Клинки Ойкумены

Очень уж накипело.

На площади Трех Генералов он выпрыгнул на мостовую. До дома еще оставалось далековато, маршрут экипажа, о чем Диего прекрасно знал, лежал в удобном направлении, но выдерживать присутствие дона Васко маэстро больше не мог. Холодно откланявшись, Диего нырнул в ближайший переулок – и пошел мерять шагами квартал за кварталом, чувствуя, как раздражение колючим ежом ворочается в сердце.

Он думал, что ходьба успокоит его, и ошибся.

Зимой Пераль-младший отказался от квартиры на улице Сан-Бильдоа, которую снимал третий год подряд, в пользу другой квартиры, поменьше, зато расположенной прямо над новым залом для фехтования. Это сэкономило малую толику эскудо: частью высвободившиеся деньги пошли на аренду зала, и без того съедавшего почти весь заработок, частью – на смену гардероба. Напротив нынешнего жилья, в полуподвале трехэтажного здания, размещалась харчевня тетушки Каэтаны – заведение дешевое, но чистое.

Домой идти не хотелось. Маэстро нырнул в харчевню, удивительно пустую для позднего вечера – звездного часа пьянчуг – и сделал заказ по-солдатски: кувшин крепкого.

– Что подать на закуску? – спросила тетушка.

Диего задумался:

– А поруби-ка мне лука…

Дважды объяснять не пришлось. Вдова флотского бомбардира, тетушка Каэтана отлично знала, чего хотят солдаты, когда у них на душе кошки скребут. Вскоре на столе перед маэстро образовалась вместительная миска с луком белым, желтым и красным, нарезанным полукольцами. Вся эта радость была щедро залита оливковым маслом с уксусом, а сверху умница-тетушка покрошила еще лучка, на сей раз зеленого. Рядом с миской, выпятив треснутый поджаристый бочок, лежала краюха черного хлеба, густо посыпанного солью.

– Неси весь каравай, – рассудил Диего. – И солонку отдельно.

Вино пахло плесенью. То, что в более дорогих выдержанных сортах делалось предметом наслаждения знатоков, в дрянном винце тетушки скорее отпугнуло бы ценителя. Впрочем, Диего сейчас пребывал в настроении напиться, как сапожник, а не рассуждать о букетах и ароматах. Крепость, господа! Солдаты крепость берут, а не любуются ею издали.

Кувшин быстро опустел, пришлось брать второй.

Харчевню маэстро покинул минут через двадцать после того, как колокол на звоннице церкви Святого Случая пробил полночь. Настроение вряд ли улучшилось; скорее утонуло в мутном омуте хмеля. Пистолетный ящик он забыл под столом, но нисколько не волновался: умница-Каэтана приберет и сохранит до следующего визита. Завтра сплю до полудня, сказал себе Диего. Учеников у меня нет: в смысле, завтра никто в зал прийти не должен, а к маркизу де Кастельбро я больше не ходок. Задаток мы, дружище, отработали с лихвой; если маркиз сочтет нужным, пришлет нам остаток гонорара с посыльным.

Не сочтет – ну и черт с ним!

В зале было темно. Зная наизусть каждую пядь паркета, каждый угол мебели и расположение манекенов, маэстро не нуждался в свете, чтобы подняться наверх, в спальню. Он бы без труда сделал это слепым, глухим, пьяным в стельку, но чутье, дитя кровавых лет войны, остановило Диего на половине пути. Слегка покачиваясь, он сообразил, где находится ближайшая стойка с оружием, прикинул время, которое понадобится ему, чтобы вооружиться, отбить возможное нападение от окна, плотно закрытого шторами, и в ответ атаковать самому – все это одними навыками, памятью мышц и сухожилий, без помощи рассудка, мирно дремлющего на дне выпивки.

Сейчас он убил бы, не понимая, что убивает.

Глаза мало-помалу привыкали к темноте. Щурясь, с трудом сдерживая отрыжку, Диего различил силуэт незваного гостя. Ну да, вот ты, красавец – между ростовыми манекенами, у буфета, где маэстро держал графин вина, сильно разбавленного водой, и два-три лимона. Случалось, после занятий ученики хотели пить. Кислое утоляло жажду быстрее обычной воды. В пекло кислое! В ад все графины мира! Кто же ты, сеньор? Вор? убийца? призрак?!

Кивер с султаном. Ментик на плече.

Гусар?!

– Зал закрыт, – сказал Диего. – Приходите завтра.

Язык, будь он проклят, заплетался.

– Господи, – шепотом откликнулась тьма. – Хвала тебе, Господи…

Голос сорвался: похоже, у гусара тоже имелись проблемы с речью. Диего не двигался с места, вспоминая: запер он зал, уходя на дуэль, или забыл? Сейчас это не имело никакого значения, но почему-то представлялось очень важным. Ноздри маэстро затрепетали, уловив слабый запах пота. Гусар чего-то боялся или пребывал в возбуждении. Знакомый запах, отметило чутье. Да ну, вяло буркнул рассудок. От нас, небось, тоже луком несет – боже сохрани!

– Я не беру учеников по ночам. Приходите утром…

– Господи! Живой…

– Господь, – с мрачным юмором пьяницы согласился Диего, – вечно жив. В отличие от нас, смертных. Что вы здесь делаете, наконец?

– Живой…

Он проморгал атаку. А может, это была вовсе не атака, и потому чутье спало мертвым сном, и рассудок спал, прижавшись к чутью, как ребенок к матери, в поисках защиты. С разбегу гусар влетел в объятья маэстро: легкий, упругий, весь порыв и страсть. Мягкие губы ткнулись в щеку, в усы, подбородок, шею. Руки обхватили Диего стальными обручами; плохо соображая, что делает, он ответил тем же, только сильнее. Гусар вскрикнул – похоже, маэстро сделал ему больно – но не отстранился, а напротив, вжался всем телом, словно хотел раствориться в грешной плоти Диего Пераля.

– Живой!

– Донья Энкарна, – сказал Диего. Он старался четко выговаривать слова, а главное, не дышать на девушку вином и луком. У него не получалось ни первое, ни второе, но он, видит Бог, старался. – Вам надо…

– Сразу. С самого первого раза, еще в театре…

– Надо…

– Мой. Ничей больше. Только мой.

– Вам необходимо…

– Мой ястреб. Господи, благодарю тебя…

– …вернуться к отцу. Негоже юной донье в столь позднее время…

Это были последние слова идиота-рассудка. Пробудившись на миг, бедняга окончательно утратил способность рассуждать здраво. Немало этому способствовал вопрос, укрытый, словно игла в вате, в чуточку хриплом, грудном смехе лже-гусара:

– Я не девственница. Тебя это не смутит?

Нет, его это не смутило. Ни капельки.

Позже маэстро спросит:

– Зачем ты солгала мне? Ты же была девственна.

– Не хотела, чтобы ты сдерживался, – ответит донья Энкарна, смеясь. – Чтобы жалел меня. Ведь ты бы жалел, дурачок? Да? Я хотела, чтобы все по-настоящему. Как будто мы вместе уже сто тысяч лет…

Она всегда добивалась того, чего хотела.

– Кто это был?

Диего глядел на отключившийся уником, как ребенок на монстра, выбравшегося из-под кровати.

– Диего!

– Что? Ах, да, прости! Это был гематр.

– Какой еще гематр? Почему гематр?!

– Мар… мар Фриш, – маэстро с трудом вспомнил фамилию спасенного инопланетника. Куда лучше он помнил снайперские таланты гематра. – Ты его не знаешь.

– А ты?

– Я? Я тоже не знаю.

– Интересное дело! Тогда почему он тебе звонит?

– Не знаю.

– Где он взял твой номер?!

– Не знаю.

– И что он хочет? Этого ты тоже не знаешь?!

Во время их краткого разговора Карни стояла в двух шагах. Но мар Фриш каким-то хитрым образом активировал на коммуникаторе Пераля конфидент-режим, и девушка ничего не слышала. Пераль-младший и предположить не мог, что это, оказывается, можно сделать дистанционно, с чужого устройства. Что еще активировал мар Фриш в его уникоме? Систему пеленга, о которой Диего до сегодняшнего дня и понятия не имел? Режим прослушивания? Скрытую пакость, о которой маэстро узнает в последний момент?

Он с трудом подавил желание шваркнуть предательское устройство об стену. Правильно он не доверял инопланетным игрушкам! Пусти змею за пазуху…

– Диего, что с тобой? Что-то случилось?

Тревога в голосе Карни заставила маэстро очнуться.

– Он предложил нам помощь.

– Нам?! Откуда он знает обо мне?

– Понятия не имею…