что есть в нас такого, что, безусловно, вложено Творцом, но не исследовано в достаточной мере, даже толком не расшифровано?

– Вероятно это то, до чего так и не смог добраться Рик Кельм? – воскликнул Миха.

– Подождите, – поморщился Билл. – Рик Кельм изобретал самолет, не имея колес для его разгона. Я был у него ассистентом, поэтому знаю, что говорю.

– Ноги, – внезапно догадался Кидди. – Ваши ноги! Я не помню имени, по смотрел отчеты…

– Вы любознательны, – досадливо поморщился Билл. – Да, я тот самый ассистент, что пострадал при опыте. Полез туда, куда не следовало. Это моя давняя беда.

– Почему? – наклонился вперед Кидди. – Почему Рик Кельм запрограммировал взрыв оборудования? Для чего было столько усилий, чтобы в итоге уничтожить все?

– Ну не все, – задумался Билл. – Ход опыта фиксировался. Существовали отдаленные измерители. Если бы уничтожилось все, мы ничего не знали бы об этом пределе познания.

– Почему он взорвал себя? – упорствовал Кидди. – Что это за хитрая задумка по принесению самого себя в жертву?

– Он испугался, – утомленно откинулся на спинку кресла Билл. – Он был точно таким же трусом, как и вы, Кидди. Его неистребимое любопытство заставило заглянуть за край бытия, но его страх перед тем, что он может там увидеть, заставил уничтожить собственное тело. Точнее не тело, которое было уже мертво, а саму ловушку. Это была тщетная предосторожность. Он испугался, что его душа будет действительно поймана, и предусмотрел, чтобы изобретенная им клетка была уничтожена при любых обстоятельствах. Рик Кельм подобрался к пределу познания слишком близко. Он даже не подозревал, что огромные неисследованные области оставил за спиной.

– О чем вы? – невольно оглянулся Кидди.

– Ну что же вы? – всплеснул руками Билл. – Я намекаю изо всех сил. Разгадка рядом! А как же сны?

– Сны? – удивился Кидди. – Разве они не изучены?

– Изучены! – с готовностью согласился Билл. – Так же, как изучен древний бронзовый ключ, попавший в руки археолога. Он в совершенстве знает его размеры, состав металла, особенности выплавки, год производства, даже предполагаемую национальность кузнеца. Одно только как-то ушло от внимания этого археолога: что же за дверь отпирал этот ключ?

– И что же это за дверь? – подняла брови Моника.

– Дверь я уже вижу, – засмеялся Билл. – А вот чтобы превратить ее в широкий тоннель… придется еще повозиться несколько лет. С помощью Михи, Стиая, Рокки и многих других. Но я могу показать вам дверь. Даже нет. Я могу показать вам то, что скрывается за дверью. Приоткрыть ее и позволить сделать несколько шагов по невиданной стране!