Перерождение (СИ)

- И что же ты им ответишь? - Кнут взял секундную паузу, демонстративно подняв глаза кверху. - Что «саламандра» способна катализировать процесс мутации твоего вируса-симбионта. Это, в свою очередь, приведет к быстрому появлению на свет вакцины от «белой язвы». Но ведь дело в том, что от «белой язвы» вакцины нет, - Кнут стукнул пальцем по столу на последнем слове.

- Так все думают, - Кирилл пытался направить Кнута по нужному пути. - Но я докажу, что это не так. Что тебе стоит просто поверить мне?

Кнут широко улыбнулся. Белозубая улыбка сверкнула в полумраке, заставив Кирилла отвести взгляд.

- «Саламандра» не способна заставить монии мутировать. Поверь, юный гений, я о ней знаю куда больше тебя, - отрезал Кнут. - Если бы этот наркотик мог кого-то излечить, его бы заперли за семью замками в криохранилище. Но на что действительно годится «саламандра», так это стать катализатором. Это у нее всегда получалось. Для того она и была изобретена - ускорение химических процессов. Скорость - ее главное свойство. Ты куда-то спешишь?

Кирилл весь трясся. И злоба, и беспомощность играли в нем, как шампанское.

- Вопрос: куда? - подытожил Кнут.

- Просто помоги мне, - Кирилл ударил по столу кулаком, вспыхнув, словно спичка в чистом кислороде.

Уже через секунду-другую он от страха сморщил лицо. Он боялся поднять глаза и посмотреть на Кнута, почуяв, что вот-вот грянет буря. Но Кнут лишь малость улыбнулся. Он железной хваткой сжимал бутылку вина, пока на ней не появилась длинная трещина, издавшая пискливый треск.

- Ты врешь, - фиолетовый прожектор всполохом прошелся по бледному лицу Кнута, осветив лысину, покрытую выпуклостями костных пластин. - Я не могу понять твоих мотивов, по которым ты пришел сюда. Но твои методы опасны. Мне наскучил этот разговор, - Кнут подал знак своим охранникам. - Тебе лучше забыть о нашей встрече.

Кирилл терял последний шанс. Охранники вынырнули из цветастого мрака и схватили Кирилла под плечи. Он сопротивлялся и цеплялся за стол.

- Дай мне «саламандру» - взвыл Кирилл.

Кнут не смотрел на него. Он поставил бутылку на стол и погрузился в мысли. Кирилл брыкался и извивался как уж.

- Она мне нужна!

- Я проверю твои слова о матери, - хладнокровно произнес Кнут, - если ты прав, то ее лечением займусь я.

- Гад! - Кирилл дергался.

Он не понимал, что сделал не так. Он старался быть честным, настолько, насколько позволяет ему осадок их распавшейся дружбы. Но Кнут в своей надменности никогда не знал границ. Кирилл топал ногами, цеплялся за крепкие руки охранников, вопя что-то непонятное. Посетители смотрели на упрямца в тисках охраны, но никто не сочувствовал ему. В их глазах сверкал свет прожекторов и пламя от сигарет. Они кидали в него подожженные купюры, благодаря за шоу и, улыбаясь, аплодировали тщетным попыткам вырваться.

- Возьми все, что хочешь! - вопил он, споря с ревом толпы. - Все, что есть, хоть душу вытряси. Дай мне «саламандру»!

Кнут поднял голову и посмотрел на Кирилла. Одежда беспорядочно свисала с него. Розовая рубашка вылезала из-под куртки. Волосы в беспорядке торчали в разные стороны. Злобное, перекошенное лицо, в приступе жалости смотрело бешенными опухшими глазами на врага. Мелкая слеза печально съехала к подбородку, оплакивая то ли себя, то ли Кирилла. Кнут впервые видел его таким. Он подошел к нему, направляясь в закрытую часть клуба.

- Мне твоя душа ни к чему. Я ведь ими не торгую, лишь телами. Но и здесь мне нечего с тебя взять, - Кнут направился к двери на третий этаж, возле которой стоял охранник.

- Ненавижу! - завопил Кирилл.

Кирилл продолжил реветь, стараясь перекричать шум танцпола и визги гостей за столами. Его тошнило от них, его тошнило от злости к этому месту. Кирилл продолжал орать и лишь когда его втащили в темный коридор и поволокли по лестнице вниз, он повис на руках охранников. Они дотащили его до выхода и вытряхнули на улицу, под дождь. На счастье Кирилла он уже почти закончился. Кирилл медленно переворачивался на бок, пытаясь совладать с дикой болью в теле от удара о землю. Она несколькими иглами вонзилась под ребра. Кряхтя и сплевывая на мокрый черный асфальт слюну, Кирилл пытался подняться. Он выл от игл, замирая на несколько секунд в нелепом положении. Через несколько мучительных минут он стоял, покачиваясь перед зданием клуба с яркой вывеской «Невъ-8». Кирилл осмотрел куртку и джинсы: мокрые и грязные. Нужно было идти домой, пока дождь не хлынул с новой силой.

Кирилл брел по парку, пытаясь совладать с мыслями и чувствами, разрывающими грудь. Он ненавидел все, что сейчас вокруг него. Но больше всего - Кнута. Как он мог сделать с ним то, что он сделал? Как он мог не внять его мольбам о помощи?! Он же знает, знает через что ему нужно было переступить! Что нужно было растоптать, чтобы прийти и просить у него помощи. Мысли оглушали Кирилла, словно трубы неумелого ансамбля. Неистово они бились в его голове, толкаясь и ширясь, не давая, разуму взять их под контроль.

Ночь душила. Холодными мокрыми руками она подступала к самому горлу и медленно сдавливала, причиняя острую боль и высушивая горло. Кирилл пытался справиться с собой. Он смотрел по сторонам, на черное небо. Поворачивался из стороны в сторону, пытаясь ухватить живительный влажный воздух реки. Но вокруг все одно - мысли о пропасти. Будто он жертва какого-то эксперимента. Кирилл оступился и упал в лужу. Иглы боли глубже вошли в тело, заставив заскулить побитой собачонкой. «Надежды?», - он повторил про себя, глядя в отражение на темной глади воды. Он попытался было рассмеяться с отчаянья, но лишь хрип вырывался из пересохшего горла и в груди сильно закололо. Даже в злобе, борясь с самим собой, он не мог уже скинуть маску пафоса перед миром. Кирилл накренился влево и упал на бок, рядом с лужей. Его глаза, полные желчи, смотрели в черное небо, закрытое тяжелыми тучами. Там должны были сбываться мечты. Но лишь медные, из-за сияющих улиц, листы облаков внимали его гневу. Словно покорные советчики они окутывали и погружали Кирилла в самые черные глубины его мыслей.  Одним махом он готов был все разорвать, нажать на красную кнопку - взорвать! Весь этот мир, город, люди - не желали признавать в нем личность, гений которой желал показаться.

Кирилл закашлялся. Он встал с земли и поплелся к ближайшей лавочке. Ноги не слушались его. И, не доходя Кирилл упал рядом с лавочкой на колени. Зацепившись руками за нее, он вскарабкался и развалившись, устремил взгляд на водную гладь. Он тяжело дышал. А рука тянулась к огням, отражающимся в воде. И глаза его горели пламенем! И ненавидели они весь мир, что стоял над ними и не желал делиться.

VII. Месть. Глава 27. Старое метро

Наступило утро. Но облегченья не было. Улицы города утопали в тумане. Темные облака жадно пропускали свет, превращая его в оседающую белую пыль. Кнут стоял возле большого окна своей квартиры. Он был в серых штанах, без футболки. Его бледная кожа подстать цвету тумана: бледно-серая. Широкие плечи и тонкая шея держали длинную голову, покрытую шрамами и костными выступами. Мощная грудь, на которой отсутствовали соски, медленно вздымалась, поглощая воздух. Живот без пупка стойко сохранял спокойствие. В комнате царил холод, но Кнут его почти не ощущал. Незрелая апрельская весна еще держала всех в своих холодных объятиях.

Кнут наблюдал за прохожими и машинами, сливающимися с серым туманом. Их образы на мгновение возникали из клубов влаги и также стремительно расплывались, уносясь прочь. Горожане спешили по делам. Они больше походили на призраков в серой мгле, которые ищут куда бы приткнуться. Они, укрывшиеся высокими воротниками плащей и пальто, проносились мимо друг друга. Некоторые спускали на глаза шапки, стараясь не замечать перед собой никого. Кто-то прятал половину лица за черными очками, надетыми не по погоде. А кто-то ходил с платком на голове, оставлявшим лишь небольшую щель для глаз. И лишь один из них стоял не двигаясь. Во всем черном, он словно остров, окутанный туманом, мимо которого проносились люди, обходя его и стараясь не подходить слишком близко. Кнут заметил незнакомца, странного вестника неизвестно чего. Плотный туман был его союзником.  Его лицо было скрыто тенью, но голова поднята вверх. Кнут предчувствием своим знал, что черный взгляд прохожего был направлен именно на него.