Час Орды. Волчонок

– Я его не обвиняю, – Джим был абсолютно спокоен. – Я просто констатирую факт – признанный факт намерений Галиана. Этот факт он сам высказал мне. Он планировал сделать именно то, что я сказал сейчас. Я не думаю, что вы все это поймете, – впервые за всю его речь в голосе Джима послышалась ирония, – но эта его мысль сама по себе не показалась бы такой ужасной остальным Высокородным Тронного мира. Ведь, в конце концов, низшие расы колониальных миров всегда были слугами Высокородных. А мы даже не так важны, как они. Мы – Дикие Волки для них, дикие мужчины и женщины, живущие за пределами их цивилизованной Империи.

Хейнман откинулся на спинку кресла и повернулся к губернатору Альфы Центавра, что–то шепча ему на ухо. Джим сидел молча, пока их беседа не кончилась. Затем Хейнман опять повернулся к Джиму и наклонился вперед.

– Немного раньше, – сказал Хейнман, – вы говорили нам, что Высокородные на Тронном мире – высшие существа. Как вы можете сочетать тот факт с этими нечеловеческими планами, которые вы приписываете принцу Галиану? Не говоря уже о том, что согласно вашему утверждению, он планировал убить своего дядю и властвовать вместо Императора? Если Высокородные именно такие люди, о которых вы нам говорите, – а в этом с вами согласен даже губернатор Альфы Центавра, – то принц Галиан человек слишком цивилизованный, чтобы строить такие варварские и убийственные планы.

Джим рассмеялся.

– Я все–таки не думаю, что вы и члены Комиссии понимаете социальные отношения между Высокородными и людьми на колониальных мирах – или нами, – сказал он. – План Галиана против Императора был вершиной преступления в глазах любого Высокородного, например Словиэля. Но его планы в отношении нас вовсе не были бесчеловечными – опять–таки с точки зрения Высокородного. Более того, любой Высокородный счел бы нас счастливыми, так как мы удосужились привлечь внимание Галиана. И сделав нас Старкиенами, они избавили бы нас от болезней, и мы стали бы более здоровой расой, счастливой и объединенной. Точно так же, как здоровы, счастливы и объединены Старкиены Императора. Несомненное благо для нас, по мнению Высокородных.

Хейнман вновь стал о чем–то шептаться с губернатором. Но на этот раз после окончания беседы оба они выглядели расстроенными и не вполне удовлетворенными.

– Не хотите ли вы сказать нам, м–р Кейл, – сказал Хейнман (и впервые за весь допрос тон его голоса явно давал понять, что он требует честного ответа, в котором он сам заинтересован), что все действия, произведенные вами на Тронном Мире, шли не только на благо Императора, но и на благо всем людям Земли?

– Да, – подтвердил Джим.

– Я бы хотел вам верить, – сказал Хейнман, и слова его звучали так, словно он говорил правду. – Но вы хотите, чтобы мы слишком многое приняли на веру. Например, как вы могли узнать о планах принца Галиана, если он, несомненно, держал их в строжайшем секрете?

– Он держал их в секрете. Отдельные губернаторы и дворяне колониальных миров, – тут взгляд Джима скользнул по губернатору Альфы Центавра, – должны были знать о его планах уничтожения старых Старкиенов. Принцесса Афуан и Мелнес, начальник дворцовых покоев, должны были знать остальные части этого плана. Но, насколько это было возможно, Галиан старался никому ничего не открывать.

– В таком случае, как вы узнали о его планах? – требовательно спросил один из членов Комиссии – низкорослый толстяк, которого Джим не узнал.

– Я – антрополог, – сухо произнес Джим. – Моя главная область интересов лежит в изучении человеческих культур, во всех их проявлениях и вариациях. И существует определенный предел этим вариациям для любой человеческой культуры с концентрированным населением, в зависимости от того, насколько она развита. Социальные отношения на Тронном Мире и социальные отношения знати на колониальных мирах, отражающих отношения на Тронном Мире, были на самом высоком культурном уровне, которого, как верили Высокородные, они достигли. Высокородные – и имитирующие их колониальные дворяне – были разделены на маленькие искусственные группы или клики, которые вели себя точно так же, как и «нойо».

Джим остановился и подождал, пока его спросят, что такое «нойо». Спросил его об этом Хейнман.

– Французский этнолог Жан–Жак Петтер назвал термином «нойо» общество, раздираемое внутренними противоречиями, – ответил Джим. – Роберт Ардли несколькими годами позже, охарактеризовал это понятие, как «соседство территориальных властителей, связанных вместе дружеско–вражеской зависимостью». Примером «нойо» в природе является обезьяна Каллицебус. Каждая семья Каллицебус проводит свое время, свободное ото сна и пожирания пищи, у границы территории другой семьи Каллицебус, крича и угрожая ей. Все это, за исключением того, что физическая территория была заменена «положением», а угрозы – интригой, заставляющей другого человека и людей упасть в глазах своих товарищей, – можно отнести и к обществу Тронного Мира. Единственным исключением из такого «нойо» были Высокородные вроде Ро, но и то, только потому, что она была атавизмом – тем типом, который Высокородные развили только в процессе своих умственных и физических достижений, а затем двинулись дальше, в то время как Высокородные, подобные Ро, остались на том же уровне физического развития.

Поэтому ее не считали компетентной. Хотя это и не так.

Джим опять замолчал. Некоторое время ни один из членов Комиссии не нарушал молчания. Затем заговорил Хейнман.

– Ранее вы изображали этих Высокородных сверхсуществами по сравнению с нами, людьми Земли. Сейчас – с обществом обезьян. Они не могут быть и тем и другим.

– О, нет, могут, – сказал Джим. – Ардли так же утверждал, что «нации дают героев, «нойо“ – гениев». В случае Тронного Мира, который стал прообразом колониальных губернаторств, процесс был обратным. Гении сделали «нойо». Обезьяны Каллицебус живут, так сказать, в утопии. На деревьях им хватает и пищи и питья. Так же и Высокородные Тронного Мира создали для себя утопию, в которой технология направлена на удовлетворение малейших их желаний и физиологических потребностей. Естественно, в таких утопических условиях они когда–нибудь ослабнут и станут легкой добычей для колониальных миров, у которых положение намного тяжелее. Это – исторический переворот общества, когда аристократия слабеет и становится зависимой от низших форм.

– Почему же этого до сих пор не случилось с Высокородными? – подал голос Хейнман.

– Потому что им удалось создать нечто уникальное – увековеченную аристократию. Империя начала с того, что собрала на одной планете лучшие умы. Эта планета впоследствии стала Тронным Миром. И когда она уже стала Тронным Миром, туда все еще продолжали прибывать самые талантливые люди с других миров. Это обеспечило почти бесконечное вливание свежей крови. И, кроме того, аристократия Тронного Мира, развившаяся в Высокородных, сделала то, чего прежние аристократы никогда не могли сделать. Она заставила каждого члена своего аристократического общества знать все о технологии Империи. Другими словами, Высокородные были не просто гениями, они были гениями высокообразованными. Высокородная Ро, сидящая сейчас позади меня – дайте ей только время, материалы и инструменты – сможет сделать из Земли точную копию Империи со всеми ее технологическими достижениями.

Хейнман нахмурился.

– Я не вижу здесь связи между гениальностью Высокородных и тем, что они «нойо».

– Бесконечно обновляющаяся, увековеченная аристократия, – продолжал Джим, – останавливает естественные процессы человеческой эволюции. В результате создаются искусственные ситуации, при которых происходит социальная, а следовательно, и индивидуальная эволюция. Такая аристократия – если она и не будет разрушена снаружи – просто обязана в конце концов разрушить самое себя. У Высокородных когда–нибудь обязательно наступит упадок. Они упадочны по своей природе.

Губернатор наклонился и что–то настойчиво зашептал в ухо Хейнману. Но Хейнман, почти со злостью, отстранил его рукой.