Эффект энтропии

– Заключенный, мостик, разделение, – добавила Неон.

Мандэла покачала головой, пытаясь прогнать подступившую к горлу дурноту. Заключенного не было на мостике. Но кто же тогда там был? Целый ряд предположений прокрутило ее сознание: андроидная копия? клон? Или клон, или у заключенного есть брат-близнец!

– Барри, собери всех-всех. Разбуди ночную смену и обыщите весь корабль. Удвойте охрану здесь и поставьте часовых у челнока и у проклятого транспортатора – он не должен работать, – она задыхалась, но продолжала отдавать распоряжения. – Только что Мордро стрелял в капитана Кирка на капитанском мостике. А если это был не Мордро, то кто-то очень похожий на него. И предупреди всех, что он вооружен.

– Есть, командир.

– Где Дженифер? – спросила Флин, вспомнив с опозданием, что этот вопрос она должна была задать раньше всех других. Значит, она впадает в беспамятство. Чтобы не видеть перед собой сгущающийся туман, Мандэла закрыла глаза и продолжала допытываться:

– Дженифер должна быть на посту, но ее нет. Где она?

– Командир, лазарет, – напомнила Неон.

– Со мной все в порядке, – зло ответила Флин, сознавая, что говорит очевидную для всех не правду, но сейчас ей было не до того.

– Дженифер, лазарет, болезнь, пересечение, мгновенно.

Флин понимающе кивнула: Неон говорила достаточно точно, хоть единственной частью речи, доступной ее языку, было существительное. Дженифер внезапно заболела и попала в лазарет, где должна быть и она, Мандэла. И это было правдой.

Попытавшись открыть глаза, она почувствовала, что теряет сознание, и машинально попыталась помочь правой руке, которой она придерживалась за переборку, еще и левой. Но ощутила на ее месте лишь острую боль, которая тут же прострелила плечо и спину и как бы рассыпалась на мелкие осколки, пронизывая грудь и живот.

«Вот и все! – с тоской подумала она. – Я осталась без обеих рук».

Но что это? Проморгавшись, она увидела, как тонкие серебристые щупальца, похожие на шелковые нити, обвились вокруг пальцев ее рук, выкинули еще более тонкие, более изящные присоски и впились ими в ее плечи, грудь.

– Нет! – громко выкрикнула Мандэла, осознав, что увидела то, чего никто не видит, – свою собственную смерть. Отчаянным рывком она вырвала одну руку из оплетающей паутины. Тончайшие присоски натянулись, как струны и разом оборвались с резким звуком лопнувшей струны. Сами присоски беспомощно корчились на рубашке, а из щупалец, из места обрыва, вырастали новые присоски…

Неон бросилась к ней на помощь, издав пронзительный вопрошающий возглас.

– Назад! – собрав последние силы, выкрикнула Флин. – Неон, отделение. Барри, не позволяй никому притрагиваться ко мне…

Она с трудом открывала рот, с трудом ворочала языком. Но она знала, каким оружием убита, и торопилась поделиться своим знанием:

– Барри… скажи Маккою… паутина… капитан Кирк…

Досказать она не смогла – присоски добрались до ее мозга и погасили сознание.

Спок прямо-таки заставлял себя не подчиняться реакции своего тела на то, что произошло. По земным меркам это казалось немыслимым. Но такой же немыслимой, по его понятиям, была земная идея о душе и теле. Признавая за этой идеей право на существование, он все-таки считал, что идея «цельного» вулканца – сложная и тонкая идея – более соответствует понятию разумного и сознающего себя живого создания.

Но вот он только что соприкоснулся с идеей души и тела не философствующим разумом, а всей своей сущностью «цельного» вулканца. Он отдавал Джиму всю свою волю и все свои силы, а в ответ слышал, как страдает земная душа и как болит земное тело. И если бы Кирк не прервал их гипнотическую связь, лежал бы Спок в коматозном состоянии и получал бы кислород для своего тела от жуткой бездушной машины доктора Маккоя.

– Мистер Спок, что с вами? Разрешите, я вам помогу, – подошла к нему Ухура и, не касаясь его, протянула ему руку. Он знал, что она не дотронется до него без его разрешения.

Павел Чехов, потеряв над собой контроль, плакал, уткнувшись головой в панель управления: в его плаче боль случившегося перемежалась с надеждой, что капитан Кирк останется жив.

Переживания Ухуры и Чехова были настолько сильны и глубоки, что Спок слышал их без всякого прикосновения, и ему надо было уединиться, чтобы восстановить свои силы. Он не мог логически мыслить в таком состоянии, а надо было многое обдумать и многое сделать.

– Лейтенант, – обратился он к залитой слезами, но молчащей Ухуре, – мне нужна ваша помощь. Вызовите от моего имени командира Флин и направьте ее в лазарет. Это приказ. Есть основание предполагать, что она ранена гораздо сильнее, чем она сама считает. Нельзя медлить с оказанием помощи.

– Да, сэр, – отозвалась Ухура, и вопросительно посмотрела на него. – А как вы себя чувствуете?

– У меня нет телесных повреждений, – ответил Спок и стал с трудом подниматься по лесенке. Позади него Ухура вызывала на связь Флин.

– Лейтенант, она здесь, внизу, – голос Бернарди Аль Аурига звучал на близкой к истерике ноте. – У каюты Мордро. Она без сознания. Но она приказала не прикасаться к ней. В нее стреляли паутинной пулей. Проклятье? И в капитана Кирка тоже.

Спок вошел в лифт. Когда он развернулся спиной к стенке, сквозь еще не закрывшиеся двери он успел заметить на мостике две пары широко раскрытых от ужаса глаз. Это были глаза Ухуры и Чехова.

Лифт стремительно полетел вниз. Спок прислонился к стенке, обретая контроль над своим телом, но мысли его оставались бесконтрольными.

«Значит, „паутина“, – говорил он сам себе. – Вот почему я не мог помочь Джиму. А не догадался о ней потому, что не мог представить, будто кто-то способен применить это чисто земное по своеобразности и по жестокости оружие».

Ему хватило коротенького уединения, чтобы привести себя в порядок, и из лифта он вышел таким бодрым и уверенным, как будто не он, а кто-то другой падал от изнеможения за минуту до этого.

Он подошел к каюте Мордро и услышал, как Бернарди Аль Аурига колотит кулаком по панели интеркома и громко кричит:

– Куда вы все подевались, черт вас побери, медики-педики?

«Секция медицины уже знает о „паутине“, и в лазарете царит ужас», – подумал Спок.

Сверкая искрами своих чешуек, Неон мостом прогнулась над Мандэлой Флин, как будто защищала ее от новой опасности. Спок опустился на одно колено рядом с телом командира безопасности и поразился его стройной изящности и хрупкости. Он привык видеть Мандэлу самоуверенной, полной энергии и чисто физической силы. А оказалось, что она создавала свой внешний облик ценой упорных тренировок и постоянного контроля над собой.

– Не делайте этого! – предупредил Аль Аурига, когда Спок протянул свою руку к неподвижно лежащему телу. – Она приказала не прикасаться к ней.

– На меня не распространяются приказы командира Флин, – ответил Спок, но невольно приостановился, увидев свои пальцы, покрытые кровью Кирка.

Сосредоточившись, он, как сканером, провел кончиками пальцев по вискам Мандэлы: рана на ее плече все еще кровоточила, значит отдельные клетки ее тела сохраняли подобие жизни, но пульса не было и не было никакого ответа от ее затихшего мозга.

А ее совсем еще недавно невероятно зеленые глаза покрылись холодной пеленой серостального цвета. Такую же пелену Спок видел и на глазах Кирка, когда того уносили с капитанского мостика.

– Опасности для окружающих нет, – объявил Спок, оглядев всех офицеров команды безопасности. – Паутина больше не растет. Командир Флин мертва.

Аль Аурига молча отвернулся в сторону, Неон что-то грозно прорычала, и Спок подумал, что придется ему лично побеспокоиться о безопасности доктора Мордро.

Неон присела рядом с Мандэлой и тихо прошептала:

– Месть! – а потом, уже громко добавила:

– Обязанности, верность, клятва, долг.

Спок поднялся на ноги и спросил заместителя командира безопасности:

– Где вы задержали Мордро?

– Никто его не задерживал, – уныло ответил Аль Аурига. Тоскливо и неохотно он взглянул прямо в глаза Споку: