А вот еще...

На этом собственный запас хрюмпстау Непрроходима иссяк, он пошатнулся и упал спиной на мониторы, отчего по сенсорным экранам побежали радужные круги.

— Вау, — произнес Джельц, а это слово он произносил не слишком часто. Он выбрался из кресла и понес свою тушу к радужным мониторам. — Рядовой Непрроходим. Ты сорвал операцию. — Простатник навис над своим сыном, лицо которого из оливкового сделалось бледно-салатного цвета.

— Я сделал то, что обязан был сделать.

Джельц протянул руку — скорее из чистой формальности, чем из попытки взяться за руку Непрроходима, ибо с таким же успехом он мог бы попытаться взяться за резиновую перчатку, наполненную мягким бутербродным маслом.

— Ты увидел силу закона. А чем поддерживается порядок, как не законом? Встань, сын мой. Подойди и встань рядом со мной.

Непрроходим, ожидавший, что вот-вот превратится в кляксу на переборке, поднялся на подкашивающиеся ноги и откашлял кварту жидкости (а с ней пару симбиотических безволосых флабузов, которых все вогоны носят в желчных пузырях в качестве средства от камней).

— О нет. Бедные Хэнки и Спэнки…

Джельц носком башмака отшвырнул мокрые комки в сторону.

— Забудь этих паразитов. У нас в блоках переработки отходов таких несколько миллионов.

Он включил одну из подвешенных к потолку специально ради подобных, связанных с падением вогонов ситуаций лебедок. Непрроходиму хватило еще хитрости делать вид, будто она ему нужна, и с ее помощью он выпрямился.

— За всем за этим наверняка стоит Тугриг, — по секрету сообщил сыну Джельц. — Не удивлюсь, если он там на Мегабрантисе прослушивает все наши переговоры в ожидании, пока я провалю операцию. Нет ничего хуже, чем уничтожить…

— Не тех людей? — предположил Непрроходим.

Джельц усмехнулся шутке своего подчиненного.

— Не тех налогоплательщиков, рядовой. Поосторожнее с юмором: у других членов экипажа с этим похуже, чем у нас с тобой. Твой сарказм могут расценить как проявление сочувствия.

— А… — отозвался Непрроходим, интуитивно нащупав самую удачную реплику для случаев, когда ты представления не имеешь, чего отвечать.

Джельц попятился и плюхнулся обратно в командирское кресло.

— Старина Тугриг, поди, ждет на базе, что я вернусь по уши в дерьме. А вместо этого — благодаря тебе! — мы возвращаемся героями, со скальпом бога на поясе и хорошими вестями для налоговой инспекции.

— Выходит, все в выигрыше… кроме Тора.

— Что я тебе говорил, сын?

— Осторожнее с э… шутками.

— Совершенно верно. А теперь втискивайся ко мне в кресло, и мы насладимся иллюзорными прелестями гиперпространства вместе.

Голова у Непрроходима шла кругом, руки тряслись. Он пришел на помощь землянам, и это каким-то образом обернулось благом для всех.

Это все закон,сообразил он. Нас спас закон. Придется теперь использовать это слово.

Он так и стоял, потрясенно подняв руки, пока двое юнг не взяли его под микитки и не отвели к капитанскому креслу.

Джельц наслаждался собой, что он позволял себе всего дважды в год и всего на пару минут. Посмотрите на моего сына — как потрясен он тем, что в первый раз сидит на колене у капитана. А я-то хотел отослать его с корабля… но после его сегодняшних поступков парень останется со мной. Он станет одним из великих. Разрушитель миров. Гроза жалобщиков. И придет день, когда мой сын станет настоящим Законченным Ублюдком.

Бабуля

Типичное описание поведения разумных существ, над которыми нависла угроза уничтожения со стороны парящего над головами инопланетного корабля сводится к паническому бегству прижимающих к груди убогий скарб туземцев, а также к образованию непроходимых автомобильных пробок на мостах и в туннелях. Исключением является храфхрафский фильм «Взрыв Красной Бурды», где в минуты, предшествующие полному уничтожению, все рады и счастливы, поскольку жизнь обитателей Храфхрафа протекает в обратном направлении по времени, вследствие чего с их точки зрения они только что выбрались из серьезной космической катастрофы целыми и невредимыми.

На Бабуле никто и никуда не бежал, да и скарба к груди не прижимал почти никто. Обитатели планеты стояли на площади Джона Уэйна, чуть покачиваясь, как трава на ветру, и, разинув рты, ждали с неба смерть.

Все, кроме Асида Префлюкса, сидевшего на скамейке с банкой мягкого сыра.

— Как я заблуждался, — всхлипывал он, закрыв глаза ладонями. — Как заблуждался! Чтобы понять Сыр, Сыр надо поглотить!

Хиллмен Хантер стоял в тени памятника и очень старался не привлекать к себе лишнего внимания на случай, если во всех бедах вдруг обвинят его. Большинство предметов падает сверху вниз, но обвинения всегда летят на самый верх, а Хиллмен предпочитал избегать боли до самого конца, каковой, он надеялся, случится относительно безболезненно.

— До скорой встречи, Бабуля, — прошептал он.

Не спеши,произнес бабулин голос у него в голове.

Пока Хиллмен обдумывал эти загадочные и, как он надеялся, пророческие потусторонние слова, в лицо ему шлепнулся комок мягкого сыра, залепивший ухо и набившийся за воротник.

— Славно поработал с богом, дебил, — крикнул ему через площадь Асид Префлюкс.

Дрянь дело,подумал Хиллмен.

В толпе мелькнула пара секаторов, и Хиллмену показалось, что он разглядел нож для бумаги.

Ну почему обязательно найдется кто-нибудь с ножом?

К счастью, именно этот момент выбрал вогонский бюрокрейсер, чтобы в сиянии красивого голубого фейерверка гипердвижков исчезнуть из реального пространства. Только что он висел здесь, и вот с «пшш-хлоп-бах!»исчез, не оставив за собой ничего, кроме тающего в небе облачка выхлопной плазмы.

— Аххх, — выдохнула толпа.

Зафод с его врожденным чувством момента забрался на пьедестал памятника.

— Вогоны побеждены! — возгласил он, стоя на сгибе локтя Джона Уэйна. — Тор спас вас!

— Тор? — удивленно переспросил Хиллмен. — Какой Тор? Мертвый, исчезнувший?

Зафод бросил на него взгляд, красноречиво говоривший о том, насколько Хиллмен туп, и уж если З. Библброкс считает кого-то тупым, значит, подразумевается, что этот кто-то тупее даже самого Зафода, а это само по себе уже означает изрядную тупость, что не так обидно, если этот кто-то настолько туп, что не способен даже понять означенного взгляда, но все-таки обидно, если этот кто-то его все-таки понимает.

Хиллмен был вовсе не туп, просто на него нашло недолгое помрачение, и этот момент быстро прошел.

— Конечно! — выкрикнул он срывающимся голосом. — Тор нас спас!

Зафод закатил глаза.

— Да. В самый последний момент. Тор спас нас всех.

Хиллмен тоже забрался на пьедестал.

— И он вернется, когда в нем возникнет нужда.

— Ну, сообразил, — вздохнул Зафод.

— Господин Тор будет общаться со своим народом через меня, и только через меня!

— Обещаю вам, это так. Что бы вам ни сказал Хилли, значит, Тор, спасший нас всех, желает этого от вас.

— А если мы не послушаемся? — поинтересовался Асид.

Зафод нахмурился и надул щеки так, словно тот высказал откровенную глупость.

— Тогда Тор будет очень огорчен. И его молот тоже.

Хиллмен хмуро вглядывался в толпу, почти не надеясь, что толпа поведется на эту псевдорелигиозную ерунду. К его удивлению, в него не полетел ни один предмет садового инвентаря. Асид запустил руку в банку с сыром, но даже он не спешил вынимать ее оттуда.

Похоже, они меня не убьют,сообразил Хиллмен.

— Хвала Господу!

— Не Господу, — поправил его Зафод. — Хвала Тору!

Хиллмен улыбнулся и приготовился к запоминающемуся концу выступления.

— Бабуля просила жертвы, — произнес он, с трудом удерживаясь на краю пьедестала. — Бабуля просила гребаной жерт…

Слово «гребаной» было впоследствии заменено на видеозаписи невинным бибиканьем, поскольку после принесенной Хиллменом жертвы все, что он сказал в своей первой жизни, сразу вдруг стало неизмеримо более важным и исполненным мудрости.