Второй курс, или Не ходите, дети, в Африку гулять! (СИ)

– Понятно… – задумчиво протянул Иван. Мягко отстранив девушку, он слегка развернул к себе монитор и в течение минуты внимательно всматривался в изображение ранольского агента на экране, словно хотел навсегда запомнить малейшие черточки его лица. – Молодец, Лерка! Это наш шанс! – проговорил он затем, распрямившись. – Артур Максимыч, значит… Мы должны узнать об этом Тимощуке все! И как можно скорее!

– Тимощук Артур Максимович, – зачитала Николь по бумажке. – Дата рождения неизвестна. Информации о семье нет. Друзей нет. В смысле не поддерживает приятельских отношений ни с кем из коллег по работе. Интервью журналистам не дает, кроме одного-единственного случая, когда примерно через неделю после вступления в должность ответил на несколько вопросов Первого канала российского телевидения. Отделался общими фразами. Последний месяц задействован почти во всех мероприятиях с участием Президента России…

– Объекта, – поправил Иван.

Декуар поморщилась.

– Идиотизм! Тоже мне, подпольщики, макѝ недоделанные… Ну хорошо, хорошо, – уступила она под тяжелым взглядом Голицына. – Объекта! Итак, продолжаю, – девушка вновь обратилась к своим записям. – Журналистская молва приписывает ему колоссальное влияние на… На Объект, будь он неладен. Но фактов ни у кого нет, одни лишь слухи, сплетни да домыслы… Проживает в Подмосковье, на даче в поселке Жаворонки Одинцовского района. Каждое утро ездит оттуда на работу в Москву, вечером возвращается обратно. Ума не приложу, как ему это удается – по вашим пробкам…

– Ну, для таких людей у нас пробок не существует, – невесело усмехнулся Иван.

– Как это? Они что, на вертолетах летают?

– Угу, летают. Только низко-низко… Ладно, ты продолжай.

– Да у меня, собственно, все, – свернув лист бумаги вчетверо, Николь убрала его в сумочку. – Больше из этих ничтожеств, по недоразумению мнящих себя акулами пера, ничего вытрясти не удалось.

– Уже немало, – заметил, улыбнувшись, Голицын. – Отличная работа, Николь!

Француженка скромно потупила взор.

Черная «семерка» BMW с номерами Администрации Президента и синим проблесковым маячком на крыше вихрем промчалась по пустынной дороге, сбросила скорость перед поворотом и, вырулив на Минское шоссе, стремительно унеслась в сторону Москвы. Считанными секундами позднее ее маневр повторил тупорылый, напоминающий размерами междугородный автобус джип – судя по всему, охрана.

Юноша, склонившийся над стоящим на обочине запыленным скутером, проводил исчезающие вдали автомобили задумчивым взглядом, затем перевел его на часы: было ровно половина седьмого утра. Достав из кармана лист бумаги и ручку, он записал отмеченное время внизу короткого столбца. Цифры в нем разнились от 6-26 до 6-31.

– А наш Артур Максимыч пунктуален… – пробормотал себе под нос Иван Голицын. – Эх, ранняя пташка, что ж ему не спится-то, горемыке? – не сдержал он сладкого зевка. – Все дела, дела…

Спрятав записи, Иван оседлал своего железного пони и, запустив движок, неспешно покатил к перекрестку.

10

Произведенный подсунутым под дверь конвертом шелест был едва слышен, однако Иван, с тех пор как в их номер переселилась Лера, коротавший ночи на диванчике недалеко от входа, все же проснулся. Было еще рано, но торопливое июньское солнце уже проникло в комнату сквозь щели между шторами, причудливо расписав пол и стены полосками света и тени. Потянувшись, Голицын отбросил одеяло и, спустив ноги с дивана, прошлепал босыми ступнями по паркету к двери.

Конверт был большой – так называемого формата А4 – и незапечатанный. Кроме написанного ручкой номера их с Николь комнаты, никаких других пометок на нем не оказалось. Пожав плечами, Иван раскрыл конверт и извлек из него несколько листов бумаги.

Текст был английским. На первом листе, в самом верху, значился его автор – Николь Декуар. Наткнувшись на имя француженки, Голицын уже хотел было спрятать бумаги обратно в конверт, как вдруг его внимание привлек набранный крупным шрифтом заголовок, а точнее – дважды встречающееся в нем слово «Russia» – Россия. Нахмурившись, Иван углубился в чтение.

Через три минуты Голицын в ярости ворвался в соседнюю комнату, где ночевали девушки.

Николь спала лицом вниз, ее одеяло наполовину сползло на пол, открыв обнаженную спину. При виде этого зрелища Иван было остановился, но тут же, бросив короткий взгляд на зажатые в правой руке листы с текстом, подскочил к кровати и схватил француженку за плечо.

– Николь! Слышь, Николь, просыпайся!

– А? Что такое? – чуть приподняв голову, Декуар нехотя разлепила веки и сонным взором посмотрела на Голицына, затем взгляд ее скользнул ниже, и рука приняла судорожно нашаривать одеяло. – Ты что, обалдел?! – справившись, наконец, с этой задачей, француженка натянула одеяло до самого подбородка, сдернув его при этом с собственных ног.

– Кто из нас обалдел – это мы сейчас выясним! – ледяным тоном проговорил Иван. – Что это такое?! – он сунул под нос девушке листы из конверта.

– Это? – нахмурившись, Николь вытащила из-под одеяла руку и взяла бумаги у Голицына. – О, уже прислали!

– Что это такое?!

– Что, что… Верстка моей статьи в «Сан», неужели непонятно?..

– Но… Почему?! – захлебнулся словами Иван.

– Почему, почему… Потому что ни одна французская газета у меня этот материал не взяла. А британцы сразу же заинтересовались.

– Плевать на британцев! Как ты могла?! Мы же договорились!

– Во-первых, ни о чем таком мы не договаривались, – проговорила Декуар, не отрываясь от чтения текста. – Я предложила вам помощь – вы отказались, вот и все. А во-вторых, еще сами же меня потом будете благодарить! Ваша партизанщина зашла в тупик – это факт! Сделать вы ровным счетом ничего не можете. Одноклассница твоя уже всем в отеле глаза намозолила – это тоже факт. Не сегодня-завтра ФСБ ее вычислит. И тебя вместе с ней. И все труды насмарку. А теперь пусть только кто-нибудь попробует вас – то есть нас – тронуть – такой шум поднимется! Так что считай, что я снова вас спасла. И что я слышу вместо «спасибо»?! Нет в этом мире благодарности! – и небрежно бросив бумаги на одеяло, Николь с видом оскорбленной невинности откинулась на подушку.

– Ну что ж, спасибо… – не находя других слов, Иван принялся собирать с кровати рассыпавшиеся листы. – Когда выходит эта твоя статья?

– Завтра утром, – соизволила ответить Декуар. – Все уже готово, они прислали мне текст на окончательное согласование. Чистая формальность.

– Завтра утром?! Тогда еще не все потеряно! Свяжись с ними, скажи, чтобы ничего не печатали!

– И не подумаю! – покачала головой француженка. – Такой материал! Не напечатаю я – на следующий же день выйдет за подписью кого-нибудь другого. Да и о чем я вообще говорю? Они ж мне уже даже гонорар перечислили! Теперь ничего снять нельзя, можно только немного подправить отдельные формулировки… Если ты настаиваешь, я, так и быть, этим займусь…

– Формулировки… Нет, формулировками тут не поможешь… – простонал Голицын.

– Ну, как знаешь, – пожала плечами Николь. Непослушное одеяло тут же поползло вниз, и девушка торопливо поймала его на полпути и натянула обратно. – Я, как всегда, хотела помочь…

– С такими помощниками врагов не надо, – буркнул Иван. – Лера, ты спишь? – он повернулся к стоящей у противоположной стены второй кровати.

– Уже нет, – раздалось оттуда.

– Скорее вставай и собирайся – мы уходим.

Боголюбова хотела что-то спросить, но француженка ее опередила.

– Куда это еще?

– Подальше от ваших длинных ушек, мадмуазель. Не хочу прочесть подробности нашего нового плана в сегодняшних вечерних газетах.

И, резко развернувшись, он вышел из комнаты, давая Лере возможность одеться.

– Ну что? Как считаешь, ужас-ужас-ужас или просто ужас? – мрачно спросила Лера, – откладывая прочитанные листы.

Они с Голицыным сидели в небольшом ресторанчике в районе метро «Маяковская». В столь ранний час в зале они были одни.