Чужая звезда Бетельгейзе

– Он красивый, – Кара снова подлетела к лицу Грэма. – Такая спокойная красота присуща только правителям. Он правитель?

– Да, правитель Шенегрева, но он еще не вступил во власть.

– Шенегрев прекрасный город, один из самых больших на Альхене, такой же красивый, как и его правитель.

– Кара, – Захария развязал ремни кожаной фляги с тягучим крепким вином, – он человек, по крайней мере, по внешнему виду, а ты огонь.

– Да я просто…

– Ну да.

Сделав пару глотков, Захария завязал флягу, положил ее на тряпицу, лег на землю и через мгновение уже спал.

Упругий ветер, наполненный дыханием океана бил в лицо всадника. Копыта каргона разбрасывали мокрый песок, он мчался по самой водяной кромке и во все стороны веером летели брызги. Тьма сгущалась, черными клубами заволокло небо, ленивые, гладкие волны забеспокоились и принялись кидать на берег густую пену. Она шипела, пропадая в песке, оставляя после себя белесый налёт. Вскоре показались острые скалы, бледные и ломкие, они казались причудливо застывшей пеной, сумевшей преодолеть влажную прибрежную полосу. Жилище отшельника выглядело частью скальной гряды, оно было столь незаметно, что Апрель едва не проскочил мимо. Дернув за усы, он развернул каргона, остановил его и спешился. Вход в жилище прикрывала дверь, сколоченная из выброшенных водой разнокалиберных досок. Апрель стукнул пару раз и, не дожидаясь, пока ему ответят, зашел внутрь.

Погружаясь в сны-обмороки, Грэм никогда ничего не видел, будто некто брал плотную черную ткань и оборачивал его лицо – было тепло и душно, и абсолютно темно. Но на этот раз черная ткань где-то затерялась. Грэма ослепило густое алое сияние, оно менялось, переливалось всеми оттенками красного, надувалось, подрагивало, будто вот-вот собиралось лопнуть. Грэм ощущал себя беспомощным, тело исчезло, осталось лишь ничем не защищенное сознание, – в нем объединились и обострились всё чувства. Алое сияние постепенно превращалось в нечто живое, дрожащее, сквозь эту зыбкую субстанцию проступили черты чьего-то лица с необычным разрезом глаз, какого Грэм никогда не видел ни у людей, ни у животных. Понять мужское это лицо или женское тоже не представлялось возможным. Оно неотрывно рассматривало беспокойное сознание Грэма с его обострившимися чувствами, и в диковинных разрезах клубилась розоватая дымка, заслоняя тонкие зрачки.

В очаге мерцали оранжевые угли, на низком трехногом столике стояли деревянные кубки, наполненные слишком сладким самодельным вином. На полу, на мягких шкурах, истрепанных временем сидел Апрель, напротив Иир – старейший демон Альхены, о котором ходили легенды, будто он бессмертен. Черную гриву жестких волос прореживала голубоватая седина, цепкие черные глаза практически не моргая смотрели из-под широких черных бровей, резкие морщины, будто глубокие шрамы, испещряли безбородое лицо. Апрель цедил вино, изредка посматривая на Иира, разговор едва клеился, старый демон не спешил выкладывать первому Сенатору свои бесценные в данном случае знания о Земле, мире, породившем их обоих. Апрелю приходилось буквально вытаскивать из него каждое слово.

– Какая она? Какова Земля?

– Она быстро меняется, – голос Иира никак не вязался с его угрюмой внешностью, это был чистый голос юноши. – Разве я могу знать, какой она стала теперь?

– А тогда Земля какой была?

– Какая теперь разница, все равно такой уже не будет.

Апрель глотнул гадкое вино, едва удерживаясь, чтобы не поморщиться.

– Я долгое время пытаюсь сделать коридор туда, но ничего не получается, что я делаю неправильно?

– Откуда же мне знать.

– Ты против того, чтобы кто-то из нас вернулся на родину?

– Мне все равно, – чуть помедлив, ответил он. – Я всегда стремился к тому, что имею сейчас – уединение с видом на океанский берег. Человеческая жизнь непроста, а наша и подавно, мы должны быть очень осторожны, ведь наши силы могут наносить непоправимый урон мирозданию. Человеческие ошибки можно исправить, наши могут повлечь за собой необратимые последствия.

Выслушивать его соображения о людях, демонах и обо всем мироздании в целом, не входило в жизненные планы Сенатора. Дождавшись первой паузы, он произнес:

– Существует ли некий универсальный ключ к взаимопониманию с людьми?

– А что, твои коридоры уже готовы?

Это очень не понравилось Апрелю, но он снова вынужден был сдержаться. Неким магическим образом вино в деревянном кубке становилось все отвратительнее.

– Я просто хотел узнать, есть ли такой ключ, – смиренно ответил Сенатор. – Хочу как можно больше узнать об этом загадочном мире.

– Ну, допустим, ничего загадочного в нем нет, а ключ есть.

Апрель выжидающе молчал. После долгой паузы, Иир положил на стол стопку каких-то черных от старости пластин, Апрель даже не заметил, откуда он их достал.

– Можно?

Иир кивнул. Пластины оказались из плотной бумаги, с трудом, но все-таки можно было разобрать рисунки на них – черные и красные.

– Это карты, игральные карты. Когда-то давно их было 78, потом 56, у меня 52. Карты, это то немногое, что остается относительно постоянным в быстро меняющемся мире Земли. С течением веков изменялись их значение и рисунки, но тот вариант, что есть у меня, существует уже очень давно и вряд ли изменится. Обращаться с ними просто…

Слушая его неторопливую речь, Апрель быстро понял, что при помощи этих невзрачных бумажек можно творить чудеса.

Угли в очаге совсем погасли, померк и без того слабый свет. Иир тяжело приподнялся со своего места, чтобы подбросить щепок, в этот момент Апрель протянул правую руку к его бокалу и ногтем большого пальца вынул из-под холеного ногтя мизинца крошечную крупинку. Она упала в вино и исчезла без следа. Когда Иир закончил с щепками и вернулся на шкуры, Сенатор рассматривал карты.

Сквозь ресницы Грэма пробивалось теплое желтое сияние. Приоткрыв глаза, он узрел Кару.

– Ты долго не просыпался, – сказала она, – и был таким безжизненным.

– Все в порядке, – Грэм потер виски, отгоняя вязкое красное сновидение.

Услышав его голос, Захария открыл глаза и приподнялся на локтях.

– Тебе что-то снилось?

Порою Грэму казалось, что компаньон видит его насквозь и может заглядывать в мысли и сновидения.

– Нет, ничего, – зачем-то солгал он. – Я так и не поел.

– Прошу, я ничего не убирал.

Пока Грэм ел, Захария решил размяться. Он вынул мечи из заплечных чехлов и принялся ими размахивать. Сначала они медленно вращались, со свистом рассекая тугой неподвижный воздух, затем вращение убыстрилось, клинки мелькали с такой скоростью, что стали почти невидимыми. Захария же будто танцевал в этом остром гудящем коконе, наслаждаясь силой рук и гибкостью тела. Кара с восторгом наблюдала за этим опасным представлением, Грэм жевал мясные волокна, изредка поглядывая на компаньона без особого интереса – подобное он видел уже тысячи раз. Получив благодарного зрителя в огненном лице Кары, Захария подошел к ближайшему кусту и обрушил на него гудение обоюдоострых клинков. Во все стороны полетели куски широких толстых листьев, и вдруг раздался страшный крик, переходящий в хриплый вой, доносившийся из середины куста. Резко остановиться Захария не мог, по инерции он в мгновение изрубил куст до самого основания. Крик оборвался, будто захлебнулся.

– Что это было? – Грэм подошел к Захарии.

Тот пожал плечами. Из полых трубок срезанных стеблей, как из артерий хлестала белесая жидкость, попадая на землю, она застывала узорчатой коркой, похожей на тонкий лед.

Всё было кончено быстро. Апрель наблюдал, как изо рта Иира еще шла желтая пена. «Бессмертный, – усмехнулся он про себя. – Нет ничего бессмертного». Апрель взял со стола карты, швырнул в очаг свой кубок и покинул жилище старого демона. Он выяснил всё, что ему требовалось, и теперь мог быть уверен, что этого больше никто кроме него не узнает.