Корабль для уничтожения миров

Х_рд теснее прижалась к мягкому, нежному телу девушки. «И как только люди ухитряются бороться с окружающей средой, – думала она, – когда каждому нужен свой, индивидуальный согревающий кокон, да еще чтобы температура была точная». Пять градусов в минус или пять в плюс означали смерть. Такие гордецы, а настолько хрупкие.

В дыхании Раны стало больше хрипов. Она дышала ровно, но чаще, чем несколько часов назад. Частота дыхания девушки нарастала по мере того, как снижался объем работающего легкого. Легкоуязвимая природа физиологии возлюбленной всегда занимала х_рд. Ритмы кровообращения, дыхания, менструаций и сна Раны несли в себе инородное великолепие, они были сродни древней симметрии, выраженной в краткой жизни элементарных частиц или в величественном движении планет. Х_рд была риксом. Ее сердце представляло собой крыльчатку, легкие – непрерывно работающие фильтры, а ее яичники хранились в морозильнике на родной орбитальной станции. Теми циклическими процессами в теле рикса, которые избежали апгрейда, можно было управлять так же легко, как электромотором. Однако взаимодействующие контуры, за счет которых в теле Раны Хартер поддерживалась жизнь, выглядели царственными, словно сама природа. Х_рд не могла даже вообразить, что все это вдруг погрузится в жуткое, неотвратимое безмолвие.

Конечно, рикс знала, как спасти возлюбленную, и понимала – по меньшей мере абстрактно – стоимость хрупкой и драгоценной жизни той, что лежала рядом с ней. Она всегда могла сдаться имперским властям, передать Рану врачам. Х_рд гадала, каково это будет – взять и предать Александра в теперешний, критически важный момент. Как бы жители Империи ни называли риксов, их сообщество не представляло собой тоталитарной секты, и его члены имели право возвращаться к людям. За последние несколько столетий так поступило около десятка.

Но х_рд не могла надеяться на свободу, если бы попала в руки к имперским властям. Вояки Империи Воскрешенных во время войны никогда не брали пленных – если не считать, конечно, пленными считанных обмороженных и переживших декомпрессию несчастных, захваченных в открытом космосе. Ее будут допрашивать, ей прочистят мозги, подвергнут безжалостным тестам и пробам, и в конце концов разрежут на части то скопление искусственных органов и суставов, которые х_рд столь легкомысленно считала собой.

Может быть, они спасут тело Раны Хартер, но ее душу они берегли плохо.

Двадцать семь лет Рана была предоставлена самой себе, и все из-за поразительно тупого устройства людской системы здравоохранения. Страдающая пограничной формой депрессии, робкая, нерешительная, в чем-то – наивная, а в чем-то – необыкновенно талантливая, Рана представляла собой редкостный необработанный бриллиант. А они бросили ее на произвол судьбы, позволили плыть по течению, сделали жалким винтиком в имперской машине. Они эксплуатировали ее немногочисленные способности, но не разрешали ей учиться и вообще ничего не давали взамен. Обе системы Восьмидесяти Миров – иерархия Империи и рафинированная столица – имели общие вкусы в одном: они питались слабыми. Ране нужна была совсем простая помощь – всего лишь инъекции допамина. Под их действием маниакальная депрессия, изуродовавшая ее жизнь, легко отступала. Но такое лечение не было доступно представителям того класса, к которому по рождению принадлежала Рана. Она стала жертвой самой порочной и лицемерной из экономических систем.

И ведь имперское варварство даже не приносило плодов. При том, каким уникальным даром обладала Рана, она должна была бы стать ценнейшим специалистом. Но имперским властям показалось, что проще и дешевле оставить ее страдать.

Завершив мысленную тираду, х_рд позволила себе печально улыбнуться. Кто она была такая, чтобы осуждать поведение властей Империи? Она похитила эту девушку, она напичкала ее наркотиками, заставила рисковать.

Это она довела Рану до смерти.

Но она хотя бы осознала, какое сокровище представляла собой Рана Хартер.

Х_рд крепко прижалась губами к затылку Раны, впитала теплое человеческое естество возлюбленной. А потом рикс-боевик выбралась из постели.

По командному отсеку плыл призрак гравитации. Дрожь выписала хрестоматийную «колокольную» кривую, медленно образовалась и медленно угасла – будто бы мимо прогрохотал какой-то древний паровоз.

Пока это происходило, все молчали. «Рысь» уходила от риксского крейсера с ускорением в восемнадцать g, выжимая из гравитационных генераторов все, что только можно было выжать. Собравшиеся на мостике офицеры понимали, что если генераторы вдруг выйдут из строя, через несколько секунд все члены экипажа потеряют сознание и будут раздавлены тяжестью собственного, чудовищно возросшего веса. Бортовой компьютер «Рыси» должен был распознать проблему и автоматически отключить двигатели, но к тому времени уже насчитывалось бы несколько десятков раненых и убитых.

Как только жутковатые ощущения отступили, Хоббс кашлянула и прервала переговоры инженеров о технических проблемах, которые стояли перед «Рысью» в связи с неожиданной новой бедой.

– Уверены ли мы в том, что все эти черные мониторы одинаковы? Вероятно, те, которые стреляли по дрону мастера-пилота, не отражают общей картины, – сказала она.

На воздушном экране шел показ видеозаписи, сделанной самым передовым из дронов-разведчиков. В первый раз, когда офицеры с имперского фрегата наблюдали за уничтожением гигантской риксской антенны, они кричали «ура». Но теперь, когда запись остановили, песок замер на середине своего победного шествия по паутине громадного блюдца. Только на этом кадре на погибающую антенну упали лучи солнца Легиса, и на фоне серебрящейся антенны были особенно четко видны шеренги чернобоких мониторов.

Аналитик насчитала четыреста семьдесят три монитора и предположила, что есть еще сорок девять. Всего получалось пятьсот двадцать два. «Два к девяти» – типично риксский расчет.

Но только не для дронов-мониторов. Никто не мог ожидать, что этих тяжеловооруженных машин окажется так много. «Рысь», не зная того, могла угодить в мясорубку.

– Насколько мы можем судить, выглядят черные дроны одинаково по всему формированию, – негромко пояснила лейтенант Тайер.

Хоббс понимала, что Тайер впервые попала в командный отсек. Теперь, когда мастер-аналитик Кэкс ослеп во время атаки «стайников», лейтенант стала главным аналитиком на борту «Рыси». Тайер говорила медленно и осторожно, почти робко, но пока на все вопросы отвечала четко.

– Эта выпуклость сбоку – место хранения боеприпасов, – продолжала Тайер, увеличив изображение отдельного черного дрона. – Если бы какие-то из этих дронов были предназначены для минирования или выполнения роли приманок, такой выпуклости у них не было бы.

– А она имеется у всех мониторов без исключения, – закончила за лейтенанта Хоббс.

До начала совещания старший помощник вместе с Тайер кадр за кадром просмотрела сделанную Марксом запись. Хоббс ясно видела те дроны, которые в конце концов разделались с «разведчиком» Маркса. Град снарядов был виден на фоне крупинок расплывающегося облака алмазного песка. Обычно невидимые, снаряды на этот раз были подсвечены окружавшим их песком. Тщательные компьютерные расчеты показали, что скорость стрельбы составила сто пусков в секунду.

Черные дроны были напичканы снарядами под завязку.

Во время Первого вторжения риксов дроны этого класса применялись исключительно для ближней обороны. Перед любым риксским боевым кораблем дрейфовало несколько десятков мониторов, они расстреливали те из имперских дронов, которые подлетали к ним слишком близко. Однако в течение предыдущей войны черные мониторы применялись в меньшем количестве, да и огневая мощь у них была значительно ниже. Они предназначались только для уничтожения дронов.

А эти новые мониторы, в огромном количестве и с небольшого расстояния были способны поразить «Рысь», как и все прочее, что оказалось бы в непосредственной близости от крейсера. Риксы выстроили боевой порядок так, чтобы любой ценой уберечь свою гигантскую принимающую антенну. Они были готовы даже таранить такой крупный корабль, как фрегат. Так что та атака «Рыси», которая была задумана первоначально, конечно, была обречена на провал.