Филогенез

Губы заключенного опять сложились в самодовольную улыбочку.

— Нет, не группа. Улей. Колония.

Его тон сделался вызывающим.

— В заповеднике не десяток и не два транксов. Их там сотни. И они явились не затем, чтобы глазеть на цветочки или ловить бабочек. Они там живут. И размножаются.

Шэнон пристально уставилась на него, на тощего, самовлюбленного человечишку, который сидел, сложив руки на груди и нагло ухмыляясь. Он не отвел глаз. Ей захотелось встать и уйти, но она сдержалась.

— И в вашем рюкзаке есть то, что может доказать это из ряда вон выходящее заявление?

— Ага, так значит, моя «сумасшедшая» история все же годится для вечерних новостей?

Теперь он дразнил ее. Но Шэнон на такое не поймаешь.

— Дайте мне координаты вашего рюкзака, и мы посмотрим, что там. Если там и вправду что-то есть. Если он вообще существует, этот ваш рюкзак.

— О, еще как существует! — Монтойя мельком покосился на дверь.— Но сперва нам надо заключить нечто вроде соглашения. Официально, при свидетелях.

— Соглашения? — Шэнон подобная идея не обрадовала. Суммы, выделявшиеся бюро на ее расходы, были весьма и весьма ограниченными. Икитос — вовсе не Париж.— Какого еще соглашения?

Монтойя расслабился — кажется, впервые с того момента, как она вошла в комнату.

— Ну, вы же не думаете, что я собираюсь поделиться с вами сюжетом века исключительно по доброте душевной?

На миг его взгляд сделался отсутствующим, голос понизился до шепота.

— Должен же я как-то возместить свои расходы. Я ведь уже опоздал к назначенному сроку. Я, считай, отказался от франшизы. Ради этого.

Он покачал головой, словно бы удивляясь.

— Должно быть, я и впрямь сошел с ума. Да, и еще одно: все будет изложено так, как я скажу. Хочу иметь право участвовать в подготовке материала.

Шэнон уже готова была расхохотаться, но увидела, что заключенный не шутит.

— Значит, мало того, что вы убийца, вы хотите стать еще и журналистом?

Он опустил глаза.

— Убийство в Сан-Хосе произошло случайно. Я так и скажу на суде.

Он снова улыбнулся, хитро и всезнающе.

— Слушание, разумеется, будет закрытым. Вот увидите. Я слишком много знаю, а правительство не любит, когда люди, знающие слишком много, бегают на свободе и болтают направо и налево. Но дело стоящее. Я обещаю.

Шэнон выпрямилась и включила записывающее устройство.

— Ладно, забудем о пустяках. Так почему вы считаете, будто способны самостоятельно изложить сюжет?

Монтойя сложил губы трубочкой и послал ей воздушный поцелуй. Шэнон с отвращением отшатнулась.

— Надо понимать, вы уже приобрели мой сюжет?

Рюкзак оказался на месте, на удивление далеко к югу. Он был зарыт в небольшом углублении между корней двух фиг-душительниц. Именно там, где и говорил Монтойя. Впрочем, сам по себе данный факт ничего не означал. Присутствие вполне узнаваемого и действующего транксского прибора тоже ничего не доказывало, кроме того, что владелец рюкзака мог иметь доступ к каналам продажи контрабандных товаров — а это не большая сенсация. Зато кусок руки транкса — другое дело. Рука оказалась довольно свежей и весьма тщательно упакованной, поэтому даже не начала разлагаться, несмотря на пребывание в агрессивной среде тропического леса. Все вместе могло служить если не доказательством, то, по крайней мере, подтверждением истории, рассказанной заключенным.

В следующий раз Шэнон наведалась к Монтойе не одна. С ней пришли двое комментаторов из ее компании, а также морщинистый и седовласый главный редактор.

Заключенный встретил их любезно, но настороженно. На столе между ними лежал обломок конечности инопланетянина и прибор, вынутый из зарытого рюкзака. С виду обе улики казались нетронутыми, хотя на самом деле их подвергли самому тщательному исследованию на предмет установления подлинности. Подлинность была доказана. И теперь исполненным любопытства представителям прессы оставалось выяснить, как эти удивительные предметы попали в столь неподходящие руки — к мелкому преступнику, чье прежнее местожительства находилось далеко на север от Панамского перешейка.

Одна из журналисток подвинула прибор через стол в сторону Чило.

— Мы знаем, что этот предмет сделан инопланетянами, но не понимаем, для чего он служит и как действует.

— Я знаю. Это скри!бер. Я же вам говорил: Дес был поэтом. Это не значит, что он просто кропал стишки. У транксов поэзия — искусство, которое сродни театру. Я знаю, потому что он пару раз выступал для меня.

На его лице появилась скупая, печальная улыбка.

— Я, правда, мало что понял. Я ведь не понимал ни слов, ни жестов. И он еще все время стрекотал и присвистывал. Но, Боже мой, до чего же это было прекрасно!

Репортерша, задавшая вопрос, едва не расхохоталась, но ее напарник предостерегающе сжал ее руку. Он наклонился вперед и понимающе сказал:

— Меня зовут Родриго Монтеверде, я из парламентского округа. Мне не доводилось видеть таких представлений, о которых вы говорите. Но я разговаривал с людьми, которые их видели. Ваши описания совпадают.

— Те транксы выступали для официальных лиц,— невозмутимо заметил главный редактор.— Пару раз их выступления показывали по трехмерке. Он мог просто видеть запись.

Шэнон осторожно пододвинула к заключенному кусок отломанной конечности.

— А как насчет этого? Что это такое?

Монтойя опустил взгляд, посмотрел на сине-зеленые пальцы. Внутри у него все перевернулось, и грудь пронзила острая боль, но внешне он остался все таким же равнодушным.

— Это? Это останки моего друга.

Он поднял глаза, улыбнулся Шэнон, потом перевел взгляд на седовласого. Заправлял всем явно седой.

— Я предлагаю вам самый потрясающий сюжет за последнюю сотню лет. Он вам нужен, или мне поговорить с какой-нибудь другой информационной корпорацией?

Главный редактор остался невозмутимым, но в уголке его губ возникло нечто, похожее на улыбку.

— Нужен, конечно,— если за вашим предложением стоит что-то действительно серьезное. Весь вопрос в том, что нужно вам?

Он кивнул в сторону репортерши.

— Мисс Шэнон сообщила мне ваши требования, но в подробности не вдавалась.

Все глаза выжидающе уставились на заключенного. Чило наслаждался всеобщим вниманием. Оно давало ему возможность чувствовать себя кем-то… кем-то важным.

— Вот так-то лучше! Ну, во-первых, я хочу, чтобы меня отмазали от всего, что на мне висит, и что на меня еще повесят.

— Я так понимаю, вы совершили убийство.

Тон Шэнон был сух, как пыль. Чило ей не нравился. Он это знал. Но это его не волновало. Важно было одно — она увидела возможность создать великую сенсацию. Он, Чило, не единственный, для кого слово «великий» имеет значение. Большая часть мира до сих пор держится на этом.

— Я вам уже говорил, все вышло случайно. Старому идиоту приспичило разыгрывать из себя крутого, он бросился на меня и схватился за пушку. Никто не пришьет мне умышленное убийство. Подвергните ментальному сканированию его вдову, и увидите, что я говорю правду.

— И тем не менее,— неумолимо продолжал главный редактор,— по вашей вине погиб невинный человек.

— Замните дело,— сказал Чило резким тоном, не допускающим возражений.— Я же знаю, на что способна пресса. И пусть не только все обвинения будут сняты, но и мое досье ликвидировано. Я хочу начать жизнь заново. С чистого листа.

— Чтобы иметь возможность замарать его снова? — вздохнул редактор.— В принципе, то, о чем вы просите, реально. Дорого, сложно, но реально. Особенно если подтвердятся ваши слова насчет вдовы. Что еще?

— И некоторое количество кредитов на мой счет. Насчет суммы я пока не решил. Можем обсудить потом детали вместе.

Его тон сделался задумчивым и печальным:

— Вы мне, наверно, не поверите, но, позволив себя поймать, я пожертвовал кучей денег. Вы просто не можете себе представить, какой кучей. Более того: я пожертвовал карьерой.

— Как благородно с вашей стороны!