Демоны космоса

Талана была права. Я был частичкой в узоре боя. И был счастлив…

В «объеме боя» гасли одна за другой точки – это сгорали машины. Но забивать этим голову нет времени. Сейчас есть дела важнее. Я плету свой узор в кружеве боя. Не попасть под залп батареи мерканского монитора, иначе сразу конец. Отшить с хвоста Таланы «Синего паука» и самому не угодить в стальные клещи: две точки слева – по мою душу. Не дождутся! И еще надо попытаться раздавить врага. Достать его. Наколоть, как червяка на иглу, на плазменный удар моих послушных орудий. Выйти на позицию. И всадить в диск монитора две торпеды.

Машину тряхнуло. Плазменный залп «Пустынного скорпиона» прочертил полосу по моему борту. Повреждения – семь процентов. Можно не беспокоиться. Бортсистемы реанимации справятся. Еще один разряд – прямо передо мной огненная полоса.

Огромные скорости, огромные расстояния. И все равно в бою пару раз мне казалось, что я могу увидеть врага, стиснутого в кабине.

И вдруг меня второй раз охватило ни с чем не сравнимое чувство, – зеленая линия, прочерченная мной, пересеклась с точкой мерканского легкого истребителя. Мои орудия настигли врага!

Шарх, у меня получилось! Два сбитых истребителя за два боя!

Я вырвался из объема обстрела вражеского монитора. Перевел дыхание. И снова – в гущу боя. Снова вместе с товарищами пытаться осуществить невозможное – спасти «Глаз циклона» или хотя бы часть людей на его борту.

«Глаз циклона» еще огрызался, но он был уже почти разрушен. И я четко, как в ясный день на морозном воздухе, увидел картинку под названием «обреченный эсминец». Да, «Глаз циклона» был обречен. А с ним обречены пятьсот человек экипажа, что сгорят в этой жестянке, ведя последний в своей жизни бой, не имея права покинуть свой пост за пультом управления или у большого орудия…

Все, «Глаза циклона» больше нет. Пора позаботиться и о себе…

Когда наше звено расчистило вокруг себя «объем», я смог немного перевести дух… И понял то, во что не хотелось верить. Мы проиграли. Меркане щелкали один за другим наши истребители и принялись за «пробойники». Они уничтожили два катера огневой поддержки. Наш линкор получил серьезные, но далеко не смертельные раны. У эсминца «Торнадо» снесло часть борта и сегмент силового кольца, и мы вполне могли его потерять – защитполе слабело, и корабль получал удар за ударом.

Я считал новое целеуказание, и наше звено вломилось в ряды противника. Мы бросали в топку резервы, которые быстро сгорали.

Все шло к тому, что меркане сегодня будут праздновать победу. И речь шла уже не о спасении системы. Речь шла о спасении самой эскадры, которая стоила не меньше, чем обитаемая планета. Стало ясно, что у нас один выход – отступление, которое ни в коем случае нельзя превратить в паническое бегство.

На вакуумпереход требуется время. Так что надо продержаться, прежде чем раскочегарятся системы перехода. А известно, что единственный способ сохранить большие фигуры в гибельной ситуации – без всякой жалости жертвовать маленькими. Самая маленькая фигура – истребитель. Крошечная точка в «объеме боя». Она гаснет, и вместе с ней гаснет жизнь пилота. Одна. Вторая. Третья…

Сколько времени это продолжалось? Определить было нетрудно – достаточно запросить комп. Но время сейчас не стоило ничего. В «объеме боя» свое время. Свой темп его течения. За минуту можно прожить год, а год может стоить не дороже секунды.

Я «плел кружево». Кидал машину в «горки», «спирали», «обручи»… Сколько раз мне казалось, что уже не выбраться. Но я бросал «Морской ястреб» в вираж и с изумлением осознавал, что все еще держусь в хвосте истребителя Таланы.

Когда мы получили кодированный сигнал «готовность к нырку», я уже думал, что это не завершится никогда. Воодушевление, страхи, горячка боя куда-то провалились. Теперь в пилотском кресле сидел автомат, именуемый лейтенантом Кронбергшеном Но сигнал пробудил дремлющие чувства. Мне вдруг страшно захотелось выжить. Потому что бой истекал, как кровью, последними густыми минутами. И я имел шанс выжить. Шанс, о котором тогда, когда бой казался вечным, не задумывался…

Вот только шанс на выживание мне оставили почти нулевой. Наше подразделение должно было обеспечить переход в супервакуум наполовину окруженного эсминца «Буран».

Точки – то, что осталось от нашей эскадрильи, стягивались к «Бурану». Одну точку я так ни разу и не упустил из виду – истребитель Таланы. Эта точка мигала – незначительные повреждения. Пилот жив.

Меркане не хуже нас знали, что бой остался за ними и лемурийская эскадра отступает, уже не надеясь спасти территорию влияния. Мы уходили, а они, жадные до нашей крови, не хотели отпускать нас. Они хотели получить все…

Точки продолжали гаснуть. Брызнуло искрами продолговатое пятно – это меркане развалили эсминец «Торнадо». Еще полтысячи человек – к богу космоса в гости.

– Шарх, шарх, – ругался я, сплевывая кровь. Кровавые сгустки всасывались губкой скафа, стекло шлема автоматически очищалось от крови. Сколько из меня ее сегодня вытекло? Не знаю. Временами она хлестала из носа и рта фонтаном. Перегрузки выжимали меня, как мокрую ткань. Я не ощущал боли. Я делал дело – прорисовывал в картине боя свои штрихи.

Нечеловеческое напряжение и немного везения – и мы умудрились перекрыть «объем» на подступах к. эсминцу «Буран». Тем временем одиннадцатое звено и катер огневой поддержки взломали линию обороны вокруг мерканского монитора. Меркане не ожидали от нас такой прыти и, как мне показалось, растерялись.

А потом наши боевые друзья нанесли огневой удар такой силы, что мерканский монитор покрылся бледно-зеленым покрывалом взламываемого силового поля, которое окрасилось в цвета радуги и лопнуло мыльным пузырем.

– Бог войны! – я чуть не взвыл от восторга, видя, как белый диск разваливается на части… Меркане решили, что победа обойдется дешево. Они ошиблись!

Наша эскадрилья с остатками других подразделений с отчаянной яростью насела на фрегат на правом фланге, и меркане вынуждены были оттянуть силы для его защиты. Пока враг перегруппировывался, я с ходу снес еще один истребитель класса «Короед». Это самая маневренная машина меркан, которую зацепить чрезвычайно трудно.

– Десятый, ты молодец, – пробился через помехи голос Таланы.

– Спасибо. Как у вас?

– Терпимо…

Накопительные дуги эсминца «Буран» между тем разогревались, по ним лился голубоватый огонь. Бледно-синяя дымка расползалась по защитному полю. Это значило – близок вакуум-пробой. До нырка оставались считанные минуты. И меркане поняли это. И накинулись всем скопом на ускользающую добычу.

Точка погасла. Нет истребителя. Нет пилота. Еще одна пешка. Не страшно. Лишь бы ушел корабль-пробойник. Мы пешки. Наша задача – пожертвовать собой с пользой… А нам хотелось выбраться. Как же хотелось!

От нашего звена осталось три машины!

– Начинаем нырок! – послышалось сообщение с флагмана. – Истребителям прикрытия – на борт!

Я с облегчением увидел, как линкор «Бриз» вспыхнул яркой звездой и исчез из нашей реальности. Нырок!.. За ним последовал еще один пробойник…

– Машины прикрытия – на борт, – этот приказ с «Бурана» касался уже напрямую нас. Наш носитель отбывал, и надо было успеть на него. Уцелевшие машины, те, кто мог, воссоединялись с носителями. Уйдут не все. У всех не получится. Но у кого-то выйдет. Нас ждала посадочная секция спасаемого нами корабля.

По защитному полю «Бурана» поползли красные всполохи – оставалось совсем немного до нырка. А к кораблю все тянулись атакующие мерканские машины. И мы отбивали их. Мы, те, кто имел наиболее выгодное положение, малевали рисунок боя – давая возможность истребителям пришвартоваться и не подпуская меркан к уходящему эсминцу, – «Седьмой», «Первый» – на борт эсминца! – крикнула Талана, оставшаяся за выбывшего командира сил прикрытия. – На борт.

– Мы поможем.

– Борт!

Перегрузки. Боль, мистический пламень всепожирающей плазмы. Тут не выжить человеку… Но мы не люди. Мы – пилоты! И созданы, чтобы выживать там, где жизни нет!