Маленький ныряльщик

    Спокойной чередой прошли весенние месяцы, сделалось жарко, а там и занятия в гимназии завершились. Я подумал что, так или иначе, лодка моя и поплывёт и нырнёт, и даже вынырнет. Конечно, будут неполадки, но принципиальных ошибок в конструкцию я не заложил. Оставалось обкатать её, как следует, и продумать боевое применение. А вот тут-то без консультации со специалистом можно накосячить лишнего или так начудить... людей в военно-морской форме мне не встречалось ни разу, и никто из знакомых не поминал, чтобы водил дружбу с флотскими офицерами.

    Единственный человек, про которого я надёжно знаю, что он в этом времени есть -- это как раз Степан Осипович Макаров. В будущем -- адмирал. Так что направил я сразу два письма. Одно в Санкт-Петербург, а второе в Севастополь. В качестве адреса указал полное имя и то, что человек, которому нужно вручить послание -- офицер флота. Я бы и звание указал, да не помню. Знаю только, что чин его пока пока невелик, и широкой известностью он не пользуется. А вот во флотской среде о нём могли слышать многие, поскольку что-то нужное он уже изобрёл и даже имеет печатную работу о живучести кораблей.

    Однако если кто помнит стишок, про заказное для Житкова, которое "это он, это он, Ленинградский почтальон" таки заставил побегать за адресатом вокруг всего света и, в конце концов, вручил, то поймёт мою надежду на успех. Да, были люди, способные подойти к своему делу творчески, с огоньком. На них и положился.

    В письмах же просил ответить мне, указав точный адрес, потому, что намереваюсь сообщить информацию, отправлять которую "на деревню дедушке" опасаюсь.

    ***

    Лодку на воду спустили в затоне, что левее по берегу от нашего переулка. Я попросил мужиков с пристани -- их человек двадцать пришло: грузчики да бурлаки. Считай, на руках снесли. Ругались, правда, что хоть и маленькая посудинка, но тяжёлая. Так это она у меня ещё без балласта была и со снятыми палубными крышками.

    А что Вы хотели? Толщина бортов, почитай, семь сантиметров. Аналог фанеры, где вместо шпона -- доски сороковки. Правда, не проклеенная, а прошитая медной проволокой. Да еще и усиленная каркасом из брусьев, особенно -- мощными бимсами. А сколько железа в неё напихано?! И цистерны, и баллоны, и трубы.

    В воду моя лодка осела глубоко, примерно до середины бортов. В аккурат до рулей глубины. Поскольку расчётный объем составлял два с половиной кубометра, то вес получается тонна с четвертью -- столько вытеснено воды. И, чтобы погрузить это, понадобится ещё около тонны балласта. По моим прикидкам где-то так и выходило.

    Забредя в воду, я попробовал, как обстоят дела с ходкостью. Да ничего так. Толкать посудину со скоростью пешехода легко. Правда, это при половине лобового сопротивления, но прилагаемое усилие кажется ничтожным. С килограмм, если по ощущениям. Это на ровном ходу, не при разгоне.

    Помощники как раз употребили внутрь плату за свою услугу и, благодушно закусывая, обменивались замечаниями в мой адрес. Когда я покачивал посудину с борта на борт, оценивая, не кувыркнётся ли, если в неё залезть, подошли поближе, даже поддержали, пока я устраивался. Хотя, и без них получилось бы приемлемо. А потом я поставил ноги на педали, взялся за рычаги, и стал кататься.

    Постепенно привык и к своему тесному месту и к реакции судна на руль. Приучился к малой высоте головы над водой, к оценке расстояний. Снова наловчился "ловить" ногами направление вращения винтов, переключаясь на задний ход. Кстати, неохотно лодка движется кормой вперёд, и управляется с трудом. Но как-то маневрирует. Во всяком случае, аккуратненько подойти к мосткам мне удалось. Корпус судна, даже небольшого, ведёт себя иначе, чем колёсный экипаж на твёрдой поверхности. Мне надо было привыкнуть к новым ощущениям и возможностям.

    Следующий день ушел на балансировку кораблика. Я измерял высоту надводного борта в носу и в корме, добавлял чугунных пластин железнодорожного происхождения и прикреплял их к дну, внося поправку на изменение положения корпуса в зависимости от наличия пилота. Естественно, добавка веса палубы тоже принималась в расчёт. Мне приходилось решать цепь головоломок, связанных с воображаемым заполнением балластных цистерн и прогнозом размера и знака получившейся при этом плавучести.

    ***

    Ну вот, корабль полностью собран. Смонтирован люк-колпак. Проверена герметичность... внешним осмотром и обливанием водой. Эхе-хе. Многое, выходит не по уму. Тем не менее -- явных неполадок нет. И теперь -- самое страшное. Накачка резервуаров сжатым воздухом. Ручным насосом.

    Ох и потрудиться мне пришлось! Кто подкачивал автомобильную камеру, поймет. С поправкой, конечно, на то, что и объём надо было заполнить больший, и конечное давление мне требовалось заметно выше, чем в колёсах. И, что обидно, помощники не рвутся помогать. Я уже блещу, понимаешь, потом, катящимся по обнажённому торсу, а они сидят за столиками и чаёк потягивают. Да, клуб "У подводной лодки" переехал из мастерской на берег реки под плакучую иву рядом с мостками причала.

    Хриплю от натуги, а господа чаёк гоняют и рассуждают о беспредельности возможностей человеческого разума.

    Уфф! На манометре уже три атмосферы. Пора брать другой насос с поршнем потоньше, а то уже тяжеловато идёт.

    Перекрываю кран - золотник золотником, но так надёжней. Рожковым ключом отпускаю соединение трубки и креплю другую. Пока перевожу дух, подмечаю, что стрелка указателя давления вниз не ползет. Значит герметичность хорошая.

    - Позвольте помочь вам, Пётр Семёнович, - рослый незнакомец в чёрном сюртуке с погонами. Бородатый. Первые признаки седины, намёк на залысины.

    Ух ты!

    - Извольте, Степан Осипович! С превеликим удовольствием, - отдаю рукоятку насоса и сторонюсь, давая возможность занять удобную позицию.

    Тут ведь тесновато. Палуба лодки узкая -- один мерный шаг римского легионера, а место, где рядом со штуцером расположена упорная площадка -- это вполне определённая точка. Принимаю сюртук -- жарко ведь -- и отхожу к столу промочить горло, а заодно глянуть, как работает человек-легенда.

    Силён, крепок, молод. Седина и начавшие проявляться залысины делают его старше на вид. Будущий непоседливый адмирал и сейчас энергичен. Хорошо идёт работа. Стрелка манометра подтверждает это. Понемногу, но всё время.

    Так, чередуясь, мы управились буквально за пару часов, ещё раз сменив насос. Пять атмосфер показалось мне достаточным.

    ***

    - Итак, Пётр Семёнович, вы убеждены, что ваше судно сумеет погрузиться под воду.

    - Ни секунды не сомневаюсь, Степан Осипович, - мы смотрим друг на друга и улыбаемся. Вероятно, незатронутый вопрос о всплытии пришел в головы к нам обоим и... мы к нему не вернулись.

    Забавно чувствуешь себя сидя за столом рядом с человеком, будущее которого тебе известно, вплоть до обстоятельств гибели. Я очень плохо знаю историю поступков правителей и интриг дипломатов. Даже войны интересовали меня в первую очередь, как примеры выдумки стратегов и тактиков, как случаи применения тех или иных технических решений или технологических достижений. И этот молодой мужчина, которому сейчас где-то около тридцати -- один из тех, чьё имя мне встречалось не раз на страницах, посвящённых истории развития флота.

    Даже тот неоспоримый факт, что моя осведомлённость многократно превышает познания собеседника, ничего по-существу не меняет. Рядом со мной воин, учёный, изобретатель. Благоговею.

    Не торопясь допиваю последний глоток.

    - Благословите, Степан Осипович.

    - Э-э! А поговорить?

    - Господин, э-э... - не знаю я этих знаков различия.

    - Лейтенант.

    - Да. Лейтенант, - (сам-то я тоже лейтенант, но старший. Заочной службы. О времена, о нравы!) - что бы я вам ни поведал, это будет лишь звук. Давайте поглядим на то, что получилось. А то ведь прожектов разных, наверное, вам немало довелось изучить.