Врата Абаддона

— Вы — Кох? — обратилась женщина к Мелбе. — Хорошо, держите-ка его за ноги.

Мелба поставила ящик с инструментами на палубу, закрепила магнитом и толкнулась к пробитой в установке дыре. Механизм развернули, чтобы труп двигался свободнее. Мелба ухватила мертвого за ляжки, собрав в кулаки ткань брюк, и уперлась в металлический корпус.

— Готовы? — спросил мужчина.

— Готова.

Женщина отсчитала до трех, и Мелба стала тянуть. Поначалу ей казалось, что труп вовсе не поддается, а потом что-то порвалось, толчок отдался у нее в ладонях, и тело высвободилось.

— Одно очко в пользу героев, — похвалил с дальней стороны отсека Никос. Лицо его за это время покрылось пепельной бледностью. Как у умирающего. Мелбе хотелось отправить его в медотсек, но там, наверное, была очередь тяжелораненых. Он скончается либо за работой, либо дожидаясь помощи. — Уберите его в сторонку и закрепите, чтоб не втянуло обратно.

Мелба кивнула, покрепче ухватила тело и оттолкнулась по траектории, оканчивавшейся у дальней переборки. У трупа оказалась промята спина, но смерть наступила мгновенно, так что крови почти не было. Долетев до стены, Мелба закрепила его герметиком и придержала, пока пена схватывалась. Лицо мертвеца оказалось совсем рядом. Она видела пропущенные при бритье волоски. Карию радужку пустых глаз. Ей вдруг захотелось поцеловать это лицо, но она с отвращением отбросила дикую мысль.

Судя по мундиру, человек был из офицеров. Может, лейтенант. Белая карточка на шее, на снимке он смотрит серьезно. Мелба потянула карточку к себе. Не лейтенант — старший лейтенант. Старший лейтенант Степан Арсено, никогда не оказавшийся бы за Кольцом, если б не она. Мелба поискала в себе чувство вины, но для него уже не осталось места. Слишком много на ней уже было крови.

Она собиралась выпустить карточку, когда голосок в голове шепнул: «Наверняка у него был допуск к реактивным ранцам». Мелба моргнула. Мысли как будто прояснились, она огляделась, прогоняя остатки сна и бреда. У нее есть доступ к необходимому оборудованию. На корабле хаос. То, что надо. Вот он — тот самый случай, которого она ждала. Она сорвала карточку со шнурка и сунула в карман. Нервно оглянулась — никто не заметил.

Мелба облизала губы.

— Это нужно чем-то высверлить, — говорил парень. — Головку болта стесало, не отвинчивается.

Пожилая женщина, выругавшись, обернулась к Мелбе.

— У тебя есть что-нибудь подходящее?

— Здесь нет, — ответила Мелба, — но я, кажется, знаю, где лежит дрель.

— Давай скорей, не будем ждать, пока станет душно.

— Ладно, вы пока справляйтесь сами. Я скоро вернусь, — солгала Мелба.

ГЛАВА 24

АННА

Она никогда не любила эсхатологического раздела теологии. На вопросы прихожан об Армагеддоне отвечала, что сам Господь довольно уклончив в этом вопросе, так что не стоит особо беспокоиться. Верь, что Бог знает, как лучше, и не навлекай его гнева — этого довольно для верующего. В душе она издавна таила несогласие с милленаристскими ожиданиями. Не с самой теологией, которая имела полное право толковать по мере возможности пророчества о конце времен, а с восторгом разрушения, который иной раз закрадывался в подобные толкования. Это особенно относилось к некоторым сектам, чья литература была полна картин Армагеддона. Анна не понимала, как можно радоваться зрелищу перепуганных людей, бегущих от пожара, охватившего мир, в то время как последователи — безусловно, правильной религии — из безопасного места взирают на господню месть.

Показать бы им «Принца Томаса»!

Когда это случилось, она читала, поставив терминал на грудь и подперев подушкой, а руки заложив за голову. Три ноты перегрузочной тревоги прозвучали слишком поздно. Ее уже вмяло в амортизатор с такой силой, что сквозь двадцать сантиметров геля почувствовалось пластиковое основание койки. Ручной терминал проехался по груди, став вдруг тяжелее подросшей Нами. Он оставил полосу синяков на грудине и до крови разбил подбородок. Подушка продавила живот как десятикилограммовый мешок, выдавив в горло желудочную кислоту.

Но хуже всего пришлось плечам. Обе руки вдавило в постель, вывихнув суставы. Когда истекли бесконечно долгие секунды торможения, суставы встали на место, и это оказалось больнее самого вывиха. Гель койки не был рассчитан на такую нагрузку и, вместо того чтобы удерживать ее после возвращения в прежнюю форму, выбросил к потолку. Попытка выставить вперед руки отозвалась страшной болью в плечах, так что Анна ударилась о потолок лицом. От разбитого подбородка на пенковой обшивке осталось кровяное пятно.

Анна вела тихую жизнь. Она ни разу не дралась, никогда не попадала в серьезные аварии. Болезненными были только роды, но выброс эндорфинов почти стер эту боль из памяти. Сейчас вместе с ошеломлением она испытывала бессмысленную злость. Нечестно, человек не должен так страдать! Ей хотелось заорать на предавшую ее койку, пнуть ударивший ее потолок — а ведь она в жизни никого не пинала, да и сил на пинок не было. Когда перестала кружиться голова, Анна отправилась искать помощи и обнаружила, что в коридорах еще хуже.

В нескольких метрах от двери каюты раздавило молодого парня. Тело выглядело так, словно на него наступил и размазал каблуком какой-то великан. Мальчика не только расплющило, но и порвало, скорчило так, что в нем едва можно было узнать человека. Кровь выплеснулась на пол и плавала кругом жуткими елочными шариками.

Анна закричала. Ей ответил булькающий крик боли. Кричали дальше по коридору. Анна осторожно оттолкнулась от своей двери и поплыла на голос. Через две каюты от нее наполовину свесился со своей койки мужчина. Должно быть, в начале торможения он как раз вставал с постели, и ему раздробило таз и все, что ниже. Верхняя половина туловища еще лежала на кровати, он слабо махал руками, мучительно кривил лицо.

— Помогите, — выговорил он и выкашлял комок кровавой мокроты, поднявшийся над ним красно-зеленым шаром. Анна всплыла над полом, чтобы, не двигая рукой, дотянуться до панели связи. Связь не работала. И освещение горело только аварийное — остальное, похоже, отключилось. — Помогите, — повторил мужчина. В голосе его прибавилось боли и булькающих хрипов. Анна узнала Алонсо Гусмана, знаменитого южноамериканского поэта. Он был любимчиком генерального секретаря, если верить слухам.

— Сейчас, — сказала Анна, даже не пытаясь сдержать слез. Она вытерла щеку о плечо и попросила: — Потерпите, я найду помощь. У меня вывихнуты плечи, но я кого-нибудь найду.

Мужчина тихо заплакал. Анна пальцами ног толкнулась к двери и выплыла в коридор, на поиски уцелевших среди бойни.

Вот этого эсхатологи никогда не рисовали на своих картинках.

Они любили изображать праведного Бога, карающего грешный человеческий род. Охотно изображали избранников божьих, из безопасности взирающих, как мир убеждается в их правоте. А вот как это будет, не показывали. Не показывали, как плачут люди, раздавленные и умирающие в луже, вытекшей из их тел. Молодых ребят, превращенных в груду мяса. Женщину, разрезанную пополам, потому что в момент катастрофы она спускалась в люк.

Вот это — Армагеддон. Так он выглядит. Кровь, раны и крики о помощи.

На скрещении коридоров у Анны кончились силы. Боль не давала двинуться с места. А на все четыре стороны тянулись приметы насильственной смерти. Это было слишком. Анна на несколько минут зависла в пустоте — а потом ее тихо отнесло к стене и прижало. Движение. Корабль пришел в движение. Очень медленно, но достаточно, чтобы прижать ее к стене. Оттолкнувшись, она снова всплыла. Значит, ускорения больше нет.

Поняв, что интерес к маневрам корабля — всего лишь попытка психики отвлечься от реальности кругом, Анна снова расплакалась. Мысль, что она не вернется из этого рейса, была слишком тяжела. Впервые ей представилось, что она больше не увидит Нами, не вдохнет запах ее волос. Не поцелует Ноно, не заберется к ней в теплую постель, не обнимет. Эта мысль оказалась мучительнее боли. Анна не утирала слепивших глаза слез. Так казалось лучше. Лучше было ничего не видеть.