Подарок богов (СИ)

Рудольфус Лестрейндж сидел посреди довольно просторного круглого помещения, стены которого были сплошь исписаны рунами, большинство из которых Руди не понимал. Его приковали к креслу наручниками, причем приковали не только руки, но и ноги.

— Ты долго, — Дин даже не посмотрел на Сэма, когда тот вошел. — Мы уже заскучали, правда, Руди?

— Активировать протокол семнадцать для тюремного отсека, — сказал Сэм, и только после этого обратил внимание на брата.

— Идентификация. Допуск разрешен. Протокол номер семнадцать для тюремного отсека активирован.

Рудольфус вздрогнул и нервно обернулся.

— И что это? — спросил Дин, выкатывая столик, прикрытый простыней.

— Универсальная заглушка, чтобы нашим интимным делам никто не помешал.

— Чудненько, — Дин откинул простыню. Сэм посмотрел на разложенные на столике инструменты и поморщился. — Тогда приступим, — он подвинул стул поближе к креслу, на котором сидел Рудольфус, и сел на него. Сэм остался стоять.

— Что вам от меня нужно? — спросил Рудольфус, стараясь не коситься на столик с пыточными инструментами.

— Поговорить. Мы так мило пообщались с твоим шефом. Он такой оригинальный, такой затейник… Убить нас хочет, а за что, даже не объяснил. Может, ты объяснишь?

Рудольфус, видимо, решил поиграть в героя, потому что мужественно проигнорировал вопрос.

— А кого из девочек ты хотел убить? — задал другой вопрос Сэм. Пленник продолжал хранить молчание.

Дин улыбнулся. От его улыбки страшно стало не только Рудольфусу, но и Сэму.

— Посмотри вот сюда, видишь все эти инструменты? Инквизиторы знали, как можно разговорить колдунов. Круциатус действует, пока маг держит палочку, в этом его минус, на мой взгляд. Нет, чтобы вывести противника из боя, его реально хватит, но пытки? Круциатус и пытки? Это пошло, это грубо, и к этому привыкаешь. А когда привыкаешь, то вполне способен терпеть, мы с твоим шефом это выяснили. Кстати, на примере своего сына хочу сказать, что маги ни черта не умеют лечить переломы носа, так что шеф утратил часть своей неземной привлекательности. Но это так, о птичках, — Дин покопался на столе и вытащил связку тонких, достаточно длинных игл. — К тому же, как показала практика, если маг неплохой менталист, то действие Круциатуса может ослабнуть. В некоторых случаях это заклятие не действует вообще.

— Зачем ты все это рассказываешь?

— Правда, зачем я это тебе рассказываю? — Дин не торопясь выбрал одну из игл и отделил ее от остальных. — Ты ведь о Круциатусе все знаешь, не правда ли? Но ты не знаешь о другом. В Святой Инквизиции инквизиторы, хотя, скорее, палачи, проповедовали пытки непрекращающейся боли. Они воздействовали на такие точки человеческого организма, что боль была воистину адской. И она продолжалась, и продолжалась, и продолжалась. Кстати, ломали кости и как-то портили портрет ведьмам самые неумехи, буквально позорище своего Ордена. Ведьму же еще сжигать надо было, ее нельзя было предоставлять народу изуродованную пытками, потому что люди должны были видеть — да, точно ведьма! Поэтому, у истинных мастеров своего дела ведьмы практически не имели внешних повреждений. Ты настроен говорить, или будем проверять постулаты инквизиторов?

— Иди к Мордреду.

— Знаешь, я бы сходил, — Дин схватил его закованную руку и буквально пригвоздил к подлокотнику, заставив распрямить пальцы. — Рыцари, прекрасные дамы, турниры… Увы, приходится тебе лекцию про пытки читать. Может, мне в какой-нибудь палаческий колледж профессором податься? Одно из самых чувствительных мест человеческого организма — это… это не то, о чем ты подумал, — Дин хмыкнул. Он боялся. Боялся, что придется идти далеко, чтобы разговорить этого человека, привыкшего к Круциатусам своего шефа. Он боялся за себя, за то, что снова испытает удовольствие от пыток. Он уже практически себя ненавидел. Но и поступить по-другому не мог. Можно было накачать Руди сывороткой правды, и он бы все рассказал. Но что дальше? Империус, чтобы дойти до его сейфа? А если он умеет его скидывать или как-то сопротивляться, не говоря уже о гоблинах, которые могут заметить, что хозяин сейфа какой-то не такой, как обычно? Винчестерам нужно было получить правдивые ответы и добровольную (относительно добровольную, конечно) помощь. Именно поэтому Дин сейчас и переступал через собственное «я». — Одним из самых чувствительных органов в человеческом организме являются пальцы. Даже не сами пальцы, а ногтевое ложе. И самое противное знаешь, в чем? Там столько нервных окончаний, что эту боль нельзя полностью заблокировать, даже самому тренированному терпеть боль человеку.

Дин сжал указательный палец Рудольфуса и начал медленно загонять под ноготь выбранную иголку. Сначала Рудольфус молчал, сжимая зубы. На лбу появилась испарина. Но иголка медленно двигалась внутрь, и терпеть боль было уже невозможно. Рудольфус глухо застонал.

— Молодец, не многие так могут, — высказал свое восхищение Дин. — Но ты только представь, у тебя двадцать пальцев, а в иголках у меня недостатка нет. И это только начало, — он слегка шевельнул иголку, которая уже наполовину скрылась под ногтевой пластинкой. Сэм отвернулся, а Рудольфус, не выдержав, заорал. — Ну что, будем говорить?

— Да! С одним условием. После вы меня отпустите и наложите Обливиэйт.

— Не наглей, — Дин резко вытащил иглу и бросил ее на стол. Руди вскрикнул, но боль начала понемногу утихать, и он смог сосредоточиться на предстоящем предательстве.

— А я не наглею, я жить хочу. Если Темный Лорд узнает, что я с вами откровенничал… А с другой стороны, если не начну, с вас станется запытать до смерти. Вам что, Обливиэйт жалко?

— Вот что значит четкая жизненная позиция, — Сэм подошел ближе. — Нам не жалко, сделаешь все, как надо, получишь свое забвение. Итак, зачем вы пришли к Пруэттам?

— Белла узнала о предстоящей женитьбе. Она даже к родителям не пошла, чтобы этого позора не видеть.

— А братья Пруэтты здесь при чем?

— Они все знали. У них дома эти двое встречались. И Мерлин бы с ним. Пруэтты тоже не горят желанием наладить отношения, запретили бы, да и всех дел, но эта дура умудрилась забеременеть.

— Да в чем конфликт-то? — Дин откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. — Насколько я понимаю, оба из хороших семей, в чем прикол вражды? К тому же он — Уизли, а не Блэк.

— Сейчас это уже неважно, в чем основа конфликта. Мать Артура — урожденная Блэк.

— Тьфу на вас с вашими заморочками. И меня еще спрашивают, почему я не женат, — Дин покачал головой. — Ладно, семейная ссора, все дела, братцы виноваты, покрывали потому что, и даже с подранком Долоховым понятно: сам рассчитывал на что-то и так обломился. А жена почему не пришла?

— Она хотела, и выражала свое желание достаточно громко. Темный Лорд решил наградить Беллу за преданность и заняться Пруэттами лично.

— Вот, Дин, учись, как нужно ухаживать за замужними женщинами. Она свою хотелку высказала, раз — и голову скотины, из-за которой дама расстроилась, ей на блюде. Ты лучше скажи, ты из-за этого озверел? На девчонок накинулся, чуть не убил. Понимаю, адюльтер — это неприятно, а тот, кто рога наставил… ну, с ним особо не поспоришь, на дуэль не вызовешь, эту блядь не удавишь, чревато… А дерьмецо-то кипит, куда-то девать его надо. Мне, конечно, тебя жаль, мужик, но ты сам виноват. Знал же, что она с самого соплячества влюбленная в шефа, как кошка. Думал, замуж выйдет — пройдет?

— Откуда ты знаешь? — тихо спросил Рудольфус.

— Тоже мне, секрет Полишинеля, — фыркнул Сэм. — Об этом все знают, кому интересно.

— Ага, даже я знаю, хотя мне неинтересно. А вот ты, Сэм, садист. Я всего-то иголку под ноготь загнал, а ты по живому без ножа режешь. Твой шеф твоей бабе еще ценных презентов не делал, кроме голов, вызвавших неудовольствие? Я не цветы имею в виду, как ты понимаешь.

— Какую-то чашку и книгу, принадлежащую Основателям, хотя я в этом не уверен. Какая-то ерунда, что-то вроде руководства для учителей.

— Чудненько. И где все это?