Формула счастья

«Возможно ли в таком состоянии говорить озлобленно о ком бы то ни было?» — смутно обеспокоенный, спросил я себя.

— … Наиболее вероятно, например, что она сама под «яя толкнула Фаулера, — горячо убеждал меня Рендел. — Она умеет внушать доверие окружающим, а он был честным и… в известной степени, наивным молодым человеком. Кто знает, как она на него воздействовала. Плюс ко всему она владеет техникой гипноза. А использовать ее в утренние часы на Эйрене, когда человек так расслаблен проще простого. Да, она подтолкнула Фаулера убить Штейна, потом встретила его, и так как он был расстроен тем, что сделал, она ему внушила посягнуть на себя. Но впопыхах оставила какие-то следы, которые, когда случайно нашла труп, хладнокровно ликвидировала… Поверь мне, комиссар, она — опасная женщина! Несмотря на свои благородные манеры. Очень опасная…

Он упорно всматривался мне в глаза. Взгляд был ясен и пронзителен. У меня в уме мелькнуло, что нужно немедленно прекратить нашу встречу, но вместо этого я сказал:

— Приведи мне конкретные примеры. До сих пор твои обвинения абсолютно беспочвенны.

— Примеры! Примеры! Не хочу приводить примеры. Боюсь приводить тебе примеры! Не в моих интересах конкретизировать, потому что… потому что… — он резко закрыл рот рукой, а черты его лица неожиданно судорожно сморщились от ужаса.

Его будто лихорадило. Болен? Я почувствовал угрызения совести. Почему я заподозрил его? Человек старается оказать мне содействие. Может быть, подвергает себя риску ради меня, а я едва не заподозрил его в симуляции и подстрекательстве!

— Понимаю — что-то тебе мешает быть до конца откровенным, — прошептал я ему доверительно. — А если так, я и не настаиваю. Уверен, что у тебя есть на то веские причины.

Рендел признательно кивнул:

— Благодарю тебя. Но запомни, не своди глаз с Одесты Гомес. Не упускай ее из виду и будь настороже, одно могу тебе посоветовать. Если ты меня послушаешь, наткнешься на некоторые потрясающие факты. Сам я натыкался и уже не раз, но суть моей работы такова, что я не должен вмешиваться. Позднее ты узнаешь, почему. Но ты…У тебя нет пре-понов такого свойства, поэтому я обращаюсь к тебе. Однако повторяю: будь осторожен! Так как… она… ренегат! — Он печально сделал несколько жестов, выражающих его полную обреченность и промолвил упавшим, едва уловимым голосом: — Вот, я тебе это сказал. Сказал! После месяцев невыносимого молчания!.

— Успокойся, — пробормотал я.

— Я спокоен. Хотя, наверное, за эти слова заплачу сво ей жизнью.

— Что ты говоришь?

— Правду! — трагично воскликнул он.

Шум в голове у меня превратился в непрерывное монотонное жужжание. Что-то шло не так, только что именно?.. Одеста! Я испытал болезненное разочарование. Я в известной степени поверил ей, а она? Ренегат! Но Рендел, Рен-дел… Какая судьба! Так далеко от Земли, он был вынужден таить в себе в течение месяцев страшную тайну. А теперь, из-за помощи мне будет страдать от кошмара, связанного с ее раскрытием. Человек!

— Человек ты мой… — начал я, но какой-то маленький остаток тормозящих инстинктов помешал мне продолжать.

— Да? — он сделал ошибку, вызвав меня на продолжение.

«Дистанцию! Дистанцию! На всякий случай соблюдай дистанцию», — мысленно приказал я себе и сдержанно поинтересовался: — Что ты имеешь в виду, обвиняя ее в ренегатстве?

— О, давай больше не будем об этом говорить! — попросил меня Рендел.

Потом вдруг засмеялся. Я не мог не откликнуться — и засмеялся сам, тотчас же испытав неописуемое облегчение. Мы оба одновременно вздохнули полной грудью. И опять засмеялись. У меня даже голова закружилась от дружелюбия.

— Как тебе здесь? — по-свойски спросил меня он.

— Хреново, — по-свойски ответил ему я.

— Увы! И я не надеюсь, что переселение изменит что-то к лучшему. Наоборот. А ты что думаешь об этом?

— Считаю, что это предательство! — с энтузиазмом ответил я. — Проявление жалкой соглашательской политики!

— Увы, увы! И я такого же мнения. Но что делать, комиссар? Как противостоять?

— Не знаю.

— А не собираешься ли попытаться?

Какой ясный, обдуманный, целенаправленный вопрос! «Не собираешься ли» и прочее. Да, Рендел не дурак. Но и я тоже.

— Нет! — отрезал я. — Не собираюсь.

— Ага… Значит, я неправильно истолковал некоторые твои поступки.

— Какие, Рендел? Какие? Да с тех пор, как я прибыл, у меня вообще нет времени на поступки. У меня его отнимают восходи, деревья и «скалы», и люди здесь.

— А в звездолете?

— Что…

— Там кто-нибудь отнимал у тебя время? Или у тебя его отнимал не кто-то, а нечто?

— У меня создалось впечатление, что ты сам не понимаешь своих намеков, — сказал я. — А в таком случае, зачем их делаешь?

Он посмотрел на меня с разочарованием, посидел со мной еще минуту или даже две и наконец собрался уходить. Дойдя, однако до дверей, остановился. Обернулся и сделал несколько быстрых шагов в мою сторону.

— Она ре-не-гат — шепотом произнес он, но вполне отчетливо. — Юсы ее переманили, запомни это! Она полностью перешла на их сторону!

Он ушел, а я остался, удивленно глазея на закрывшуюся за ним дверь. Ре-не-гат, ре-не-гат… Ритм все ускорялся, приобретая легкость, игривость. Рассеивал тревогу, вызванную последними словами Рендела, и рождал чудесную беззаботность. Я откинул голову назад, прикрыл глаза. И взорвался безудержным эйфорическим смехом.

Глава шестнадцатая

Оставшуюся часть утреннего времени я провел в крайне неприятном разброде чувств. Несколько раз я засыпал и, вздрагивая, просыпался от собственных возгласов, несколько раз принимал холодный, освежающий душ, а один раз и горячий, чтобы расслабиться, несколько раз делал дыхательные упражнения, несколько раз отправлялся искать

Элию, а потом возвращался, когда от дверей, когда из коридора или с лестничной площадки. И в течение всего времени — эмоции, эмоции… Начиная с кроткого умиления и кончая шумной беспричинной радостью. Думаю, что именно она, наконец, меня успокоила: глубокий восстанавливающий сон пришел после одного из ее особенно истощающих приступов.

Первое, что я обнаружил в своем сознании, когда про-снулся, был образ Рендела. А чувства, которые вызвал у меня этот образ, уже ничего общего не имели с умилением и радостью. Я встал безо всякого промедления, оделся, взял флексор, спустился в столовую и, быстро пообедав, пошел к паркингу. Там вызвал одного из роботов, сказал ему, куда направляюсь, и вдвоем мы сели в тот же рейдер, на котором я вчера добрался до Аннигиляционного Дефрактора. С головокружительной быстротой мы стали набирать высоту. Основа у нас под ногами начала бледнеть, превратилась в прозрачную пружинящую пленку, и я почувствовал, как уже знакомый атавистический страх пополз по телу тысячами лихорадочных щупалец. Я невольно посмотрел по сторонам, на тонкий свернутый в рулон коврик, но, конечно, и сегодня его не использовал. Хотя «Преодолевать без нужды свои слабости — это тоже слабость», как утверждает мой шеф. Мы приземлились на известном расстоянии от закрытых экспериментальных участков биосектора. Внешне они ничем не отличались от обычных земных оранжерей — те же легкие конструкции из армированного стекла и алюминия, те же туннелеобразные формы, те же крыши из подвижных плоскостей. Да, внешне было так. А внутри?

Я приказал роботу ждать меня в рейдере и, слегка наклонившись, пошел через странные, почему-то пахнущие резиной папоротники. Они росли до самой постройки, к которой я направлялся, так что мне было нетрудно всю дорогу оставаться незамеченным. Приблизившись к входу, я задумался, как поступить. С одной стороны, мне очень хотелось подстеречь Рендела и понаблюдать за ним в его «естественном» состоянии, но, с другой стороны, я опасался, что он первый увидит меня. Наконец, я остановился на промежуточном варианте: спокойно вхожу, и если он там, сейчас же дам о себе знать, а если нет, то продолжу его поиск по возможности самым неназойливым образом.