Малой кровью

й кинжал — миниатюрный ятаган — с мерцающим муаровым узором по клинку и шершавой кожаной рукояткой. И — огромный голубоватый кристалл в оправе, наверное, им Чихо и «обращал» адептов. Некрон мог бы сказать точно, но он как-то подозрительно долго без сознания, не случилось ли чего? При переломах больших костей бывает всякое… а здесь даже фельдшера нет…

Сержанты Пистухов и Деркач задержались около трупа, фотографируя и снимая отпечатки ладоней. Пусть будет.

Подошел Давид. Тоже посмотрел на медальон. Сказал:

— А ведь мы, кажется, пришли.

…Это была когда-то широкая мощеная дорога, сейчас заплывшая землей, поросшая кустарником и деревьями. Кое-где мшистый дерн сняли, и там обнажились желто-серые каменные блоки, формой напоминавшие буханки хлеба, но побольше размером — так где-то с маленький чемодан. Их начали выворачивать из кладки и сооружать бруствер, но потом бросили это дело.

— Дорога, мощенная желтым кирпичом, — с кривой усмешкой сказал Стриженов.

Давид кивнул. Дальше, за бруствером, дорога обозначилась более явно, там не было ни мха, ни кустов.

А здесь шел, похоже, немаленький бой. Гильз-то…

Метрах в пятидесяти от недоделанного бруствера как-то нехорошо чернело круглое отверстие. Вход в туннель. Что Стриженова напрягло — так это то, что он никак не мог определить на глаз, каков размер этой гнусной дыры. Пройдет человек, или автомобиль, или вагон? Чернота струилась и завораживала.

— Трое со мной, — сказал он. — Ты, ты и ты. Поручник!

Булаховский подскочил, вытянулся. Он стал черен и худ, былое брюшко исчезло, глаза ввалились, но усы гонорливо топорщились.

— Остаетесь за старшего. Займете круговую оборону. Держаться до нашего возвращения. Если мы не вернемся… — Стриженов задумался, — через восемь часов, поступайте по обстановке. В любом случае постарайтесь сохранить роту. — Стриженов снова задумался. Поручник ждал. — Ежи, я знаю, задача не по силам, но… нельзя допустить, чтобы туда, — он кивнул на вход, — проник неприятель. Ни сейчас, ни потом. У меня нет готовых планов на этот счет. Думайте.

— Слушаюсь, — Булаховский двумя пальцами коснулся берета. — Разрешите выполнять?

Стриженов кивнул.

— Стоп! — Давид замер, поднял руку. Все остановились и прислушались. Сначала казалось, что царит полная тишина, но потом донесся слабый звук: будто где-то далеко о стекло бился шмель.

— Там, — уверенно показал Деркач.

Стриженов направил туда луч фонаря.

Решетка в полу. Несколько прутьев отпилены. Ступени вниз.

Там, где кончались ступени, была небольшая площадка, а сразу за ней — створки раздвижной двери. Между створками, как будто мешая им сомкнуться, торчали два французских солдатских ботинка. Носками вниз и такими знакомыми каждому легионеру рубчатыми подошвами в эту сторону.

Потом один ботинок слабо дернулся. Будто его обладатель хотел шагнуть или поползти, но сил больше не было.

— Деркач, посмот… — начал было Стриженов, но Давид оборвал его:

— Нет. Стойте здесь, не двигайтесь. Пойду только я.

— Не