Дикари Ойкумены.Трилогия

I

Рыжий коротышка с нескрываемым скепсисом оглядел Марка с головы до ног. «Особый консультант? – читалось в его взгляде. – Прислали воякудесятинщика, он мне тут наконсультирует!» На маркиза Ван дер Меера руководитель группы контактёров отреагировал ещё хуже. Инорасцам доктор Тиберий Фабиус Лепид не доверял с детства. Увы, приходилось терпеть: по факту контактами с пленниками занимались помпилианцы, но проект находился в юрисдикции Совета Лиги.

– Доктор Лепид, будьте добры, опишите нам ситуацию.

Госпожа Зеро была сама вежливость, но коротышку тон старухи ничуть не смягчил. Что это за консультанты, которых надо за ручку водить?!

– Объекты номер один и два: Мекатль Куолли и Яотль Чикахуа. Рядовые спецподразделения. Имена и звания – всё, чего мы смогли от них добиться. Любуйтесь…

В обзорной сфере развернулась просторная комната с широченным окном в полстены. Жильё походило на апартаменты комфортабельного отеля. Две кровати, мягкие кресла, стол; встроенные шкафы, сервисная автоматика. Двери в душевую и санузел – раздвижные, как принято у астлан. Интерьер и мебель – в охристозолотистых тонах.

Ну и, конечно, скрытые камеры наблюдения.

Картину портило одно: рядовые спецподразделения нисколько не напоминали постояльцев отеля. Скорее уж пациенты психиатрической клиники: стандартные, цвета толченого кирпича, штаны и робы, кожаные сандалии на босу ногу. Мекатль, если верить нашивке на рукаве, сидел на кровати, уставясь в окно. Он едва заметно покачивался, словно в такт неслышимой музыке. Яотль бродил из угла в угол. Останавливался, утыкался взглядом в стену, пялился на неё в недоумении. Казалось, астланин силился понять: откуда на его пути возникла преграда? Затем Яотль разворачивался и нога за ногу брёл обратно.

Лица обоих коверкала одинаковая гримаса: ожидание счастья, сладостная пауза. Было жутковато видеть преддверие оргазма, застывшее на минуты, часы, дни.

– …экстремально высокий уровень нейромедиаторов: дофамина, серотонина, эндорфинов, – вещал доктор Лепид. – Объекты пребывают в состоянии постоянной эйфории. Попытки медикаментозной и волновой нейтрализации эффекта дали слабовыраженный и кратковременный результат. При попытках вербального контакта наблюдались приступы гиперактивности объектов. Просьбы, требования… Я бы сказал, мольбы. С переходом в истерические припадки, которые с трудом удавалось купировать. Постепенно приступы становились реже. Около недели назад они прекратились полностью. Объекты замкнулись в себе, на контакт не идут.

– Чего они требовали?

– Боюсь, хромает программа перевода. Они настаивали, чтобы их немедленно «отправили в солнце». Возможно, какаято метафора. Идиома? Я склоняюсь к эйфорическому бреду. При такой концентрации нейромедиаторов в крови…

– Это не бред, – вздохнул Марк. – И не метафора.

– У вас есть предположения, господин консультант?

Вопрос доктора сочился ядом сарказма.

– Предположения? У меня есть ответ.

– Не поделитесь ли со мной своими знаниями?

– Сперва вы ответите на мои вопросы. Как долго объекты пребывают в состоянии эйфории?

– Около трёх месяцев. Всё время, что находятся под нашим наблюдением. Их сюда такими доставили.

– А до того, как попасть к вам?

– Нам сообщили, что объекты впали в эйфорическое состояние с момента… – Лепид покосился на ларгитасца и закончил, тщательно подбирая слова: – С момента изъятия их из привычной среды.

– Это все пленники? Если нет, я хотел бы взглянуть на поведение других.

– Ооо, поведение других! Желаете полюбоваться? Прошу!

Сфера мигнула, картинка сменилась новой.

– Знакомьтесь: Манойя Илхикамина, лейтенант зенитноракетных войск ПВО.

Манойя Илхикамина, одетый так же, как и рядовые, лежал лицом вверх на круглом, гладко отполированном столе, широко раскинув руки и ноги. Кисти и стопы безвольно свесились со столешницы; голова запрокинута, глаза закрыты. На губах лейтенанта мерцала блаженная улыбка идиота. Из уголка рта текла вязкая слюна. Рядом воздвиглась стойка с медицинским оборудованием. Под одежду астланина уходило множество серебристых паутинок, ведущих к датчикам.

– Давно он так?

– Вторые сутки. Прерывистая эндокринная кома.

– Прерывистая? – спросил Якоб Ван дер Меер.

Обычно говорливый сверх меры, Белый Страус впервые нарушил молчание.

– Мы пытались переложить его на кровать. Он приходил в себя, вскакивал, бежал к столу и укладывался на нём, как сейчас. На столе объект снова впадал в кому. Решено было больше не перемещать его. Следить за состоянием объекта и обеспечивать ему принудительное питание можно и в таком положении.

– Оставили на столе в порядке эксперимента, – усмехнулся Белый Страус. Реплика маркиза была пропитана желчью. – Захотели посмотреть, вернется ли он в сознание, лёжа на вожделенном столе, и если да – как себя поведёт. Верно? И что? Больше он в себя не приходил?

– Нет, – отрезал Лепид. – Этому у вас тоже есть объяснение?

– Есть. Стол.

– Что?!

– Круглый стол, – ларгитасец сложил в кольцо большой и указательный пальцы. Таким жестом показывают, что всё в порядке. – В культуре астлан круг – символ. Образ солнца, куда они стремятся уйти, а угодив в плен – особенно. Просто спят и видят, как на этом кругу им взламывают грудную клетку. Сердце – в энергоприёмник, солярную сущность – в жизнь вечную. Манойю заклинило на круглом столе. Вы замеряли уровень нейромедитаторов?

– Нейромедиаторов, – брюзгливо поправил доктор.

– Вы замеряли их уровень в крови лейтенанта? Перед тем, как он впал в кому?

– Разумеется.

– Он оказался выше, чем у остальных?

– На одиннадцать с половиной процентов.

– Вот вам и ответ.

– Это не ответ! Это вздор! Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, что, находясь в плену, астлане впадают в эйфорию. Предвкушают отправку в солнце – в прямом смысле слова, без метафор и идиом. У них на родине в плен берут исключительно для этого праздника жизни.

– Ерунда! – доктор Лепид стоял на своём. – Астлане – энергеты, и используют жизненную энергию жертв. Допускаю, что пропаганда капитально промыла мозги населению. Эти кретины всерьёз верят…

– Они не верят. Они знают. Как мы знаем, что если подбросить вверх камень, он упадет на землю. У вас, доктор, есть сомнения на сей счёт?

– На какой счёт?!

– Я о камне.

Рыжий эскулап с возмущением фыркнул.

– Вот и у них нет, – вмешался Марк, кивнув на изображение в сфере. – Ни малейших. Они не притворяются, доктор. Да вы и сами могли убедиться. Так притворяться невозможно.

– Это физиология, молодой человек! Одной убежденностью нельзя добиться…

– Вы уверены? – по части сарказма Белый Страус мог дать доктору Лепиду приличную фору. – А может быть, всётаки психофизиология? Напомнить вам о стигматах у истово верующих фанатиков? О священном трансе шейхов секты АльЗубаб? Я лично шесть месяцев просидел на Фихштри, наблюдая танцы зубабитов…

– Ладно, пусть транс, – сдал назад доктор. – Но кома?!

– Усиление психологического эффекта плена за счёт круглого стола, имеющего для астлан ритуальносимволическое значение. Могу предположить, что в скором времени господа рядовые впадут в аналогичную кому. Без всякого стола. Столько времени на сплошных эндорфинах – это вам не шутка…

– Ну хорошо, – доктор прищурился. Хитреца, мелькнувшая во взгляде Лепида, наводила на скверные подозрения. – Эффект плена, суицидальные стремления… Согласно вашей концепции, все астлане реагируют на плен сходным образом.

Указующий перст ткнул в Манойю, распластанного на столе.

– Кратко и по существу, доктор. Мы поняли друг друга.

– Ещё бы! – плотоядно ухмыльнулся Лепид. – Тогда как вы объясните вот такой факт? Объект номер четыре!

Сфера переключилась на другое изображение. Черноволосая женщина в робе сидела за столом, уронив голову на руки. Лицо, скрытое в ладонях, не позволяло увидеть: плачет ли она? заснула в неудобной позе? размышляет?!