Все демоны моего мужа (СИ)

Я ворочалась и всхлипывала, сжималась в тугой эмбриональный комок, металась по кровати. И чувствовала все это даже сквозь сон. Словно было две меня. Две. Как, когда пишешь книгу, одновременно действуешь и наблюдаешь со стороны. И кто-то явно писал мою историю в этот момент. Или заканчивал, раздумывая, убить ли меня или все-таки допустить счастливое завершение истории.

— Милый, — сказала я кому-то во сне, — милый мой, эта история получается чересчур печальной. Мы должны что-то в ней поправить, и, скорее всего, давай поищем огрехи в самом начале. Может, как и положено хорошему психотерапевту, начнем с детских травм?

И, конечно, никто мне не ответил. А к утру изба была выстужена, и Лия вытащила теплые ватные ботинки, в которые мы впихнулись вместо тапочек.

— Связь ещё есть, — Лия переворачивала на сковородке уже подрумяненные оладушки, стараясь добиться того изумительного золотистого цвета, который нужно словить вовремя в какую-то долю секунды. — Алекс звонил, спрашивал, как у нас дела. Говорит дорогу, ещё завалило не сильно, он может приехать. Только это опасно, я ему сказала, чтобы он не рисковал.

-И...., — вдруг помрачнела и убрала сковородку с огня Лия, — Лиз, ты только не волнуйся. Все равно ты узнаешь рано или поздно....

Мне тут же стало очень страшно, и я почувствовала, что волосы на всем теле встали дыбом. Даже невидимые на руках.

— Он говорит.... В общем, Татьяна Романовна умерла.

Погруженная в свой ужас, я сначала не поняла, кого Лия имеет в виду. Она увидела мой вопросительный взгляд, и добавила:

— Музейщица. Сотрудница музея.

На меня словно обрушили ушат воды:

— Как так?!

В голове пронеслась совершенно безумная мысль, что это я виновата в её смерти. Ведь это у меня в голове придумалась тогда завязка триллера. Который начинается с того, что в музее погибает сотрудник, хранитель тайных знаний.

— Алекс подробно расписывать по телефону не стал. Говорят, что маньяк какой-то. — Уже совсем шепотом произнесла Лия, словно боялась, что её слова дойдут до ушей кого-то, кому это совсем не нужно знать. — Слушай, там, правда, странная история. Возвращалась поздно вечером домой, на неё в переулке напали. У нас отродясь таких ужасов не случалось. А главное, вроде, и не взяли ничего. По крайней мере, сумочка с кошельком с какой-то мелочью так и осталась около её тела.

Я знала, что по улицам иногда ходят убийцы, но не могла представить себе, что их жертвой может стать кто-то из моих знакомых. Пусть даже очень шапочно, как Татьяна Романовна.

Это невыносимо странно прозвучало ещё и именно здесь, где люди даже не закрывают на ключ двери дома, когда уходят. Самой большой преступницей здесь оказалась Лия, которая как-то по лету выстрелила в шкодивших в саду соседских поросят из травматического пистолета. Еще был вороватый енот, который обирал поспевшую черешню под покровом ночи. Я случайно попала в этот мир без преступлений, и, наверное, как-то сразу же срослась с ним. Месяца мне вполне хватило, чтобы всем своим существом впитать ощущение безмятежности и безопасности. В этот момент пронеслась мысль, что если и есть рай на земле, то он именно здесь, и люди сами его создали. Ну, конечно, на подготовленной кем-то свыше благодатной почве. Так что известие о смерти Татьяны Романовны прозвучало совершенно нереально. Словно привет из ада. Замысловатый такой приветик. Меня передернуло.

— Лия, может, это мы виноваты. Стали расспрашивать её о той легенде....

Подруга посмотрела на меня огорченно:

— Лиз, ну при чем тут мы? При чем эта старая легенда?

— Мне кажется, что она нам далеко не все рассказала. Что-то там все равно есть странное. И недосказанное. Меня со всех сторон обступили недосказанности, я не знаю, что с этим делать.

— Пить чай с оладушками, — категорично заявила Лия. — Просто пить чай. Иногда это помогает.

Чай с оладушками, если и помог, то не всеобъемлюще. Я думала об этом убийстве весь день и весь вечер. Если бы не вырубился так некстати интернет, я бы могла узнать намного больше. Но он все-таки вырубился, и мне оставалось только вручную чертить на листе бумаги схему событий, которые никак не хотели уходить из моей головы. Словно кто-то таким странным способом хотел что-то сказать именно мне. И я, конечно, знала, кто намекает, что он идет по моим пятам, оставляя за собой кровавый след. Пока как бы случайный. Из людей, которые не успели стать друзьями, и ненароком встреченных собеседников. Но это только пока.... Сколько времени я могу делать вид, что ничего не происходит? А когда я перестану успокаивать себя, что должна сделать, чтобы ничего не происходило?

Глава девятнадцатая. Аштаракский глинтвейн

На вечеринку в честь начала большого снега в Аштараке я все-таки отправилась вместе с Лией. Честно говоря, меня и уговаривать-то особо не пришлось, уж больно вкусно расписала мне подруга это событие.

Раф, сосед, в доме которого затевалась вечеринка, был человеком, на первый взгляд, может, даже не очень приветливым. Я часто сталкивалась с ним на улице, но никогда не видела, чтобы он улыбался, или хотя бы первым здоровался. В придачу к этому, он производил впечатление какой-то кустистости. Словно домовой-переросток, от времени и сырости покрывшийся взъерошенными пятнами мха. Жесткие темные волосы на голове у него торчали отдельными клочками, так же группками, видимыми даже издалека, торчали волосы из носа. Отдельно от всей остальной волосатости несколько не встречающихся друг с другом кустиков виднелись из носа. Руки, открытые до предплечий, — даже в прохладную погоду Раф носил белоснежные классические футболки — тоже кустились густыми жесткими волосами, разбавляемые загорелыми проплешинами.

В ответ на мое робкое «Здрасьте», он, не выходя из замкнуто-кустистого образа, сосредоточенно и угрюмо кивал, и шел дальше по своим многочисленным делам.

Лия говорила, что Раф имеет право быть неприветливым и угрюмым даже с посетителями кафе, которое он держит. Потому что когда-то его отцу удалось отхватить самый живописный кусок внизу у моря, на котором собственно он и открыл белоснежную кофейню. Я бывала там, и понимала, что можно потерпеть неприветливость хозяина, если перед тобой открывается возможность хотя бы полчаса посидеть с чашкой сваренного на песке кофе перед изумительной панорамой синего моря и белых теплоходов где-то вдали, но не настолько, чтобы не ощущать себя к ним причастной. Прекраснее этого уголка на всем побережье так и не было. Впрочем, сам Раф не так уж часто сам стоял за стойкой бара. Но мне всегда везло, и вместо улыбчивой официантки я сталкивалась с философским хмыканьем Рафа. Тем не менее, кофе он варил самый изумительный. Поэтому я надеялась, что глинтвейн у Рафа — это тоже прекрасное нечто.

Мы немного опоздали, так как решили собраться по всем правилам. Вечерних туалетов предусмотрено не было, но переодеться из ватных штанов в джинсы все-таки стоило. И помыть голову. А мытая голова влечет за собой желание хоть немного, но подкраситься. В общем, мы все-таки опоздали.

В просторном холле готического замка уже собрался весь цвет аштаракского общества. В основном, здесь были женщины, потому что работающие внизу мужчины на время большого снега оставались в городе. Владельцы пустующих между курортными сезонами домашних отелей с удовольствием предоставляли им комнаты, так как все были, так или иначе, в родстве или тесной дружбе. Алекса селили, кстати, за просто символическую плату, хотя он не был никому родственником. Просто с его легким характером он всюду заводил массу приятных и полезных знакомств.

Раф же вполне логично закрывал свою летнюю кофейню под белоснежными зонтиками на зиму, и оставался в Аштараке, занимался хозяйственными делами, до которых у него не доходили руки во время горячего сезона. Мне сразу понравился его дома. Уже в холле настигала приятность, так как тепло шло от подогреваемого пола, а печка, которая призывалась на службу в случае отключения электричества, была замаскирована под красивый, якобы декоративный камин. Прямо с порога явно слышался запах будоражащих кровь и вкусовые рецепторы специй, он тянулся из кухни, в которой уже вовсю варился пряный глинтвейн. Волей неволей я принюхалась к аромату, уловила знакомые нотки: корица, имбирь, гвоздика, лавровый лист, бадьян, душистый перец, немного цитрусового запаха. Но было там что-то ещё, мне абсолютно незнакомое, но вызывающее особое, праздничное настроение. Что-то бодрящее, манящее, свежее и горьковато-сладкое.