Гончая свора (СИ)

– У меня были определённые подозрения.

Мерцание огней продолжало безумные пляски, отражавшиеся в матовом стекле закрытого шлема радугой немыслимых красок.

– С самого начала, ещё до боя в секторе Муш, на той безымянной глыбе льда, ещё до того как знающие перевели тексты и поняли предназначенный нам посыл – я знал. – путники окружили его кольцом. – Да, я знал. но и подумать не мог о том, чтобы уверовать в подобный ужас. – голос сбился. – Не желал верить. Когда мы вошли в храм и наткнулись на то первое, отличное от других тело – подозрения перестали быть бесплодными. Без сомнений, и теперь я уверен, что Нолгвур связан с Клахар…

Валлур осёкся, затем застыл и вдруг сорвался к Гирвулду, подавшись взад-вперёд, не находя себе места.

– Это ловушка. – испуг зилдраанса был для остальных страшнее гипотетической новой встречи с армией Мулга и пробрал до самых глубин страха. – Он до сих пор здесь.

– Кто? – помотал головой Флойд, стараясь сложить факты. – Почему ловушка?

– Те существа, отпустившее Шееза. С планеты нельзя перенестись или убежать, она искривляет сигнал конечной точки и возвращает путника обратно, поэтому, а не из-за точности введённой комбинации, мы попали сюда, поэтому Шееза отпустили. Они знали.

– Но зачем этим существам перенастраивать Гирвулд так, чтобы Шеез попал именно в отрезок нашего прибытия? – вклинился Аттвуд.

– Могли ли они сами воспользоваться им? Как Блунум, Аттвуд. Печатка-идентификатор. – Валлур уверенно подошёл к конструкции и присел на колено, чтобы проверить догадку. – Так и есть. Система бы им не позволила, ведь они не зилдраанцы.

– И они, те существа, отправил Шееза в наше время, чтобы… – поднял брови Аттвуд, звучно прикладываясь ладошкой о лысину. – Нет, вы ведь шутите, верно?

– Чтобы вы пришли сюда, по его следам. – жёстко хлопнула Орно по крышке Гирвулда, вставая напротив Валлура. – И принесли им Киртани.

Выталкивающий напор, характерный разве что для мощного нефтяного бура, расширил тоннельный ход вдвое, перевернув тяжеленные напольные плиты и взрыхлив утрамбовку подстилочного фундамента, брызнувшего на Гирвулд белой крошкой.

Группа резво рассредоточилась, шелестя оружием и занимая доступные укрытия.

Вслед, машина шести ярдов по высоте, трёкающая поршнево-пружинными клапанами, объятыми прогнившими лоскутами плоти, с непрекращающимся свистом, похожим на зарябившей телевизор, выкрученный в полную громкость, ворвалась к ним, будто бы оступилась одной из четырёх своих ног-манипуляторов и хитиновыми щитами, вкрученными подвижными двухзвенными хватами у стяжек плоти, завалилась о стену. Механические загребалы ворошили воздух пред ней. Скорость и проворство были достаточными для рытья. Для плоти, впрочем, тоже.

Флойд, с видом человека, которого уже ничем не получиться удивить, сердито шмыгнул и, стряхнув пыль со штанины, вынул тёмный клинок, встречая ищейку с задором кровожадного пирата:

– На серебряном блюдце…

***

– Мы уже долго в пути, чужеземец. – напомнил в десятый раз своим занудным голосом тот, которого звали Экритом. – Может умолкнешь наконец?

– Наслаждайся видом, Спичка. – выдавил из себя изнемогающий Лэрд. – Свежий горный воздух так прекрасен после перехода длинной в двадцать миль, не так ли?

– Это было не его решение. – подал знаки жизни подотставший Гартвиг, ведущий двух кеюмов по тропе, уводившей их в подъём.

– Да, да, это "решение Кайгарла". Местечковый патриотизм сочиться с вашего языка, что грязь с моих ботинок.

Экрит хватил луком ему по затылку.

– Умолкни. Подобная болтовня хуже пыток Мулга. Тот хотя бы не пытается всю дорогу зашутить нас до смерти дрянным сотрясанием воздуха.

Лэрд хмыкнул:

– О, не волнуйся. Будь так – ты бы точно выжил. Чувство юмора в твоём роду искоренялось генетически.

Второй удар сплошным шлепком пришёлся на уровень лопаток.

– Пошутишь ещё раз и твои рёбра пощекочут стрелы.

– Юмор это последнее оружие бедняка, ведомого на убой. Никому его не отнять. Ничего тебе с этим не поделать.

Какое-то время прошло в тиши звериных криков и бегемотовых стонах человеческого желудка, кое-как справлявшегося с комьями разноцветных листьев, что ему скормили шесть часов назад. Пару раз справа от них наблюдался небольшой оползень. Дорога стала опаснее.

– В тебе она есть. – вдруг произнёс отдававший приказы.

– Что? – не оборачиваясь, нахмурил брови конвоируемый, сосредоточенный на тропке.

– Ненависть. – со спокойствием пояснил Гартвиг. – Она есть в тебе. – ремешки отродий беззвучно покачивались на поясе Лэрда. – Да, никогда не видел столь настоящей.

– Сказал мне о ненависти убивший двоих клыкачей ножами, пущенными за один взмах.

Смачный плевок легко отторгся на землю от иссыхающей глотки и тут же зашипел, будто поджариваемый кусок мяса. "О, сейчас бы хоть один такой" – думал Лэрд, представляя уютный домашний дворик и себя, развалившегося в шезлонге.

Минуло пара часов. Оплавленные камни внешней породы раскалились даже под тусклым светом, пробивавшемся сквозь дымку, смешавшуюся с отголосками бурлящих полипов. В какой-то момент, из-за неё Лэрд перестал различать маленький участок не заросшего предгорья, напоминавшего ему деревенские луга Уэльса, теперь заполонённые ветряками, высасывающими из живописного края остаток жизни. Камень не держал его прямого шага и норовил осыпаться крупными пластинками готовых к употреблению чопперов. Ногти надрывали зарубами. Резина военных берц начинала плавиться, врастая в ноги второй кожей.

– Это ты потревожил Рохау.

Лэрд в пол бока обернулся, не переставая идти. Пористо-чешуйчатый капюшон скрывал лицо Гартвига по впалые полоски стянутых мышцами щёк и нос, едва выглядывавший на свет. Шедший рядом зверь был выше на две головы. Здоровая, страшная до чёртиков, восьмилапая скотина без глаз, но с тройными рядами дублирующих костей на ногах и пятидюймовыми когтями породистого коршуна, бросала в дрожь. Чтобы очень приблизительно понять как выглядит морда кеюма, нужно взять два бывалых в битвах бердыша без черенков, положить один поверх другого горизонтально, ударить сверху молотом в центр конструкции так, чтобы крайние кромки изогнулись к верху, потом приподнять верхний бердыш над нижним до трети ярда и просунуть между ними четырёхгранное копьё с тупым концом. Но даже так, нельзя быть готовым к первой встрече с кеюмом настоящим.

Лэрд, вздрогнув, отвернулся. Мысли о призрачных конях, каких не иначе и седлают в судный день всадники страшного суда, обрели в нём пристанище.

– Чего ты просил? – не унимался Гартвиг. – Откуда ты там появился?

– Я не понимаю, о чём идёт речь.

Чем выше, тем становилось жарче. Шея зудела, веки щипало, руки стёрлись в кровь под верёвками. Они миновали плотный облачный горизонт и звезде, упивающейся властью с началом дня, теперь ничего не мешало превратить их существование в много больший кошмар.

– Может ты попросил знания? Нет, тебе оно не нужно. Богатства? Славы? Врагов? – доносилось упрямо из глубин капюшона. – А может ты просил мести тем, кто сделал из тебя чудовище? Но, что ты отдал взамен? Ты должен был отдать что-то взамен, иначе Рохау не выпустила бы тебя.

– Что такое Рохау? – толи от жары, толи от усталости не выдержал Лэрд, раздражением выказывая пылкий интерес, и таким образом ответил вопросом на вопрос.

Хоть Гартвиг и промолчал, но Лэрд отчётливо услышал подсказку интуиции. Он намерен идти туда с ним. Зачем? Одному ловчему известно. Да и с чего он взял, что Лэрд знает что-то о Рохау или что он там был?

Они снова шли под аккомпанемент взаимного молчания. Звезда в конец прорвала дымчатую завесу и подсветила плавленые камни, забившими яркими блёстками брат о брата. Идти стало труднее и более ни о чём не заговаривали.

Новоявленные конвоиры называли это сопкой, а как посмотреть снизу так самая настоящая гора. Одно предгорье стелилось по красным колышущимся равнинам на удаление десятков миль, при условии полной видимости. До кучи с болот и от них самих несло неимоверно гнусно. Запах напоминал о грудах гниющего мяса, смешанного с тухлыми яйцами и коровьим навозом годичной давности. Но даже так, пусть и кеюмам, соревноваться по части отвратительности с Лэрдом было бессмысленно. Палитра пробуждённых хлористой росой трав леса Ша`А, сочетаясь с недельной немытостью и галлонами людского пота, выдавала настолько элитарный парфюм, что остальным вскоре пришлось навязать тройной слой тканевых повязок. Природа, умей она говорить, на коленях умоляла бы его пощадить себя. Торжество. Хоть где-то в споре с ней люди наконец одержали безоговорочную победу без применения машин и прочих инструментов первичной переработки.