Война Хонор

— Да, это понять можно. С другой стороны, она не глупа и, конечно, понимает, что их позиция по Звезде Тревора никого не волнует. Черт побери, эта система официально вошла в состав Звездного Королевства и останется нашей, что бы ни придумывали идиоты в Новом Париже!

— Разумеется, она не настолько глупа, чтобы рассчитывать на какой-то другой расклад, — согласилась Декруа. — Но вы видели анализ публичной дискуссии, ведущейся у них начет Звезды Тревора. Многие — пожалуй, таких даже большинство — видят в присоединении Звезды Тревора символ нашей «злонамеренности». Таким образом, сам предмет дискуссии становится важным элементом предвыборной тактики. Она понимает, что мы это понимаем, и это, в свою очередь, придает её угрозе по крайней мере оттенок правдоподобия. Да, мы считаем, что у нее нет другого выбора, кроме как уступить в конце концов, но это не означает, что мы, возможно, впоследствии не примем решение по доброй воле пойти на некоторые уступки, чтобы заручиться согласием Республики на аннексию. Это сгладит потенциальные разногласия в будущем по вопросу юрисдикции Сан-Мартина и обезоружит будущие правительства Нового Парижа на случай, если у них возникнет желание потребовать систему обратно. Однако, более существенным мне представляется иной аспект: согласие Республики с тем, что Звезда Тревора присоединена к Звездному Королевству по просьбе законного правительства Сан-Мартина, помогло бы рассеять страхи, распространяющиеся среди наших союзников — или среди солли — относительно наших завоевательных планов. Она знает, как это важно для нас. Так что убрать из повестки дня предложение о плебисците — это способ предостеречь нас: если мы не пойдем на её требования, у нее есть способы наказать нас. К тому же она оставила дверь открытой для возможных уступок и со своей стороны.

— Да ну?

— Конечно! Ты разве не обратил внимание на тот пункт, где она признает правомерность наших интересов в обеспечении безопасности туннельной Сети? — спросила Декруа.

Премьер-министр кивнул, и Декруа пожала плечами.

— Это очень близко к тому, чтобы предложить нам примерно такую же договоренность, как в случае Грегора. Разумеется, для нас это неприемлемо, поскольку мы уже провозгласили свой суверенитет над всей системой. Можно утверждать, что это лишь уловка, предпринятая с целью не признать этот суверенитет. Но это в любом случае шаг нам навстречу, и мне кажется, что это способ оповестить нас, что она по-прежнему готова к взаимоприемлемому урегулированию проблемы. Ну а предложение сохранить военные базы в системах вокруг Тревора — это еще один способ. Причарт показывает нам пряник, но в то же время напоминает и о кнуте, Мишель.

— А эта ерунда с возможным отзывом её делегации для «консультаций»? Тоже кнут?

— Главным образом. Правда, это грубоватый ход. Особенно в сочетании с заявлением об их новых военных возможностях.

— И что, они действительно могут прервать переговоры, если мы не пойдем на уступки?

— Не насовсем, — ответила, поразмыслив, Декруа. — Но, как мне кажется, Причарт готова устроить в переговорах довольно долгий перерыв. Достаточно долгий, чтобы настоять на своем. Но не сомневаюсь, что ей не больше нашего хочется снова открыть огонь.

— А не ошибка ли это, Элен? — спросил Высокий Хребет, не в силах скрыть обеспокоенность.

— Ошибаться может каждый, — раздраженно ответила Декруа, — но я не стала бы высказывать суждение, не будучи уверена в собственной правоте.

— Понимаю.

Высокий Хребет помолчал, барабаня пальцами по столу, и глубоко вздохнул.

— Кларенс принес мне сегодня результаты нового опроса. Ты видела?

— Сегодняшние ещё нет. Но мне кажется, что основные тенденции должны остаться прежними.

— В целом — да, — согласился премьер-министр. — Количество людей, которые верят в исходящую от Республики непосредственную военную угрозу, снизилось еще на один процент. Идею присоединения Рыси устойчиво поддерживают восемьдесят пять процентов опрошенных, а число сторонников аннексии всего скопления Талботта составляет более семидесяти процентов. Но вот количество надеющихся на скорое и успешное завершение переговоров и заключение мирного договора с Хевеном на полпроцента упало. Это, — он взмахнул бумагой, — лишь усугубит ситуацию.

— Конечно, — нетерпеливо сказала Декруа. — Причарт надеется, что общественное мнение вынудит нас пойти на уступки. Но уступив и заключив-таки чертов договор с Республикой, мы окажемся перед необходимостью назначить всеобщие выборы. А этого никому из нас не хочется.

От её назидательного тона барон стиснул зубы, но заставил себя не огрызнуться.

— Я понимаю, — сказал он вместо этого, и само его спокойствие прозвучало как мягкий укор, впрочем быстро испарившийся. — Но вот о чем я подумал: не сделать ли нам несколько незначительных, косметических уступок? Этот жест побудил бы Причарт вернуться к столу переговоров, а нашему обществу добавил бы веры в перспективность переговорного процесса.

— Это надо было делать раньше, — ответила Декруа. — Сами по себе небольшие уступки не вредны, но идти на них сразу же по получении выдержанной в столь жестком тоне ноты — не вполне разумно. Дав слабину и пойдя на уступки — любые уступки — после того, как глава Республики открыто обвинила нас в «двуличном, преднамеренно обструкционистском отказе вести переговоры с позиций доброй воли», мы косвенно признаем её правоту и окажемся в невыгодном положении. В глазах общества — и их, и нашего — Республика окажется позитивной силой, проявляющей инициативу и добивающейся успеха. Мантикорцы могут не одобрять её тон, её методы, но если мы уступим, создастся впечатление, что мы признаем справедливость её обвинений. И тогда нам впоследствии будет еще труднее снова нажать на тормоза, не вызвав еще более негативной реакции, чем та, которая беспокоит тебя сейчас.

Барон хмыкнул и хотя, поразмышляв, кивнул, взгляд его остался хмурым.

— Звучит логично. Но убедить в этом Марицу будет непросто.

— Марицу? — Декруа пренебрежительно фыркнула.

— Да, Марицу. Как бы то ни было, мы пока ещё нуждаемся в союзе с либералами, а когда Марица увидит вот это, — он снова указал на ноту, — вряд ли мы сможем убедить её в том, что мы не способны сделать несколько небольших уступок. Мы с вами понимаем, почему необходимо проявить твердость, но она должна принимать во внимание позицию некоторых… неуправляемых членов партии. Особенно если вспомнить, что Монтень не перестает будоражить Палату Общин.

— Можно просто не показывать ей ноту, — парировала Декруа. — Она прекрасно умеет закрывать глаза на то, чего не хочет видеть. Почему бы нам этим не воспользоваться?

— Признаюсь, мне бы хотелось поступить именно так. Но тот факт, что Причарт направила нам новую официальную ноту, уже известен всему Звездному Королевству, и если мы не обнародуем её сами, хотя бы общее содержание, то кто-нибудь — скорее всего, сам Гросклод — позаботится довести её содержание до членов оппозиции. И средств массовой информации. А прежде чем мы обнародуем какой-либо документ, нам придется ознакомить с полным текстом весь состав кабинета. А значит, и Марицу.

— Минуточку, — сказала Декруа, — тут надо подумать. Да, видимо, ты прав. Мне думать противно, но она точно начнет скулить про свои пресловутые «принципы» и потенциальную угрозу нового флота Тейсмана. Видит Бог, она сама с удовольствием извлекала преимущества из затягивания переговоров. Было бы неплохо, чтобы она заодно с выгодой разделила бы с нами и часть ответственности. Может быть, даже рискнула бы замарать свои белоснежные ручки грязной работой, которую всё равно кому-то надо делать. Правда, это не отменяет того факта, что ознакомить её с этой бумажкой все-таки придется.

Несколько секунд министр иностранных дел отрешенно смотрела в пространство, а потом тихонько хмыкнула:

— А знаешь, ведь из всего состава кабинета только мы с тобой и видели эту штуку.

— Ну. Мы как раз об этом сейчас и говорили, — непонимающе проворчал Высокий Хребет. Декруа засмеялась.