Испытание адом

– Постарайся не слишком задевать их чувства, Скотти, – посоветовала Хонор. – Насколько я знаю, лейтенант Десуи – мастер рукопашного боя.

Последнее обстоятельство было главной из причин, по которым Кэслета поселили с ним.

– Ха! Если кто-то так заботится о своих чувствах, ему не следовало обходиться со мной так в первых двух играх, – с озорным блеском в глазах заявил Тремэйн и, козырнув начальству, исчез в ночи.

– Веселый малый, – гулко пробасил Рамирес. Сидевший на гладко оструганном столе Нимиц мяукнул в знак согласия. Бенсон, потянувшись, почесала его между ушами, и кот с довольным урчанием прильнул к ее руке.

– Он такой, – подтвердила Хонор, глядя, как Бенсон ласкает Нимица.

За прошедшее время кот очаровал всех обитателей лагеря, сделавшись всеобщим любимцем, – что позволило ему и Хонор незаметно протестировать эмоциональное состояние пленных. Оказалось, что кое-кого долгие годы заключения подвели к опасной грани психической нестабильности. Хонор обсудила этот тревожный факт с Рамиресом и Бенсон. Однако подлинное беспокойство внушало состояние лишь одного из шестисот двенадцати обитателей лагеря.

Узнав, что хевы и вправду подсадили в «Геенну» осведомителя, Хонор удивилась, но еще больше были ошеломлены сами заключенные. В лагере этот человек занимался обработкой местного эквивалента льна и выделкой тканей, из которых Десуи шил одежду. Его деятельность являлась важным элементом ориентированного на выживание натурального хозяйства лагеря, он пользовался уважением, и многие заключенные считали его личным другом. Того, что «друг» оказался обманувшим их доверие агентом БГБ, было достаточно, чтобы ввергнуть недавних товарищей в безумную ярость.

Правда, он был не «агентом», а всего лишь осведомителем. Разница представлялась довольно тонкой, едва уловимой, однако Хонор удержала Рамиреса от намерения казнить «крота» после того, как у него под матрасом нашли коротковолновой передатчик. Если бы прибор не удалось найти до прилета очередного шаттла с продовольствием, последствия одного-единственного сеанса связи были бы гибельны, это понимали все. Однако к бедняге, согласившемуся на сотрудничество с БГБ ради спасения от смерти своей возлюбленной, отнеслись с жалостью. Убивать его не стали, ограничились тем, что отобрали передатчик и поручили надежным людям держать его под надзором. Хонор радовалась тому, что дело обошлось без крови. Со многими обитателями лагеря этот человек сошелся довольно близко, а убийство всегда представляет собой крайнюю и нежелательную меру.

– … на станции «Василиск»?

Осознав, что МакКеон о чем-то спросил, Хонор встрепенулась.

– Прости, я задумалась. О чем речь?

– Я просто вспомнил, каким был Скотти на «Василиске», – сказал МакКеон и добавил для Бенсон и Рамиреса: – Он был хорош, но боже! Какой он был зеленый мальчишка!

– А еще он ко времени перевода разбогател на пару сотен тысяч, – подхватила Хонор со своей полу улыбочкой.

– У него был удивительный нюх на контрабанду, – пояснил МакКеон, – что обеспечило ему исключительную популярность среди товарищей, когда Адмиралтейство начало выдавать призовые деньги.

– Могу себе представить! – рассмеялась Бенсон.

– Он хоть и веселый, но очень уравновешенный, – добавила Хонор, и улыбка ее исчезла: ей вспомнилось, как этот «очень уравновешенный» молодой человек спас ее карьеру.

Бенсон, почувствовав что-то невысказанное, внимательно посмотрела на Хонор, однако спросить предпочла о другом:

– Он докладывал о неполадках. Как они могут сказаться на наших планах?

– Если с ответчиком хотя бы одного шаттла все будет в порядке, то никак не скажутся, – ответила Хонор, потянувшись к Нимицу. Кот, прихрамывая, направился к ней, и она, усадив его на колени, прижала к груди.

– А если и второй тоже забарахлит? – спокойно спросил МакКеон.

– Будем думать, – ответила Хонор. Голос ее звучал спокойно, но подвижная половина лица отразила угрюмое настроение. – Может быть, откажемся от «Красной Шапочки» и разработаем другой план.

Возражений не последовало, но услышанное никого не обрадовало. Все знали, что операция, получившая условное название «Красная Шапочка», сулила им наибольшие шансы на успех. Да что там – положа руку на сердце, она представляла собой их единственный реальный шанс добиться успеха. Попытка осуществить любой из альтернативных планов скорее всего закончилась бы не освобождением, а гибелью, просто об этом предпочитали не говорить. В конце концов, лучше было погибнуть, чем навсегда остаться в Аду.

– Ладно, – сказал, помолчав, МакКеон, – в таком случае, полагаю, нам следует сконцентрироваться на том, чтобы ничего плохого не случилось с ответчиком первого шаттла.

Хонор невольно прыснула и покачала головой.

– Звучит неплохо, но как этого добиться?

– Хонор! – укоризненно воскликнул он. – Ну уж это-то проще простого! Достаточно подключить к делу Фрица. Он подберет самую подходящую из своих замечательных профилактических программ, предпишет лечебную физкультуру, наметит график регулярных визитов… Мы и опомниться не успеем, как окажемся дома!

Тут уж со смеху покатились все.

Фриц Монтойя, будучи единственным в «Геенне» врачом, уже доказал всем, что является бесценным специалистом. Медики вообще были редкостью на Аиде, и ни один из них не проштрафился настолько, чтобы попасть в «Геенну». Инфекционными заболеваниями заключенные почти не страдали – местные микробы избегали несъедобных чужаков, однако несколько туземных болезней оказались прилипчивыми и надоедливыми, как адскиты или котомедведи. Кроме того, в лагере имел место довольно высокий травматизм, не говоря уж о пищевых отравлениях и нарушениях обмена веществ. Работы Монтойе привалило выше головы, и – при полном отсутствии медицинской аппаратуры и ограниченном запасе медикаментов из аварийных аптечек шаттлов – он справлялся даже с очень сложными случаями. Угодив в положение сельского врача Старой Земли, Фриц показал себя воистину великолепным специалистом. Он не ограничился помощью тем, кто обращался к нему с жалобами, но ввел серьезные изменения во внутренний распорядок лагерной жизни. В корне реорганизовал практику избавления от отходов, ввел обязательные медицинские осмотры и настоял на привлечении инвалидов к легким работам – во избежание гиподинамии. Узники были ошеломлены его энергичным натиском, однако не возмущались и врачебные предписания выполняли безропотно.

Этот аспект проблемы заставил Хонор мысленно скривиться. Судя по всему, хевам было наплевать на здоровье заключенных: с точки зрения БГБ жизнь целого лагеря не стоила затрат даже на элементарное медицинское обслуживание. Если кто-то заболевал или получал травму, то его выживание становилось его личным делом. Медикаментами лагеря не обеспечивались.

«Наверное, – угрюмо подумала Харрингтон, – мне следует поблагодарить их за то, что они догадались подмешивать в пайки заключенных контрацептивы. Правда, они делали это из соображений экономии, а отнюдь не гуманности, ведь дети – это лишние рты. Но одному богу известно, какова была бы детская смертность при полном отсутствии медицинского обслуживания»

– Уверена, Фриц был бы тронут твоей верой в его способности, – сказала она МакКеону, – но сомневаюсь, чтобы даже его непревзойденный целительский талант мог произвести впечатление на молекулярную электронику.

– Ну, не знаю, – фыркнул Алистер. – На меня производит, да еще какое: стоит ему начать приставать ко мне с зарядкой или диетой, как у меня со страху все болячки проходят.

– Это потому, Алистер, что ты легко поддаешься внушению, – вкрадчиво произнесла Хонор и, покачивая рукой перед его лицом, заговорила нараспев: – У вас тяжелеют веки, закрываются глаза, вам хочется спать… спать… спать…

– Ничего подобного! – буркнул МакКеон, но тут же широко зевнул.

Хонор прыснула, Нимиц весело чирикнул, и МакКеон посмотрел на них исподлобья.

– Дама Хонор, – с нарочитой серьезностью произнес он, – всякие утверждения насчет моей «внушаемости» есть злонамеренные инсинуации. А если меня и клонит… – фраза была прервана очередным мощным зевком, – ко сну, то не из-за какого-то там гипноза, а потому, что я весь день провел на ногах. Устал. В общем, ты как хочешь, а я пошел на боковую. Доброй ночи.