В поисках человечности (СИ)

Дмитрий вздрогнул, его глаза расширились, словно он испугался, но быстро взяв себя в руки, он зарычал на нее.

— Что ты знаешь о смерти, девочка, ты ее и не видела толком!

Дита поднялась. У нее сразу закружилась голова, и резко махнув ею, она попыталась прийти в себя.

— Смерть живет во мне! Твой яд. Я храню его. — Девушка притронулась рукой к тому месту, где до этого касались его зубы. Стирая пальцами черную жижу с шеи, она отчистила кожу. — И только своей силой воли я сдерживаю ее. Даже когда сплю. Но стоит мне остановиться...

Дмитрий вздрогнул, когда на ее шеи проступило темное пятно, рассыпаясь по телу черными прожилками. Пятно увеличилось до размера ладони, замерло. Дита сжала зубы. Яд Дмитрия причинял ей боль и без его зубов. Тонкая струйка покатилась из ее глаз. Боль оглушала, и у нее больше не было сил сдерживаться. Пятно на шее снова дрогнуло и опутывая ее сеткой опустилось до груди, темные стрелки поплыли по щекам, окутывая ее лицо. Дита упала на колени, не в силах более стоять на ногах.

«Ну и пусть» — мелькнула в ее голове мысль. Черная кровь стала заливать все ее тело.

— Амалия! — В ужасе крикнул Дмитрий, подхватывая ее падающее тело. Он протряс ее. Чернота переполняла девушку. Словно она была обычной смертной. Словно не было в ней магической крови, способной удержать его яд. Дмитрий быстро вскочил вырывая нож из стенда на стене и пропоров свою ладонь прижал руку ко рту девушки. — Пей! — в его голосе было отчаянье и страх. Дита не отвечала, Дмитрий не мог понять получает ли она его кровь, и ему становилось все страшнее. И не то, что Тремеры действительно накажут его, пугало его сейчас, а то, что он может потерять ее. — Амалия, — он стал трясти ее, пытаясь привести в чувство. Потом подумав, вспорол ей плечо, и из раны хлынула чернота.

Отравленная кровь заливала пол, текла быстрыми струями по паркетным щелям, наполняя комнату запахом смерти. Дита пришла в себя, и судорожно глотая, пила его кровь. Дмитрий терпеливо позволил ей напиться. Он сидел рядом с ней на полу, наблюдая, как ее черная кожа приобретает своей приятный розовый цвет.

— Вот это было больно, — с усмешкой произнесла она, притрагиваясь к ране оставленной ножом, когда ее тело полностью отчистилось. В панике Дмитрий воткнул в нее лезвие почти по рукоять, прорубая ей кости. Встретившись с ним глазами, девушка перестала улыбаться. — Ну что, наигрался на сегодня или еще что-то придумаешь? — Ее голос был холодный и мрачный, как и ее взгляд.

— Ненавижу этот запах, — проговорил Дмитрий спокойно. Он прижал подбородок и груди и механическими движениями пытался оттереть с нее гниль.

Дита попыталась отбросить его руки. От его холодных рук было неприятно. Но Дмитрий настойчиво продолжал омывать ее. Потом он стал пытаться оттереть пятна с платья, и когда у него это не получилось, он оторвал испачкавшиеся части. Откидывая их прочь.

— Ненавижу этот запах! — Повторил он, переполненный отчаянья. — Ненавижу эти зубы! — Прокричал он, кусая себя за руку.

Кисть сразу почернела, и Дмитрий всхлипнул, закрывая глаза руками. Укус прошел, но Дмитрий продолжал сидеть неподвижно на полу. Дита молча наблюдала за ним. Носферату вел себя как обиженный мальчишка, которого лишили чего-то для него важного. Вздохнув, она похлопала его по колену. Она не собиралась его жалеть, но выглядел он жалко.

Дмитрий поймал ее руку и подтянул к себе:

— Прости, — сказал он. Вздохнув, он поднялся и вышел, оставив ее одну. Он не мог признаться ей, что подверг ее этой бессмысленной боли, только для того, чтобы проверить, действительно ли она будет молчать о чужих тайнах. Но тяжелее всего было признать, что этой бессмысленной боли он подвергает ее каждый раз, когда питается с нее.

====== Глава 7. Зимняя спячка. Часть 10. «время битв» ======

Комментарий к Глава 7. Зимняя спячка. Часть 10. «время битв» не бечено

Часть 10. Gormánaðr¹ «время битв»

Берлин. Берлинский Городской дворец.

26 декабря 1808 год. Ночь. Понедельник.

Густав сидел неподвижно и без эмоций любовался на свою дочь, что склонив колени, сидела напротив него. Казалось, два вампира играют в гляделки, но в действительности Принц собирал информацию из памяти своей дочери. Катерина не сопротивлялась вмешательству, и Густав получал данные обо всем, чем Палач занималась последние несколько месяцев, Закончив с гипнозом, Принц опустил взгляд и задумчиво потер широкий подбородок.

— Я одного не пойму, — сказал он, — зачем ты скармливаешь информацию Джетту. Мне хватает того, что Носферату слишком внимательны к делам Вентру, теперь ты еще и Бруджа допустила до сведений, которые его не касаются.

— Джетт с первой минуты общения был на вашей стороне, сир, — ответила женщина, — он поддерживал переписку только с вами. Джетт тот единственный Бруджа, что будет противостоять политике Вильгельма. Как вы и хотели.

Густав не ответил, лишь молча рассматривал Катерину, словно пытался вновь погрузить ее в гипноз. Палач тайно или явно противостояла Сенешалю. Но при этом была его любовницей. Это борьба за владение Катериной между Вильгельмом и Густавом шла уже очень давно. И хотя Принцу казалось, что его Дитя проигрывает, раз за разом Катерина оказывалась в постели Сенешаля и не появлялась перед Густавом месяцами.

Катерина была преданной дочерью. Четко и верно выполняющая все его указы и видящая в его политике нечто большее, чем простая борьба за власть. Катерина обожала Сира. И только это спасало ее от его гнева.

Вместе с тем, Узы с Сенешалем делали Катерину слабой рядом с Вильгельмом. Она соглашалась с ним, поддерживала и даже раскрывала планы Принца. Но лишь пока он лежал рядом с ней. Стоило Палачу покинуть постель любовника, как она тут же начинала совать ему палки в колеса и доносить на Сенешаля Принцу.

— Я надеюсь, ты не подведешь меня.

— Я никогда не подведу вас! И разве вы сами не хотели обуздать вседозволенность Вильгельма? А если Джетт будет вмешиваться в его политику это всем пойдет на пользу.

— Если Бруджа начнет действовать против меня с твоей помощью, вы умрете оба!

Катерина лишь кивнула и, склонившись в поклоне, покинула территорию Элизиума.

Ее ждала ночная охота. Охрана города и, если повезет, она встретит врага и сможет насладиться его смертью. Катерина, набирая огромную скорость, перемахнула через реку, отделяющую Берлинский дворец от Фридрихсвердера, и, сливаясь с ночью, она исчезла между домов.

Что бы ни говорил Вильгельм, что бы ни думал Густав, Катерина не считала себя подчиненной ни тому, ни другому. Она искала свой путь и свои способы жизни в политической борьбе вампиров. Но Катерина не искала власти, не пыталась столкнуть Сира с пьедестала, или выбить почву из-под ног любовника. Катерина жаждала крови и убийств. Ее устраивала строгая политика Густава, так как при его правлении она могла безнаказанно убивать нарушителей. И ее устраивала близость Вильгельма, так как от него она получала огромное количество вите. Катерина жила по своим законам и правилам. В мире, в котором не существовало никого кроме нее. Потому что Катерина считала себя Богом.

Берлин. Берлинский Городской дворец.

26 декабря 1808 год. Ночь. Понедельник.

Кларк Швердинг аккуратно скрутил письмо в трубочку и уложил в бархатную коробку, что держал гуль Густава. Щелкнув перед его носом пальцами, он вывел слугу из транса. Гуль поклонился и направился в покои принца Берлина. Слуга принес сообщения, что доставляли Принцу со всего света. Среди них было множество государственных тайн и секретов, письма от иностранных Принцев и переписки с важными смертными страны. Но Кларк знал, что большинство этих писем уже побывало в руках Носферату или Катерины. Одни просто читали их, желая насытить свое любопытство, Палач переписывала их, на свой манер, изменяя политику страны и влияя на денежные операции многих графов. Действия Палача поддерживались Густавом, он контролировал ее полностью. Или, по крайней мере, Принц так считал. На кого в действительности работала прекрасная вампирша, Кларк пока выяснить не смог.