Города в полете

И их единственное преимущество. Единственная защита, которую Амальфи удалось придумать и соорудить наспех для планеты Он, полностью зависела от того, действительно ли Он находился в метагалактическом центре, таким образом позволяя использовать почти мгновенно множество слабых результирующих сил, которые можно использовать для производства сильных возмущений — эффект «лютик против Сириуса», так охарактеризованный Боннером. И в этой области он обнаружил, что Мирамон и совет Ониан странно несговорчив, даже пассивен, словно установка защиты для целой планеты оказалась слишком сложной концепцией для их понимания — в это весьма трудно было поверить в свете весьма трудных концепций, которыми им удалось овладеть и приспособить в работе, с тех пор как Амальфи впервые встретился ними, когда они еще были дикарями по колено в грязи и жестокости. Что ж, если он все еще и не понимал их, ему не удалось бы улучшить свое понимание даже за несколько оставшихся месяцев; и по крайней мере, Мирамон полностью согласился с тем, чтобы Амальфи и Хэзлтон руководили Онианскими техниками при сборке их исключительно теоретически работоспособных электронных приборов, представлявших собой с виду мешанину деталей и проводов, собранных таким образом, что было возможно легко протестировать их и, если необходимо, быстро внести изменения.

— Некоторые из них, — сказал Хэзлтон, разглядывая только что завершенное скопление проводов, линз, антенн и металлических зерен с унылым уважением, — должны оказаться довольно эффективны в случае необходимости. Я только бы хотел знать, какие из них окажутся таковыми.

В чем, к сожалению, и заключалась именно сама вполне уже предопределенная ситуация.

Но стрелки указателей, фиксирующие стрессы и потоки в пространстве вокруг планеты Он продолжали падать; а те, что указывали на эффективность работы Онианского оборудования — продолжали подниматься. 23 мая 4104 года указатели обеих установок неожиданно подскочили до крайних высот и сумасшедше забились об ограничители, и вся планета неожиданно задрожала от ужасного, оглушающего рева спиндиззи, заработавших выше пределов возможного. Рука Мирамона мелькнула на пути к главному ручному переключателю так быстро, что Амальфи не смог определить, он ли это или Отцы Города отключили энергию. Скорее всего и Мирамон не знал этого; по крайней мере, он рванулся отключить энергию исключительно в подсознательной реакции.

Рев смолк. Тишина. Уцелевшие посмотрели друг на друга.

— Ну что ж, — произнес Амальфи, — совершенно очевидно, что мы прибыли на место. — По какой-то причине он чувствовал себя довольно таки в весьма приподнятом настроении — совершенно нерациональная реакция, но он не стал медлить, чтобы попытаться проанализировать ее.

— Да, похоже что так, — сказал Хэзлтон, моргнув. — Но черт возьми, что произошло с указателями? Я могу еще понять, что локальная аппаратура сошла с ума — но почему то же самое сделали и указатели для внешнего пространства, вместо того, чтобы упасть до нуля?

— Мне кажется — это шум, — ответил Ретма.

— Шум? Какой шум?

— Для работы указателя тоже требуется какая-то энергия — немного, но все же. Соответственно, указатели потребления энергии отреагировали столь же дико, как и сами машины, из-за того, что работали на пределе своей эффективности, и поскольку, никаких входящих сигналов для регистрации не оказалось, они зарегистрировали сигналы, вызванные их собственной работой.

— Мне это не нравится, — сказал Хэзлтон. — Имеется у нас какая-нибудь возможность определить, какой уровень безопасен для работы л ю б о г о прибора при таких обстоятельствах? Я бы хотел ознакомиться со сгенерированными кривыми по этому эффекту, с тем, чтобы мы смогли бы провести подробные вычисления — но, похоже, в подобной сверке записей не окажется так уж и много смысла, если мы в процессе сожжем все наши машины.

Амальфи взял единственный прибор на пульте управления Он, «принадлежавший» ему — микрофон связи с Отцами Города.

— Ну, как вы там, все еще живы? — спросил он.

— ДА, МИСТЕР МЭР, — пришел соответствующий ответ. Мирамон, похоже, удивился. Так, как все, о чем у него имелись познания, умерло, даже свет — сейчас они сидели, купаясь лишь в едва различимом сиянии зодиакального света — этого пояса весьма разреженного ионизированного газа в атмосфере Он, вызванного к жизни магнитным полем планеты, да плюс еще призрачного сияния нескольких ближайших галактик — и неожиданный голос из динамиков обеспокоил его.

— Хорошо. От чего вы питаетесь?

— МОКРЫЕ БАТАРЕИ, СОЕДИНЕННЫЕ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО, С НАПРЯЖЕНИЕМ В ДВЕ ТЫСЯЧИ ПЯТЬСОТ ВОЛЬТ.

— В с е, полностью?

— ДА, МИСТЕР МЭР.

Амальфи усмехнулся в почти полной темноте. — Очень хорошо, примените ка ваши вычисления по эффективности для определения стандартов на ситуацию с приборами.

— СДЕЛАНО.

— Сообщите мне операционное состояние линии мистера Мирамона, идущей к вам вниз, позволяющей вам включить хотя бы контрольные огни на его пульте, так чтобы он смог рассмотреть показания приборов.

— МИСТЕР МЭР. В ЭТОМ НЕТ НЕОБХОДИМОСТИ. МЫ УЖЕ ПЕРЕКЛЮЧИЛИ ГЛАВНЫЙ ОТКЛЮЧАТЕЛЬ И УСТАНОВИЛИ ЕГО НА НЕОБХОДИМЫЙ УРОВЕНЬ ПОГЛОЩЕНИЯ. МЫ МОЖЕМ РЕАКТИВИРОВАТЬ ВСЕ СИСТЕМЫ НЕМЕДЛЕННО.

— Нет, не делайте этого, мы не хотим, чтобы спиндиззи снова…

— СПИНДИЗЗИ ОТКЛЮЧЕНЫ, — сообщили Отцы Города с исключительной невинностью.

— Ну как, Мирамон? Ты им доверяешь? Или ты хочешь, чтобы сперва они все подготовили и распечатали данные, чтобы ты мог снова включить всю планету, сразу, целиком?

Он услышал, как Мирамон тихо втянул в себя воздух, чтобы ответить, но он так никогда и не узнал, каков должен был быть ответ, потому что в тот же самый момент весь пульт Мирамона снова ожил.

— Эй, — завопил Амальфи. — Подождите же приказов, вы там внизу, черт возьми!

— ДЕЙСТВУЕМ ПО ПРИКАЗАМ, МИСТЕР МЭР. ПОСЛЕ НАЧАЛА ОТСЧЕТА МЫ ДОЛЖНЫ ДЕЙСТВОВАТЬ ПРИ ПЕРВОМ ЖЕ ПРОЯВЛЕНИИ ВНЕШНЕГО ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ. ОТСЧЕТ НАЧАЛСЯ ТЫСЯЧУ ДВЕСТИ СЕКУНД НАЗАД И ДВЕНАДЦАТЬ СЕКУНД НАЗАД ВНЕШНЕЕ ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ НАЧАЛО СТАНОВИТЬСЯ СТАТИСТИЧЕСКИ ЗАМЕТНЫМ.

— Что они хотят этим сказать? — спросил Мирамон, пытаясь разглядеть показания сразу всех приборов на его пульте. — Я думал, что понимаю ваш язык, Мэр Амальфи, но…

— Отцы Города не говорят на языке Бродяг, они говорят на своем, Машинном языке, — угрюмо ответил Амальфи. — И то, что они сказали, означает, что Паутина Геркулеса — если это именно то — наступает на нас. И похоже — довольно быстро.

Одним быстрым, плавным движением руки Мирамон снова выключил свет.

Темнота. И затем, медленно просачивающееся сквозь окна башни, расположенные по ее окружности — сияние зодиакального света; и еще, где-то вдали — туманные кольца галактик — островов вселенной. На пульте перед Мирамоном сиял один-единственный оранжево-желтый огонек — индикатор нагрева вакуумной лампы, размерами меньше, чем желудь; но в этих сумерках сердца и места рождения вселенной, он был почти ослепляющим. Амальфи пришлось повернуться к огоньку спиной, чтобы сохранить адаптацию своего зрения к темноте, необходимую для того, чтобы он вообще мог что-то разглядеть здесь, в башне, на вершине горы его имени.

Пока он ждал, чтобы его зрение вернулось к нему назад, он задумался над скоростью реакции Мирамона и ее мотивами. Естественно, что Онианин никак не мог верить в то, что ожерелье сигнальных огней на башне, расположенной на вершине какой-то горы может быть настолько ярким, что его можно заметить из космоса; в действительности, даже затемнение даже такого большого объекта, как вся планета не могло служить никаким военным целям — прошло уже более двух тысячелетий с тех пор, как любой, в достаточной степени оснащенный противник полагался только лишь на свет, с помощью которого можно было что-то разглядеть. И где же все-таки за всю свою жизнь Мирамону удалось заполучить этот рефлекс затемнения? Это не имело никакого смысла; и все же Мирамон установил полное затемнение с обученной уверенностью боксера, наносящего выверенный удар.