Шаг в неизбежность

Сообщать о провале как об удачной операции не имело смысла. Председатель не глупый человек, его подобной липой не проведёшь. Напротив, стоит доложить о мнимых успехах и можно смело ставить крест на карьере. Хотя, что греха таить, если дела не выправятся — позорная отставка станет вопросом времени.

Боткинс откинулся на спинку кресла, потёр покрасневшие глаза. Эту ночь он провёл на работе и только на час прикорнул на диванчике в приёмной.

«Пожалуй, выпью сто грамм коньяку и крепкого кофе».

Не успел он вдавить кнопку коммуникатора, как тот запел приятной трелью.

— Слушаю, — отрывисто бросил Боткинс, удерживая моргающую клавишу.

— Сэр, докладывает куратор операции «Сосед». Мы проверили донесение «Синицы». Наш клиент тесно сотрудничает с полковником Бэйли, — прорвался сквозь треск помех голос капитана Ендольцева.

— Не может быть?! — не удержался от удивлённого возгласа Боткинс. — Вы уверены?

— Абсолютно, сэр. Мы проверили несколько раз, всё сходится. Дин Бэйли — предатель.

— Кто-нибудь знает об этом? — сухо осведомился Фил.

— Нет, сэр, — хрипло рявкнул динамик коммуникатора.

— Благодарю за службу, капитан. В следующий раз, когда «Синица» выйдет на связь, передайте ей мою устную похвалу.

— Есть, сэр! Служу Федерации!

Капитан ушёл с линии. Из динамика полился треск, какие-то хрипы, унылое завывание. Боткинс убрал палец с клавиши, посмотрел на затихший коммуникатор, побарабанил по столу. Новость взбодрила лучше любого коньяка с кофе.

«То, что нужно. Все провалы надо свалить на Бэйли. Главное, заставить его замолчать до того, как им заинтересуются следователи внутренней безопасности».

Глава АБН сложил пальцы в замок и невидяще уставился в настенную карту Федерации. В кабинет заглянула секретарь, увидела шефа в задумчивом состоянии, осторожно прикрыла в дверь.

Боткинс думал долго, проигрывал в уме все возможные варианты, пытался просчитать последствия каждого шага, вероятность успеха и степень риска. Судьба редко разбрасывается подобными шансами, если хочешь выжить и процветать — умей выбрать верное решение. В таких играх нет права на ошибку. Стоит оступиться — и тебя сожрут.

Пока Боткинс думал, солнечный зайчик на стене сдвинулся на десять сантиметров в сторону. Наконец Фил шевельнулся, выудил телефон из кармана, порылся в адресной книге и набрал номер.

80

Полковник Бэйли в очередной раз за последние двадцать минут измерил кабинет шагами. Пять метров от стола до напольных часов, что каждый час играют гимн Федерации. Двадцать шагов разделяют гостевой диван от дубового шкафа с книгами до потолка. Сорок семь от замаскированного под глобус бара до входной двери.

Привычка думать на ходу часто выходила полковнику боком, но он никак не мог с ней справиться. Когда он просто сидел или стоял, дельные мысли не приходили в голову, стоило сделать шаг — неудержимый поток идей затапливал разум. Оставалось из всего многообразия выбрать одну наиболее подходящую.

На этот раз Бэйли не мог решить, на что потратить вознаграждение от вице-председателя.

Как только в голове забрезжила дельная мысль, во внутреннем кармане кителя бравурно запел телефон.

«Как ты не вовремя», — определил Бэйли звонившего по звуку рингтона, вынул телефон. На дисплее светилась фотография Боткинса в парадной форме. Полковник нажал пиктограмму звонка, приложил трубку к уху:

— Привет, как дела?

— У меня для тебя плохие новости, — услышал он глухой голос. — Я звоню из чувства старой дружбы, рискую всем, давая тебе последний шанс…

— Какой последний шанс? О чём ты?

— Я всё знаю о твоём предательстве и предупредил Председателя. Пойми меня правильно, Дин, я должен был сообщить Скиннеру. Да он и так бы узнал, не от меня так от другого. После того как мои люди выявили твой сговор с Йодли — огласка стала вопросом времени. У тебя ещё есть возможность с честью выйти из игры.

— К-какая возможность? — моментально посерел лицом Бэйли.

— Ты должен застрелиться, — вкрадчиво прошептал Боткинс. — В этом случае Скиннер не предаст дело огласке, ему твоё предательство выйдет боком, если об этом узнает пресса. Покончив с собой, ты обеспечишь матери безбедную старость, ей сообщат о твоей скоропостижной смерти от сердечного приступа и будут платить пенсию по утере кормильца.

— А если я откажусь? Скроюсь где-нибудь, залягу на дно. Денег у меня достаточно.

— Не обманывай себя, Дин. Тебя всё равно найдут и приговорят к высшей мере, а перед этим конфискуют имущество. Твоя мать останется без денег и крыши над головой. Подумай, что раньше убьёт старуху: голод или осознание кем являлся её сын на самом деле?

Боткинс специально давил на чувства Бэйли. Он знал, как тот любит престарелую мать. Её дорогие капризы и прихоти ежегодно обходились ему в круглую сумму, но он не жалел денег. Кроме неё у полковника никого не было.

— Сколько у меня времени? — севшим голосом поинтересовался Бэйли.

— Не знаю… не больше часа. Я предупредил тебя сразу, как позвонил Председателю. Думаю, за тобой уже выехала группа захвата…

Боткинс откровенно блефовал. Откуда ему было знать, что в это время автобус спецназа уже подъезжал к штаб-квартире АГБ.

— Спасибо, Фил. Прощай!

Бэйли положил телефон на стол, повернул маленький ключ, выдвинул ящик. На дне под кипой бумаг лежала лакированная коробка из ценных пород дерева.

Полковник схватил стопку ненужных теперь листов, бросил. Полимерная бумага разлетелась по ковру и паркету. Несколько листков нырнули под диван, ещё два зацепились кончиками за металлическую полоску на дверце шкафа, да так и остались висеть.

Дин Бэйли откинул крышку. Изнутри коробку выстилал красный бархат, в специальном углублении лежал старинный револьвер, а под ним в отдельных ячейках отливали золотом шесть маленьких патронов. Дрожащие пальцы коснулись холодного металла, в памяти мгновенно всплыли события пятилетней давности.

Торжественный вечер в Дворце Федерации, зал полон красивыми женщинами в длинных платьях, мужчинами в чёрных костюмах. Десятки телекамер смотрят на полковника и Председателя. Оба стоят на сцене, освещённые яркими лучами софитов. По залу гуляют мерцающие вспышки фотоаппаратов. Звучит торжественная музыка, стройная девушка в облегающем красном платье до пят с глубоким декольте выносит плоскую коробочку, передаёт Председателю в руки, поворачивается и идёт за кулисы походкой модели. Несколько мгновений всё внимание мужчин в зале приковано к вызывающему вырезу до низа спины, но вот Председатель открывает шкатулку, наклоняется к микрофону. Музыка стихла, в тишине слышен голос Скиннера:

— Этот старинный револьвер я хочу подарить честному человеку, профессионалу своего дела. Благодаря ему мы можем спать спокойно и не беспокоиться за наше будущее…

Снова гремят фанфары, зал взрывается бурей аплодисментов, а Председатель продолжает говорить о самоотверженной преданности, честности и чувстве долга директора АГБ, просит всех быть такими же, добиваться поставленных целей и ставить интересы государства выше собственных.

Полковник ничего не слышит, он как будто отгородился от мира прозрачной стеной, пропускающей свет, но гасящей звуки. Оружие всецело завладело им, манит к себе, притягивает взгляд. Кровь стучит в ушах, шумит в голове, а перед глазами стоит прекрасный револьвер, произведение искусства, поэзия в металле, способная дарить смерть или эстетическое наслаждение. Кому как повезёт.

Видение исчезло, полковник вынул из коробки револьвер, откинул барабан, зарядил патрон в камору.

«Порою жизнь глумится над нами, — усмехнулся он про себя. — Скиннер наградил оружием за беспорочную службу, а я стреляюсь из него, разоблачённый в предательстве».

За дверью послышался топот множества ног, раздался какой-то шум и крик. Это кричала секретарь. Преданная до мозга костей, безнадёжно влюблённая в начальника Маргарет Бланш верещала, что полковник не принимает, и она никого не впустит в кабинет без его разрешения. Её мало интересует: двадцать ли вооружённых спецназовцев топчутся в приёмной или вся армия ждёт за дверью.