Малой кровью

не ускользнул. Стоять!

…Только вот те, кто ее почти загнал, немножко не рассчитали. Перестраховка — это тоже ошибка, учил тренер Аллардайс. Черт, черт — времени, чтобы воспользоваться вражеской ошибкой, совсем не оставалось…

Ерунда. Нет ничего растяжимее времени.

Она протяжно простонала и попыталась остановить глаза на чем-то одном, но не получилось, почти по-настоящему не получилось. Закрыла в изнеможении. Так… здесь получилось немаленькое скопление народа, человек двадцать уже принимали участие в ее судьбе, и пока все эти люди здесь — физически, «тушкой», ее не заберут. Значит, надо продлить недомогание, сколько можно, а потом…

Потом будет потом.

— Все хорошо, леди, все хорошо… — Понимание включилось наконец, и она стала слышать не просто шум, а нормальную речь. — Сейчас придет доктор, и все будет хорошо.

— Где я? — спросила Юлька из двух соображений сразу: показать, что она не вполне в себе, — и выяснить, куда же это ее занесло в самом деле.

— Это Гленвилль, — сказали ей два голоса, и она кивнула, будто поняла. Сама же попыталась мысленно открыть карту. Гленвилль… Гленвилль… кажется, здесь?

Точно. Значит, до «Тедди» осталось меньше ста километров.

Час полета. Ну, полтора. Потому что искать.

Ну, два…

Вот досада. Два часа не могла потерпеть со жратвой.

И тут ее снова скрутило. И на этот раз стало рвать — сначала ничем, потом желчью.

И тогда прибежал врач.

Он был без халата, и Юлька поняла, что это врач, по рукам. Такие руки бывают только у врачей. Очень уверенные и никогда не делающие вреда.

Врач что-то спрашивал, она отвечала — и тут же забывала и вопрос, и ответ. Что-то с головой, определенно что-то жестокое с головой. Нет, никогда раньше…

Теперь она лежала на какой-то кушетке, вся мокрая, прикрытая одеялом. Она не понимала, жарко ей или холодно — как-то сразу и то, и другое. Пить — и ей тут же давали пить, что-то холодное, лимонно-сладковатое. Доктор, позвала она, но ей сказали: нельзя, доктор занят, тут еще одной женщине плохо, что же это такое делается?

А потом она увидела знакомое лицо, сразу поняла, что знакомое, но из тех, которые не можешь вспомнить, где видел и при каких обстоятельствах. Мужчина, уже пожилой, стоял и мял в руках и без того мятую рыбацкую шляпу.

Борода веником и полотняная рубашка с вышивкой… На груди покачивается чудовищно потертая кожаная сумочка на витом шнурке.

Лицо у него было бледным, даже сероватым, и лоб весь в крапинках пота.

Он постарался улыбнуться, подошел, присел на корточки и достал из сумочки блокнот и ручку.

На первой странице уже было выведено: «Привет, я Райс. Я не могу говорить, но прекрасно понимаю по губам».

Юлька кивнула. И — вспомнила.

— Привет, — сказала она тихо, но при этом стараясь четко артикулировать. — Я вас вспомнила.

«Сью тоже плохо», — написал Райс.

— Что с ней?

«Доктор скажет. 26 недель. Боюсь. Повезу ее в больницу».

— Она беременна?

Райс кивнул.

В больницу, подумала Юлька. Это тоже как бы на людях. А