Демоны космоса

– Группа пять-три – на боевой заход. Машина пять-два – вернуться, – на этот раз мне приказывал координатор – заместитель командующего, человек, который сросся с тактическим компом и плетет тактику всего боя. В бою он важнее адмирала. Эта работа не для слабаков. Хороших координаторов очень мало. И на «Бризе» был один из лучших.

– «Вершина». Приказ на возвращение пять-второго отменяю – послышался голос Таланы.

– Приказываю вернуться, – повторил координатор.

– Как старший группы приказ отменяю.

Непосредственный командир в боевой обстановке имеет право на отмен приказа самого координатора, поскольку считается, что бывают ситуации, которые координирующий офицер оценить адекватно не в состоянии. Этот пункт Боевого устава применяется лишь в крайнем случае, за принятие такого решения без оснований приходится отвечать по всей строгости. И Талана решила, что случай этот наступил. И отвечать была готова.

– Машина пять-один, – нудил координатор, будто у него не было других забот. – Предупреждаю…

– Звено выходит на боевой заход, – доложила Талана.

И я нырнул, как ныряют в бассейн с кипящей водой, в очередной бой. И мне стало ни до чего…

Наше звено было в центре боя. Так было задумано с самого начала. Командование возлагало на нас надежды.

Я вдруг расслабился. Кристально чистым стало все вокруг. Состояние у меня было не отстраненным, как бывает иногда, когда становишься безликой частичкой боя. Во мне разноцветными бликами переливались эмоции, складываясь в причудливый узор. Сознание не поспевало за чувствами. Я эмоционально ощущал, как строить рисунок боя. И знал, что холодному уму никогда не подняться так высоко, как чувствам.

– Плетем кружево, – прошептал я.

Как же мы работали! Сказались долгие мучительные, томительные часы, проведенные на срабатывании звена в «картонной коробке». Каждый из моих пилотов печенкой ощущал, как действовать. Мы были единым целым. И, как и планировалось, ведущим стал я, отодвинув в сторону Талану.

Первым залпом я развалил «короеда»… Увернулся от плазменных разрядов «Синего паука». Прошел через плазменные жгуты, виртуозно просочился через расставленные ловушки… И зашипел от боли, когда один из наших истребителей разлетелся на куски. Пять-одиннадцать выбыл…

Не время пускать слезу! Дальше! Быстрее!

Острием наше звено впилось в боевой порядок вражеских истребителей, прикрывавших мерканский фрегат – главную нашу занозу. Я шел первым. Сзади мои ребята сбили еще два истребителя противника.

Прекрасно. Но не это главное. Главное, мы пробиваемся к фрегату. Он – наша цель…

Добить фрегат должны мы. Другие не успеют. Не добьем – всем придется несладко. И «Бриз» будет разорван на части.

Я продолжал «плести кружево», и наша тактика оправдывалась на все сто процентов. Мы без новых потерь преодолели шквальный огонь истребителей и фрегата и приближались к цели. Еще немного – и торпеды устремятся к вражескому кораблю-пробойнику.

Мою машину тряхнуло. В нее угодил электромагнитный разряд, который на миг вышиб сознание из компа. Но всего лишь на миг. Комп включился снова…

Я ушел от двойки мерканских истребителей. Послал заряд в еще одного «короеда» и, кажется, вскользь задел его. Вышел на финишную прямую – передо мной маячил фрегат.

Противник действовал ювелирно, слаженно, как обычно действуют меркане. Но мы работали не менее слаженно. А в отдельности каждый наш пилот стоил куда дороже, чем самый продвинутый мерканский клон.

Это был мой бой. Мой рисунок. Мое кружево. И я сплету его на зависть всем!

Пусть полковник Торрел с нетерпением ждет меня. Пусть мне предъявят обвинение в неисполнении приказа, в измене. Это будет потом. Сейчас это неважно. А важно то, что передо мной мерканский большой фрегат – километровая «картошка», усеянная уродливыми наростами и выступами, закутанная в белую светоотталкивающую броню. Вот он, вражеский корабль-пробойник, который я сегодня развалю. Или погибну.

«Горка»… «Обруч»… Я прошел через заграждение разрядов. Всадил разряд в мерканский истребитель. Сбросил с хвоста еще два…

И послал с приветом две торпеды на свидание с фрегатом. Я знал, что сейчас они вопьются в защитное поле, прогнут его, и взрыв встряхнет внутренности мерканского пробойника. Двух торпед слишком мало для такого корабля. Но за мной идет еще один наш истребитель. Дальше – еще один. Мы продавим защиту!

Все, как на учениях. Торпеды ложились одна за другой в цель. Истребители посылали свои смертельные посылки и разлетались в стороны.

Последним шел пять-восемь – лейтенант Рутгерт Рук. Я считал его не очень надежным звеном нашей цепи. Но он провел атаку блестяще. Его торпеды легли. ровно в цель, и сам он безнаказанно ушел в сторону Последние торпеды угодили прямехонько в ядро кваркового реактора. Ну сейчас рванет.

Все было, как на учениях, когда я уводил шлюпку из зоны разрушения реактора «Бриза». Мигала в шлеме красная полоса. Если реактор рванет сейчас – всему нашему звену конец… Ну подожди чуть-чуть.

Ослепительный свет не выжег сетчатку – шлем не калечит глазной нерв. Но все равно я почувствовал, что из исчезающей малой точки в центре кваркового реактора рванулась наружу необузданная сила, растеклась океаном света, выжигая все живое вокруг. Защелкал датчик радиации. Истребитель тряхнуло.

Жарко. Больно. Из носа хлещет кровь…

Жив? Кажется, жив.

Системы истребителя в норме…

Я на секунду задержал дыхание. И в душе все вскипело безумной радостью. Мы уничтожили фрегат!

Расслабился я рановато. Меня тут же взгрели с левого боку. Плазменный шар пробил броню и пополз червем-паразитом по внутренностям моей машины, выжигая компьютерные сети. Я с ужасом видел, как он выполз откуда-то снизу и устремился к перчатке моего скафа. Я напрягся, ожидая дикую боль, как на тренажере. Плазма начала пожирать скаф…

Выстрел из плазменного оружия – это не просто посылка заряда плазмы. Боевая плазма, изобретенная полторы сотни лет назад, – это нечто странное, непостижимое. Она живет по каким-то своим законам, прожигает любую броню и ведет себя так, что некоторые головастики всерьез считают ее живой, а остальные – квазиживой. Предугадать, как она поведет себя, невозможно. Соприкоснувшись с телом, обычно она окутывает его и выжигает постепенно, наполняя дикой болью. Это чувство я не раз ощущал в «камере пыток» на УРРЕАЛе-один. Но сейчас все будет по-настоящему… И мне захотелось выпрыгнуть из кабины прямо в космос.

И тут шар погас.

Я перевел дыхание. Смерть была очень близко… Но на то и бой.

Сосчитаем потери. Бортовой компьютер серьезно поврежден. Кавардак в энергетической цепи. Системы не разрушены, но взять над ними власть с полупарализованным компом трудно. Железяка между звезд, в самой гуще боя – вот что такое мой истребитель.

Мое звено, потеряв еще один истребитель, сделало круг и вклинивалось дальше. Запросы защелкали в шлеме:

– Второй, что происходит?

– Действуйте. Вы мне не поможете. Я выбыл…

Скучать моим парням не давали. Меркане с яростью обреченных навалились на них. Наши пилоты отбивались со знанием дела.

А я? Что мне делать? Еще десять секунд – и та точка внизу меня, мерканский «Синий паук», пересечется с моей линией движения. С моим вектором. С моей линией жизни, наконец. Я – удобная мишень. Пилот-клон видит, что я беспомощен. И срежет, как на учениях – аккуратненько. Вырежет меня из рисунка боя и выбросит в урну…

Я вздохнул глубоко, задержал дыхание.

И уплыл куда-то. Увидел знакомый рисунок. Знакомый хаос линий.

Я проник в компсистему!

Спокойно. Прикинем быстро, что мы имеем. Ряд узлов компсистемы разрушен – плазменный шар постарался на славу. Система самовосстановления тоже разрушена… Ничего, некоторые линии можно соединить напрямую, что-то отбросить, что-то активизировать…

Ощущение ни с чем не сравнимое. Внутри возникали готовые ответы. Как – я не понимал, но все становилось понятно.

Закольцевать контур. Порядок навести в этом узле… Быстрее – «паук» уже вышел на линию удара…