Пространство (ЛП)

«Где папа?» спросил Дэвид.

«Застрял в Salton с твоей мамой», сказала Бобби. «На той линии было замыкание. Служба безопасности говорит, что поезда начнут двигаться приблизительно через десять часов, но твой отец сказал, что они, вероятно, снимут комнату и вернутся домой утром».

Дэвид моргнул. Никто не собирался его ругать. Он почувствовал, что — то вроде облегчения. Он пожал плечами, пытаясь расслабиться, но ничего не вышло. Он понимал, что не имело смысла раздражаться на родителей из-за того, что их не было здесь, чтобы ругаться с ним.

Мы знаем, что произошло? он спросил, войдя в комнату.

«Саботаж», сказала тетя Бобби. «Кто-то пробил отверстие между каналом тьюба и техническим коридором и улетучилось несколько тысяч тонн воздуха. Они также вывели из эксплуатации вакуумные пробки, и система тьюба надулась, как воздушный шар».

«Земля?»

Тетя Бобби покачала головой.

«Земля не мыслит так мелко», сказала она. «Это кто-то местный пытается что-то затеять».

«Зачем кому-то местному взрывать что-то здесь, если они ненавидят Землю?»

«Поскольку Земля слишком далеко.»

Это был не тот ответ, которого он ждал, но Дэвид лишь пожал плечами.

Тетя Бобби и смотрела на монитор, и нет. Ее взгляд был направлен сквозь экран словно там было что-то, видимое только ей. Он знал, что она была на Ганимеде, когда там началась битва, и там что-то произошло из-за чего она больше не была в вооруженных силах, и она должна была жить с ними. Несправедливость от того, что она принесла свои проблемы в их дом, раздражала. Она вздохнула и улыбнулась.

«Как дела в лаборатории?»

«Хорошо», сказал он.

«Над чем вы работаете?»

«Просто лабораторные занятия», он сказал, не глядя на нее.

«Твой папа говорит, что вопрос с твоим жильем скоро решится. Ты уже знаешь, что будешь делать в течение следующих восьми лет?»

«Предполагаю».

Тетя Бобби улыбнулась.

«Я помню, когда я начала учиться. В системе оповещения был сбой, и они потеряли мое распределение на целых шесть дней. Я чуть не камни грызла, пока все не разрешилось. Что относительно тебя? Ты более взволнован, испуган, или раздражен?»

«Я не знаю», сказал он.

«Твой папа, действительно гордится тобой», сказала Тетя Бобби. «Что бы ни случилось, он всегда будет гордится тобой.»

Дэвид почувствовал, как жар заливает его шею и щеки. В течение секунды ему казалось, что был смущен, но потом он понял, что это был гнев. Он сжал челюсти и посмотрел на монитор, чтобы он не смотреть на тетю Бобби. Механик размахивал руками у рваного отверстия два метра высотой и полметра шириной, и показывал репортеру, как рваные края словно веером расходились вокруг отверстия. Зубы Дэвида болели, и он заставил себя расслабить челюсти. Тетя Бобби возвратилась к экрану. Он не мог видеть ее выражение лица, но у него было чувство, что он выдал что-то о себе, что он не хотел, чтобы она знала.

«У нас есть что-нибудь на ужин?»

«Я ничего не делала», сказала она. «Но могу, если хочешь.»

«Все в порядке. Я захвачу миску риса. У меня есть работа, которую я должен сделать. Учебный материал.»

«Хорошо».

Комната Дэвида была в самом конце. Она была выдолблена в расчете на человека среднего роста и Дэвид чувствовал себя тесно. Стандартная кровать оставляла лишь пол метра между спинкой и стеной; Дэвид еле протиснулся. Игровой дек, единственная вещь на которую он когда-либо тратил незаконные деньги Хатча, лежала на краю стола. Сцена на стене была на паузе в игре Боги Риска, где Caz Pratihari собирался драться на дуэли с Mikki Suhanam, оба мужчины, выглядящие сильным, опасным, и немного меланхоличными. Когда дверь была заперта, он переключил изображение на свою любимую картину Una Meing и бросился к кровати. Лента новостей бормотала из комнаты отдыха, и вместе с ним — слишком слабое, чтобы разобрать — медленное, ритмичное бормотание тети Бобби. Обучение сопротивлению, вероятно. Ему было жаль, что он не мог изгнать все эти шумы прочь. Потому что он, наконец, мог побыть один. Он задавался вопросом, была ли Лили в порядке. Добралась ли она домой. Была ли она рассержена на него. Или разочарована в нем.

Его терминал зазвонил. Сигнал был из Нижнего университета. В ответ на террористическую атаку на линии метро лаборатории были закрыты на следующий день. Студенты с работой, которая не могла ждать в течение дополнительного дня, должны были ответить инспектору секции, который или даст им специальное разрешение войти или даже выполнит часть работы за них. Он пробежал в уме контрольный список. У него не было ничего, для чего ему нужно было бы быть в лаборатории, и если он немного отстанет, то и остальные тоже. У него не было ни одного из реактивов Хатча в его лаборатории, поэтому если бы была проверка безопасности, то он был бы в порядке. Значит у него был выходной.

Голос Лили звучал в его голове. «Вы никогда не пробуете материал сами?» Прямо сейчас, где-нибудь в Innis Shallow, мозговая химия Лили лилась каскадом через длинную серию биохимических водопадов, одна неустойчивость сменялась другой и вновь сменялась следующей. Вспышки, накатывающие волнами в ее зрительной зоне коры головного мозга, ее размывание гиппокампа. Он перекатился в сторону, к щели между кроватью и стеной и нащупал небольшой пакетик. Розовый ромб выглядел крошечным в его широкой ладони. Он был на вкус как земляничная приправа и декстроза.

Дэвид сплел пальцы за головой и посмотрел на женщину на своей стене, оглядывающуюся назад на него, и ждал, ждал, ждал эйфории, ждал пока она придет.

* * *

Нижний университет был одним из самых старых комплексов в Нова Лондоне; первые отметки были сделаны автоматизированными строительными механизмами, еще когда было лишь несколько тысяч людей на планете. Залы были простыми, прямыми, квадратными и тяжеловесными. В свободной жилой зоне — которую все называли «снаружи» — была некоторая попытка смягчить и гуманизировать пространство, но в внутри были низкие потолки и прямые углы. Не помогало даже то, что оригинальный колониальный дизайн предполагал делать ниши в элементах структуры. В залах, которые были такими же узкими, проходили водопроводные трубы и электрические кабели, размещенные по углам. Пол был в виде металлической решетки, и Дэвид должен был пригибаться, чтобы пройти через дверные проемы. Всасывание дыма сотнями вытяжных шкафов, связанных с фабрикой восстановления атмосферы, поддерживало постоянный бриз, дующий от главных дверей, подталкивая студентов внутрь сначала и затем препятствуя им выйти.

Шкафчик Дэвида был в третьем коридоре. Ряд старшекурсников. Он был вдвое шире, чем тот, который он имел только годом ранее, и замок был лучше, чем старый. Дэвид поместил пару переводных картинок на внешнюю поверхность — картины Caz Pratihari, мультфильма кандзи — но ничего похожего на аляповатую размазню рядом с ним. Соседний шкафчик принадлежал девочке с курса промышленного дизайна, с которой он никогда не встречался, только если они не оказывались в зале в одно и то же время. На всех шкафчиках было что-то, картина, доска, какая-то шутка, напечатанная на пластмассе и приклеенная к металлу. Какая-нибудь небольшая отметка, чтобы сказать, что это пространство принадлежит кому-то, кто немного — но только немного — отличается от других.

В конце цикла все старшекурсники получат свои распределения, освободят шкафчики и разъедутся, кто куда. Шкафчики будут вычищены, дезактивированы, замазаны, их снова сделают анонимными для тех кому они достанутся. Дэвид слышал о замках из песка на пляжах, смываемых потоком, но он никогда не видел океан. Шкафчики старшекурсников были самым близким аналогом этого среди вещей, которые он знал.

Дэвид закрыл дверь и выключил свое автоматизированное рабочее место. После открытия станций Тьюба, его родители вернутся домой и Нижний Университет откроется. Лаборатория была местом, которое вызывало у него наименьшее отвращение. После этой ночи, когда он принял свой собственный продукт, у него все еще болели мышцы спины и ноги, но он был с одной стороны рад, что мог сказать Лили, что, наконец-то, попробовал собственное варево, а с другой стороны доволен, что плотный график не позволит ему принять его снова. Его состояние под кайфом походило на какой-то очень длинный, приятный, но очень скучный сон. Голова была все еще затуманена и это было не очень приятно.