Обратная сторона Европы (СИ)

Сэм поселился в чудесном домике на берегу Индийского океана и собирался больше никогда не покидать Землю. Он считал себя калекой, отработанным материалом (о чём позже пожалел, но с годами тем более стало поздно что-то менять в лучшую сторону), что потратил эти годы своей жизни зря. Надобность в нём могла возникнуть только у музея робототехники и электроники, что и впрямь не заставило себя долго ждать. Чем плох смотритель и экспонат в одном лице? Этим ребятам Сэм втолковал раз и навсегда, кто он и зачем. А когда они, принеся глубочайшие извинения, поспешили удалиться, сел у порога и расплакался. В эту минуту он с убийственной ясностью ощутил: он никто, и ему – незачем.

Однажды случай свёл его с доктором Филхом, который на самом деле врачом не являлся, а был учёным и величайшим изобретателем – как он сам говорил о себе без тени смущения.

Филх, этот безусловно признанный гений, впрочем, не во всех областях, в которых заслуживал, был не только эксцентричен, но и экстравагантен. Например, он не признавал научных авторитетов, был тщеславен, тяготел к старине и очень любил поговорить, что не часто бывает свойственно учёным. Можно сказать, что Филх был редкостным болтуном.

Эксперимент, проводимый им в домашней физической лаборатории, с привлечением большого количества энергии, стоил ему пальцев левой руки и левого глаза. Врачи поставили ему вместо изящных пальчиков не менее изящные протезы, а глаз вознамерились вырастить в пробирке, что впоследствии и было сделано. Увечье ещё сильнее усугубило черты и без того несносного характера и привело к тому, что он рассорился в пух и в прах со всеми своими коллегами в научной среде.

Филх был совершенно одинок и заброшен.

Сэм подумывал о том, чтобы свести счёты с жизнью.

Несчастье сроднило их – бывшего астронавта и опального учёного. «Вместе мы человек», – горько усмехаясь, говорил Сэм. «И немного киборг», – добавлял Филх, любивший точность всегда и во всём, даже в мелочах.

На старости лет друзья поселились в одном доме. Сэм лично помог доктору обустроить в подвале научную лабораторию. Возможность того, что однажды всё это хозяйство может взлететь на воздух из-за такого отчаянного экспериментатора, как Филх, нисколько его не останавливала. В душе он даже ратовал за подобный исход событий, полагая, что пасть во имя идеалов науки – достойная смерть. Даже если эти идеалы – не его собственные.

Впрочем, нужно быть справедливым к доктору: он всё время старался посвятить друга в свои замыслы. Постоянно твердил о гипотезах, теориях и грядущих величайших открытиях. Сэм не понимал и половины, но привык к подобным разговорам, и скоро ему стало трудно обходиться без этой словесной музыки.

– Я попробую объяснить. Представьте себе картину, обычную картину в рамке, висящую на стене. Из её нижнего левого угла – обозначим его точкой «А» – тянется извилистая направленная линия, которая, пройдя через всё полотно, заканчивается в точке «Б» – правом верхнем углу. «А» и «Б» – начало и конец некоторого временного отрезка, который мы изобразили линией. Вы, верно, полагаете, – важно говорил Филх, – что было бы проще провести диагональ, соединяющую «А» и «Б»? Это не столь очевидно. Движение по прямой не всегда оптимально! Когда река стекает с горы, повинуясь силе земного притяжения, бывает ли её русло прямым, а течение равномерным? Нет. Она то струится водопадом, то растекается спокойно и величаво. Иногда её русло распадается надвое. В другой раз, наоборот, она принимает пополняющие её ручьи. Удивительно, но аналогия с рекой как нельзя более точно описывает процесс течения времени. Время – это река. Или, по Платону, время – движущееся подобие вечности. Да-с! Многие это говорили и не единожды, но никто до сих пор не сделал! Очевидно, что для воды совершенно естественно в рамках предложенной мной модели, стекать с горы вниз, а не наоборот. И не просто течь, а по пути наименьшего сопротивления – сообразно ландшафту. Чтобы укоротить путь реки, сделав его не столь извилистым, нужно приложить немало усилий: прорубить в горе туннель, например, или проложить трубопровод. На этом основывается моя теория путешествия во времени – в будущее.

Филх сделал небольшую паузу и продолжил:

– Говоря о путешествии в прошлое, также прибегну к аналогии, но несколько иного рода…

Сэм слушал внимательно, стараясь поскорее уяснить, к чему клонит друг. Это было не трудно: доктор не только говорил, но и рисовал схемы – мелом на чёрной доске. Большая электронная доска, стояла много лет в углу, неприкрытая, иногда подпинываемая ногами. Сэм благосклонно отметил про себя, что Филх, похоже, вообразил себя оратором, читающим лекцию перед аудиторией. Его другу явно не хватало внимания.

– …место это называется пересечением, и бывает оно абсолютным или относительным. Так вот, любезный друг мой! Пересечение – день аномалий (из-за близкого расположения временных слоёв), день ярких воспоминаний, когда прошлое будто встаёт перед глазами, и вспыхивают давно угасшие чувства, день déjà vu, «посылок» из прошлого, а также – время чудесных предсказаний. Перескочить из одного слоя в другой можно, и это я заявляю вам со всей ответственностью! Только энергия преодоления многократно превышает мощность разряда молнии. Как определить день пересечения? Где раздобыть энергию для перехода? Я посвятил таинству перемещения во времени всю свою сознательную жизнь. Вычленить из всего множества излучений тончайших эфирных полей именно те, которые указывают на направление и расстояние до ближайшего временного потока – совсем не просто, но вот результат!

Доктор как можно более артистичным жестом откинул ворох упаковочной бумаги, и взору его собеседника предстал прибор довольно архаичного вида благодаря хитросплетению сферических антенн, зеркал и проводов.

– Сложнее другое, – продолжал он. – Представьте себе, что вы не самым ювелирным способом укоротили путь реке, взорвав, например, стоящее перед ней препятствие. Да, результата вы добились, и благодарные воды хлынули в образовавшийся проём. Отступая от аналогий с рекой, вы приложили энергию в нужном направлении и изменили ход времени. Время действительно ускорилось, но увлекло в своём ревущем потоке всё ваше настоящее. Иначе говоря, пользы для эксперимента – ноль, не говоря уж о предполагаемом вреде. Фокус не в том, чтобы переместиться в будущее как можно скорее, а в том, чтобы переместить туда только определённый объект. Но и это, как выяснилось, не самое трудное. Главное – вовремя захлопнуть дверцу...

Лицо доктора вдруг сделалось грустным, и он посмотрел вдаль затуманенным взором, через маленькое окошко у самого потолка. Сэм понял – настала пора немного пофилософствовать, и постарался настроиться на лирическую волну.

Наконец, Филх тихо произнёс:

– Ландшафт – горы, холмы и низменности, по которым прокладывает себе путь река, совершенно реален, и нам не приходит в голову сомневаться в этом. Ландшафт, по которому течёт река времени, то срываясь водопадом с кручи – как в наше время, а то заболачиваясь и зарастая осокой и камышами – как в средневековье, также абсолютно реален, и если мы не догадываемся о его существовании, то только из-за нашей слепоты и ограниченности. Назовём те берега, мимо которых несёт воды река времени, – безвременьем. Так вот, верх искусства учёного – не только проделать дыру в безвременье, но и вовремя замуровать её. С безвременьем шутки плохи, того и гляди, образуется воронка, так сказать, дыра во времени, способная затянуть всё, что совсем недавно или скоро. Всё нужно делать вовремя, особенно если это касается безвременья. Полагаю, что в своих опытах я справился с этим. Но меня ждало новое невероятное открытие. Когда я разрабатывал способы аккуратного перемещения по безвременью – закупорки туннеля, маскировки и прочее, я натолкнулся на следы подобной деятельности! Кто-то, когда-то, а, точнее сказать, время от времени занимался, занимается или будет заниматься, что, собственно, одно и то же в широком смысле этого слова, похожими экспериментами. Анализируя, я кое-чему научился... «Nullus enim locus sine genio» – нет места без гения. Неудивительно, что гений есть и у вечности. Предвижу, предвижу по вашим хитро блеснувшим глазам всё, что вы хотите сейчас сказать! Нет, это был, есть или буду не я. Вполне логичное и остроумное предположение, но – нет. Не мой пошиб. Я действую, как бы это сказать... исподволь, подбираюсь мягко, пружиня, заметаю следы. Время может изменить многое, но не характер, не стиль работы. Тут же – всё чётко, но напролом. Все условия соблюдены – безвременье замуровано так, что не подкопаешься. Но мусора, но следов! Нет, я не таков. И добавлю – не хотел бы я столкнуться с этим деятелем на узкой тропинке. Решительно не хотел бы! Это что-то вроде предчувствия. А, может, воспоминания?..