Голод. Трилогия

Сара как никто другой до нее в подобной ситуации понимала, что участь ее предрешена. Используя все свои обширные знания в области геронтологии, она пыталась одолеть процесс старения, которому предстояло неизбежно поглотить свою жертву, несмотря на тот факт, что сердце Сары гнало по сосудам кровь Мириам.

Довольно, пора подумать о другом. Мириам всегда удручало то, сколько мук доставляли человеческим любовникам и жизнь, и смерть. Но только не сейчас, только не в ночь, полную нервного волнения, ночь открытия Азиатского конклава. Избранный ею здесь, по крайней мере, будет жить вечно. И Мириам придется ему подчиниться… хотя бы на время беременности.

Итак, впереди – длинные, молчаливые дни, осторожные, медленно ползущие ночи. Именно так все и должно случиться. Она буквально ощутила маленькое тельце в своем животе, на мгновение представив, как после родов обнимет малыша, пока он еще розовый и горячий, словно только что насытившийся Властитель.

…Непонятно, как азиаты выносят этот жуткий климат! И в то же время жара все-таки приятна. Как замечательны длинные дурманящие ночи, которые проводишь на влажных от пота простынях, предаваясь наслаждениям, подвластным только твоим фантазиям.

Соплеменники Мириам остерегались наркотиков, утверждая, что лучше умереть, чем попасть в наркотическую зависимость на многие тысячи лет жизни. Они просто испытывали предубеждение к наркотикам и считали их пустым занятием, раз те созданы на потеху людей. Но что может сравниться с пропахшим имбирем гашишем в Танжере или трубкой выдержанного опия здесь, в Чиангмае, душными ночами, когда воздух особенно неподвижен?

Что ж, теперь все пойдет по-другому. Ей предстоит стать идеальной женой, и наркотики не вписываются в этот образ. Но она отнюдь не пристрастилась к ним, так что проблем с отвыканием не будет.

Мириам представила своего избранника: высокий, молчаливый, с узким, бледным, как тень, лицом. Воображение позволило ей даже мысленно прикоснуться к тугим мускулам, длинным гибким пальцам, способным раздробить в пыль человеческую кость – или приласкать ее полную грудь. Мириам глубоко вздохнула – такое ощущение, словно она только что нырнула на большую глубину.

Внезапно налетевший ветер пронесся по кронам деревьев, пробежал рябью по лужам, больше похожим на озера. Из маленького магазинчика послышались голоса – две девушки распевали модную песню, не подозревая, что по улице в коляске рикши едет некое существо, которое внимательно прислушивается к их сердцебиению.

Неожиданный интерес к девушкам подсказал Мириам: пора подкрепиться. Ее соплеменники за несколько дней чуяли подступавший голод и тщательно готовились к охоте. А вот с ней все не так: чувствует себя прекрасно – и вдруг через минуту начинаются танталовы муки.

Запах рикши, заставив ее ноздри затрепетать, тут же исчез, развеянный ветром. Мириам глубоко затянулась крепкой тайской сигаретой, пытаясь отвлечься, потом оценивающе посмотрела на взмокшую спину возницы. Тридцать секунд борьбы – и затем она сможет продержаться еще пару недель. Правда, есть одна проблема: в отеле рикше вручили записку с адресом на тайском языке и велели отвезти туда пассажирку. Он ни за что не свернет с маршрута на какую-нибудь темную улочку. – Говоришь по-английски? Рикша не ответил. Неужели придется схватить его здесь? А как же два важнейших правила: убивать в укромном месте и не оставлять затем никаких следов – Мириам Блейлок всегда соблюдала их.

Под кожей возницы ходили натренированные мускулы. Мысленно она сорвала с него черные шорты и футболку. Представила, как уложит его на огромную кровать, где он вытянется во весь рост, и его пенис будет торчать как симпатичный маленький сучок на ветке. Мириам покроет тело мужчины поцелуями, все крепче прижимая к себе, и ощутит соленый пот на губах… А через несколько восхитительных мгновений его кровь потечет ей в горло.

Мириам закрыла глаза, выгнув спину, потянулась, с силой выдохнув носом, гоня прочь соблазнительный залах. Позже она покурит, чтобы приглушить проклятый голод. Охотиться на новом месте небезопасно.

Очень плохо, что в Париж, где пройдет Европейский конклав, ей удастся вылететь только завтра вечером. Там она без труда сможет подкрепиться:

Мириам охотилась там не так давно – лет пятьдесят тому назад, когда город кишел немцами.

Не исключено, конечно, что она встретит своего избранника здесь, в Чиангмае. Тогда новому мужу придется взять на себя заботы о ее питании, пока она вынашивает ребенка.

Если же все-таки она здесь не найдет себе пару, то после заседания пойдет по Самианской дороге, затем свернет на одну из маленьких кривых улочек и окажется возле забегаловки под названием «Лунная дорога». Прежде в Азии насчитывалось несколько тысяч подпольных опиумных салонов. Теперь только в Чиангмае осталось два или три, причем весьма захудалых, заведения.

Дома она хранила двухсотлетний опиум в глиняных горшках, запечатанных воском. Старинные трубки легко перегоняли прохладный дым, и Сара была отлично обучена искусству готовить кальян.

Провожая взглядом мелькавшую за облаками луну, Мириам подумала о Нью-Йорке. Там сейчас около полудня, в клубе трудится команда уборщиков. Сара и Лео наверняка еще спят, может быть даже в объятиях друг друга… на кровати Мириам, настоящем чуде под балдахином, созданном для Нелли Солтер, любовницы сэра Фрэнсиса Бэкона, «смуглой леди» Уильяма Шекспира. Эта самая Нелли перед смертью так напилась, что у Мириам потом долго кружилась голова.

Нет, она все-таки попробует убедить мужа покинуть Азию! Или, если это окажется невозможным, ей, наверное, придется нарушить еще одно табу и вынашивать ребенка без мужской защиты.

Скрипнула дверь, и на пороге одной из лачуг появилась роскошная девица с точеными чертами лица и нежнейшей кожей.

– Говоришь по-английски? – крикнула ей Мириам, но ответа не последовало. – Parlez vous fransais?

Девушка торопливо скрылась за дверью. Мириам знала, что производит на местных людишек устрашающее впечатление – этакая странная дама с пепельно-серыми глазами в невероятно элегантных туалетах. Что ж, каждый год модный дом «Шанель» присылал ей каталог и она обновляла гардероб, придерживаясь в своем выборе крайне консервативных взглядов.

Справедливости ради стоит отметить, что все Властители не в ладах с модой. Пятьдесят лет пролетают как один миг, и неожиданно оказывается, что никто в целом свете, кроме тебя, не надевает больше турнюр или цилиндр. Римляне носили тоги тысячу лет, а в средние века мода менялась раза два за столетие. В девятнадцатом веке это происходило каждые пятнадцать лет, или около того. Кстати, в отдаленно напоминавших правду рассказах или фильмах о ее сородичах, персонажи часто изображались в давно вышедших из моды костюмах. Брэм Стокер, должно быть, немного разбирался в том, о чем писал, – иначе, откуда ему знать, что Дракула напоминал старомодного щеголя?

Запах, словно пощечина, резко ударил Мириам, и она невольно зашипела. Свежая человеческая кровь, пока еще очень живая… Возница на секунду обернулся, сверкнув белками расширенных глаз. Мгновение спустя она поняла, что случилось: впереди произошла авария.

Мощный инстинкт побуждал ее выскочить из коляски и осушить тела до последней капли, пока в них теплилась жизнь. Проезжая мимо места происшествия, Мириам задержала дыхание. По всему телу разливался голод, кожа начала уже холодеть. Когда она приедет на собрание, то будет бледной как покойник. «Глядите на нее, она даже не способна себя прокормить!»

Над храмом Уатчедилуанг блеснула молния. И снова запах возницы ударил ей в ноздри. На этот раз Мириам приготовилось к насыщению: мышцы напряглись для атаки, рот наполнился слизью, которая служила ей для анестезии жертвы.

– Не ленись, выпивай все соки, дорогая, – наставляли ее в детстве. – Это нужно для крепких костей.

Когда Мириам предстояло расстаться с очередным человеческим любовником, она всегда вспоминала, как люди обошлись с ее теткой. Милию сожгли на костре в 1761 году в деревушке под Дрезденом (Кстати, сестры Мириам тоже не избежали подобной участи в 1724 году в Швабии, но их потерю она пережила легче.) Неугомонная родственница отличалась редкой для Властителей жизнерадостностью, обожала шумное веселье и танцы. Это она привила Мириам любовь к музыке – тромбонам, виолам… да, к своей любимой виоле да гамба. Кроме игры на всевозможных музыкальных инструментах Мириам учили пению, а также читать и разговаривать на многих человеческих языках, столь многих, что она даже счет им потеряла. Языки древнего мира были настоящими произведениями искусства, особенно ей нравились шумерский и египетский. Их вытеснили греческий с его высокомерными глаголами и латинский с его строгими, несколько грубоватыми конструкциями. Английский стал для нее языком общения. Из всех современных языков Мириам больше всего нравилось говорить на французском и мандаринском наречии китайского. К сожалению, ей так и не удалось выучить тайский, так что теперь Мириам чувствовала себя не в своей тарелке.