Академия. Первая трилогия

Первыми заглохнут бытовые приборы. Через полгода у каждой домохозяйки перестанет работать такой удобный и любимый атомный нож. Перестанет жарить мясо ее драгоценная атомная духовка. Выйдет из строя очаровательный душ, стиральная машина. Кондиционер заглохнет в самый жаркий день. Что из этого следует?

Он замолчал, ожидая ответа. Ответ последовал:

— Да ничего не следует. Людям многое приходится переносить, когда идет война.

— Правильно. Приходится. Многое приходится переносить, посылая сыновей на жуткую смерть в разбитых звездолетах, погибая под бомбами врага. Все это можно перенести, даже если придется перебиваться на сухом хлебе и сырой воде в пещерах! Но безумно трудно пережить даже самые маленькие лишения, когда патриотического подъема нет! Вот это будет тупик! Ведь не будет ни битв, ни бомбардировок, ни осады.

А будет вот что: нережущий нож, холодная духовка, дом, замерзающий посреди суровой зимы. Это будет раздражать обывателей, и в конце концов народ заропщет!

Сатт медленно, удивленно проговорил:

— И вы всерьез ставите на это? Чего вы ждете? Бунта домохозяек? Новой Жакерии? Восстания мясников и зеленщиков, потрясающих тупыми топорами и капустными сечками и скандирующих: «Верните нам наши автоматические-самые-лучшие-атомные-стиральные машины!»?

— Нет, сэр, — прервал его Мэллоу. — Я рассчитываю не на это. Я рассчитываю на общее недовольство, на фоне которого может разыграться недовольство гораздо более крупных фигур.

— Каких крупных фигур?

— Производителей, Сатт. Фабрикантов, промышленников Кореллии. У них тоже будет масса поводов для недовольства. Они-то чем лучше домохозяек и мясников? Начнут выходить из строя станки, от первого до последнего сконструированные по весьма специфическим проектам. Задохнется тяжелая индустрия.

— Да, но работали же там фабрики и заводы до вашего визита, Мэллоу?

— Работали, Сатт. В одну двадцатую от теперешней мощности. А во что обойдется обратная конверсия, вы посчитали? Сколько продержится Командор, если против него восстанут промышленники, финансисты и все население Кореллии?

— Сколько угодно, если сумеет получить новую атомную технику из Империи.

Мэллоу весело рассмеялся:

— А вот и проиграли, Сатт! Проиграли вместе с Командором. И ни черта не поняли. Ничегошеньки они от Империи не получат. Империя всегда страдала гигантоманией. Они там мыслят не иначе как в планетарном, межзвездном масштабе. Их генераторы — громадины, колоссы! Так и были задуманы.

А мы — мы, крошечная Академия, маленький мир, не имеющий источников добычи металлов, всегда были страшно экономны. Мы просто вынуждены были производить генераторы размером с мизинец — большей роскоши мы не могли себе позволить. Нам пришлось разрабатывать новые методики, новые технологии, о которых в Империи никто и не помышляет. Регресс науки там настолько очевиден, что ни о каком движении научной мысли вперед не может быть и речи.

Они могут закрыть защитными полями целые города, планеты, планетарные системы, но так и не додумались до создания индивидуального защитного поля. Для освещения и обогрева городов у них стоят генераторы в шесть этажей высотой — я их видел собственными глазами, а наши могут спокойно уместиться вот в такой комнате. А когда я показал одному из их специалистов по атомной энергетике свинцовый контейнер с орех величиной, в котором находился атомный генератор, он чуть на тот свет не отправился от удивления! Да и в собственных гигантах они уже ничего не смыслят. Машины работают автоматически, профессия технолога передается по наследству, и я знаю, что эти горе-специалисты будут совершенно беспомощны, если одна-единственная D-трубка выйдет из строя!

Таким образом, война произойдет между двумя системами — между Империей и Академией, между большим и малым. Для того чтобы обрести власть над Галактикой, они отправятся в путь на громадных звездолетах, которые годятся для войны, но не имеют никакого отношения к экономике. Мы же, со своей стороны, оперируем маленькими вещицами, совершенно никчемными с военной точки зрения, но абсолютно бесценными в плане процветания и благополучия.

Вице-король и Командор выберут первое — эти здоровенные корабли и начнут воевать. Мало ли было в Истории случаев, когда деспотичные монархи жертвовали благополучием своих народов, ставя перед собой наполеоновские цели? Но в жизни, повседневной жизни, гораздо большее значение имеют малости. И Аспер Арго не устоит против экономического кризиса, который через два-три гола раскрутится в Кореллии.

Сатт стоял у окна, повернувшись спиной к Мэллоу и Джаэлю. Наступал вечер. В небе загорелись первые звезды. Где-то далеко-далеко отсюда находились останки Галактической Империи, объявившей войну Академии.

Сатт процедил сквозь зубы:

— Нет. Вы — не человек.

— Вы мне не верите?

— Я вам не доверяю. У вас язык без костей. Вы меня обвели вокруг пальца еще тогда, когда я думал, что вы полностью в моей власти, когда впервые отправились в Кореллию. И тогда, когда я думал, что уж точно загнал вас в угол на суде, вы развели демагогию и уселись в кресло мэра. В вас нет ни капли честности, прямоты, ни одного мотива для действия, за которым не прятался бы другой, вы не говорите ни слова, которое не имело бы меньше трех смыслов.

А вдруг вы предатель? А вдруг вам обещали помощь и поддержку во время вашего визита в Империю? Вы бы действовали именно так, как сейчас. Вы как раз и начали бы войну после того, как до зубов вооружили врага. А потом нашли бы для этого подходящее объяснение.

— Надо понимать, компромисса не будет?

— Я хочу сказать, что вам следует сойти со сцены, добровольно или нет — неважно!

— Сатт, я предупреждал вас о том, какой у вас выбор.

Лицо Сатта побагровело, и он рявкнул:

— А я предупреждаю вас, Хобер Мэллоу из Смирны, что в том случае, если вы меня арестуете, события не заставят себя ждать, Мои люди ни перед чем не остановятся и будут везде говорить правду о вас, и простой народ в Академии объединится против своего чужеземного правителя! У нашего народа есть представление о собственной судьбе, которого никогда не понять смирнианцу! Это и погубит вас!

Хобер Мэллоу спокойно приказал двум вошедшим гвардейцам:

— Арестовать его. Увести.

— Это ваш последний шанс! — прохрипел Сатт.

Мэллоу, не глядя на него, погасил сигару…

После пятиминутного молчания Джаэль спросил:

— Ну и что теперь?

Мэллоу отставил в сторону пепельницу и взглянул на него.

— Да, это не тот Сатт, которого я знавал когда-то. Ослепший от злобы маньяк. Черт подери, как же он меня ненавидит!

— Тем более он опасен.

— Опасен? Ерунда! Он совершенно утратил здравый смысл.

Джаэль угрюмо проговорил:

— Вы слитком беспечны, Мэллоу. Вы игнорируете возможность народного восстания.

Мэллоу так же угрюмо возразил:

— Джаэль, раз и навсегда запомните: народное восстание невозможно!

— Вы слишком самоуверенны!

— Я уверен только в том, что существуют селдоновские кризисы и что их разрешение имеет явную историческую ценность — как во внешней политике, так и во внутренней. Есть кое-что, о чем я не сказал Сатту. Он ведь пытался и в Академии насадить ту же религию, что и в соседних мирах. Но это ему не удалось. И это верный признак того, что по схеме Селдона религия больше не нужна.

А система экономического патронажа сработала иначе. Если перефразировать знаменитый афоризм Гардина, который вы так любите, она как раз и стала тем несчастным, столько раз упомянутым бластером, который не стреляет в какую угодно сторону. То есть не стреляет вообще. При условии, что Кореллии обеспечено благополучие благодаря нашей торговле, процветаем и мы. Но оно прекратится с наступлением коммерческой изоляции внешних миров, и если кореллианские заводы встанут без наших торговцев, то встанут и наши заводы.

Если Сатт предпримет революционную пропаганду, то не окажется ни одной фабрики, ни одного торгового Центра, ни одной звездолетной линии, которых я бы не держал в своих руках, которых я бы не мог раздавить в лепешку. Там, где его пропаганда приносит успех или даже теоретически может его иметь, я обязательно строю все так, что экономика развалится. А там, где не сработает, процветание продолжится, потому что штат моих заводов укомплектован полностью.