Отель с привидениями и другие таинственные истории (сборник)

Мрачные, зловещие звуки музыки ворвались в раскрытую дверь. Как будто погребальная процессия, стоявшая на месте, пока пополнялись ее ряды, приготовилась наконец тронуться в путь, и громкие возгласы труб под глухой рокот барабанной дроби призывали поторопиться кого-то, еще замешкавшегося наверху. Многие взоры, следуя безотчетному побуждению, обратились к сэру Уильяму Хоу, словно он и был тем, кого эта зловещая музыка звала на похороны преставившейся власти.

— Смотрите! Вот и последний! — прошептала мисс Джолиф, дрожащим пальцем указывая вверх.

По ступеням спускалась еще одна человеческая фигура, но там, откуда она появилась, царил такой густой мрак, что некоторым из присутствующих почудилось, будто она возникла из небытия. Мерным, чеканным шагом спускалась эта фигура вниз, и когда она достигла последней ступени, все увидели, что это мужчина высокого роста в сапогах и плаще военного покроя, воротник которого был поднят так, что доходил до самых полей украшенной галуном шляпы; лица не было видно. Английским офицерам, однако, показался знакомым этот плащ; они словно бы видели раньше и потертую вышивку на воротнике, и золоченые ножны шпаги, которые торчали из-под складок плаща, поблескивая в луче яркого света. Но, не говоря уже об этих второстепенных признаках, было во всей повадке незнакомца и даже в его поступи нечто такое, что заставило многих поспешно перевести глаза на сэра Уильяма Хоу, словно в стремлении удостовериться, что хозяин дома по-прежнему стоит среди своих гостей. И тут они увидели, как генерал, залившись темной краской гнева, выхватил шпагу из ножен и пошел навстречу укутанной плащом фигуре, прежде чем она успела ступить на площадку.

— Ни шагу дальше, негодяй! — крикнул он. — И покажи, кто ты такой!

Острие шпаги почти упиралось в грудь незнакомца, но он даже не дрогнул; с зловещей медлительностью он отвернул край плаща и приоткрыл лицо, но не настолько, чтобы его могли увидеть зрители этой сцены. Однако сэр Уильям Хоу, должно быть, увидел достаточно. Угроза в его взгляде сменилась выражением крайнего изумления, почти ужаса; он отступил назад, и шпага выпала у него из рук. Между тем незнакомец снова прикрыл лицо плащом и продолжал свой путь к выходу. Но на пороге он остановился, спиной к зрителям, и, гневно топнув ногой, потряс в воздухе сжатыми кулаками. Говорили потом, что сэр Уильям Хоу в точности повторил эти движения, когда он, последний английский губернатор Массачусетса, в последний раз переступал порог своей резиденции.

— Слышите? Процессия тронулась, — сказала мисс Джолиф.

Траурная музыка стала затихать, удаляясь от Губернаторского дома, и ее скорбные звуки слились с полуночным боем часов на Старой Южной церкви, а мгновение спустя к ним присоединился грохот артиллерийской пальбы — знак того, что осаждающая армия Вашингтона заняла высоты, расположенные еще ближе к городу. Когда первые пушечные залпы достигли ушей полковника Джолифа, он выпрямился во весь рост, словно сбросив с себя бремя лет, и с суровой усмешкой посмотрел на английского генерала.

— Вашему превосходительству все еще угодно проникнуть в тайну этого маскарадного зрелища? — спросил он.

— Поберегите свою седую голову! — с угрозой, хоть и срывающимся голосом крикнул сэр Уильям Хоу. — Она слишком долго держалась на плечах изменника.

— Если вы хотите отрубить ее, поторопитесь, — спокойно возразил полковник, — ибо еще несколько часов — и всего могущества сэра Уильяма Хоу и его повелителя не хватит на то, чтобы хоть один седой волос упал с этой головы по их воле. Сегодня последняя ночь английского владычества в старых колониях; минуты сочтены, и тени бывших губернаторов сошлись сюда вовремя, чтобы достойным образом оплакать прах империи.

С этими словами полковник Джолиф закутался в свой плащ, предложил внучке руку и вместе с ней покинул последний бал последнего английского правителя Массачусетса. Ходили потом слухи, что старому полковнику и его спутнице было кое-что известно о тайне представления на лестнице Губернаторского дома. Но, как бы там ни было, этой тайны никто другой не узнал. Об участниках представления известно, пожалуй, даже меньше, нежели о тех людях, что, переодевшись индейцами, сбросили в волны океана груз кораблей с чаем, пришедших в бостонскую гавань, и стяжали себе славу в истории, но не оставили ей своих имен. Однако среди прочих легенд, связанных со старинным зданием, о котором идет речь, существует поверье, будто и поныне в годовщину поражения Англии тени прежних массачусетских губернаторов чередою спускаются с парадного крыльца. И тот, кто идет последним, призрак в военном плаще, прежде чем переступить порог, потрясает в воздухе сжатым кулаком и, словно бы объятый отчаянием, топает подкованными железом сапогами о каменные плиты, но ни единый звук при этом не нарушает тишины.

Когда умолк так искренне звучавший голос рассказчика, я перевел дух и оглянулся по сторонам, всей силой своего воображения стремясь увидеть на том, что меня окружало, хотя бы тень овеянных поэзией и славой событий прошлого. Но в нос мне ударил запах табачного дыма, клубы которого усердно пускал пожилой джентльмен, должно быть, символически намекая этим на туманную основу своего повествования. Затем полет моей фантазии досаднейшим образом был прерван позвякиванием ложки в стакане с пуншем, который готовил мистер Томас Уэйт для нового посетителя. А обитые дубовой панелью стены не показались мне романтичнее оттого, что вместо щита с гербом одного из именитых губернаторов их украшала аспидная доска с расписанием рейсов бруклинского дилижанса. Тут же у окна сидел и кучер означенного дилижанса, углубясь в чтение грошового листка, именуемого «Бостонской почтой», и своим видом нимало не напоминая тех бравых молодцов, которые доставляли почту в Бостон лет семьдесят или сто тому назад. На подоконнике лежал аккуратный сверток в коричневой бумаге, и праздное любопытство побудило меня прочесть надписанный на нем адрес: «Губернаторский дом, мисс Сьюзен Хаггинс». «Какая-нибудь хорошенькая горничная», — подумал я. Да, правду сказать, трудное это, почти безнадежное дело — пытаться набросить волшебный флер на то, что так или иначе затронуто живым дыханием нынешнего дня. Но все же, когда взгляд мой упал на величественную лестницу, по которой некогда двигалась процессия губернаторов, и когда я шагнул через тот порог, который переступали их безмолвные тени, дрожь волнения на миг охватила меня, и мне было приятно почувствовать это. Но вот я нырнул в уже знакомый узкий проход и через несколько мгновений оказался в гуще людской толпы, сновавшей по Вашингтон-стрит.

Эдвард Джордж Булвер-Литтон

Лицом к лицу с призраками

Один мой приятель, человек просвещенный и философ, как-то раз сказал мне полушутя-полусерьезно:

— Представь себе, я недавно обнаружил прямо посреди Лондона дом с привидениями.

— В самом деле? С настоящими привидениями?

— Этого я тебе не могу сказать, знаю только одно: шесть недель назад мы с женой искали себе жилище. Мы проходили по одной тихой улице и увидели в окне объявление: «Меблированные комнаты». Место нам понравилось, мы вошли в дом, осмотрели комнаты и остались довольны, сняли их на неделю… а на третий день выехали. Жена ни за что на свете не соглашалась там больше находиться, и это меня нисколько не удивило.

— И что же ты там увидел?

— Прости, мне не хочется сделаться посмешищем, представ в роли суеверного фантазера, а с другой стороны, я не могу рассчитывать, что ты поверишь мне на слово, не будучи сам свидетелем тех событий, которые в пересказе покажутся тебе невероятными. Скажу одно: причиной нашего отъезда не было что-то увиденное или услышанное. В этом случае ты вполне мог бы предположить, что мы стали жертвами своего разгоряченного воображения или же какого-то трюка. Нет, нас вынудил уехать невыразимый ужас, который мы испытывали всякий раз, когда проходили мимо двери одной пустой комнаты, хотя нам не случилось там что-нибудь увидеть или услышать. Удивительное дело: впервые в жизни я согласился со своей женой, а она у меня умом не блещет, и признал, после того как мы провели в этом доме три ночи, что четвертую нам не вынести. В результате я на четвертое утро вызвал женщину, которая нам прислуживала и вела хозяйство в доме, и сообщил ей, что квартира нас не совсем устраивает и мы уедем раньше срока. Она сухо сказала: «Я знаю почему. Вы пробыли дольше всех остальных жильцов, мало кто здесь оставался на вторую ночь, а на третью только вы одни. Это потому, думаю, что они были очень добры к вам». — «Кто это — они?» — спросил я, пытаясь изобразить улыбку. «Как же — духи, кем бы они там ни были. Я против них ничего не имею. Мне они знакомы с тех давних времен, когда я еще не была здесь служанкой. Знаю, что они когда-нибудь сведут меня в могилу. Ну и ладно, я уже немолода, все равно скоро умирать. Я и тогда отсюда никуда не денусь — останусь здесь, вместе с ними». В голосе женщины слышалось спокойствие отчаяния. Своего рода благоговейный страх заставил меня прекратить расспросы. Я заплатил за неделю, и мы с женой были рады, что дешево отделались.