Тени Асгарда

Конечно, мы встретим ожесточенное сопротивление со стороны старого мира, прежде всего — со стороны гниющей заживо Земли. Поэтому уже сейчас нам нужна независимость — не только политическая, но и духовная. Нужно привить народу новые идеалы…

Он говорил еще многое в том же духе. Нельзя сказать, чтобы я со всем был согласен, да и не привык я, чтобы мной командовали, пусть даже боги, хотя, с другой стороны, быть избранником богов не так уж плохо! Глядишь, твоим противникам во-время упадет на голову кирпич. Мало ли что… Вряд ли в их «совершенном обществе» выживет нормальный человек, ну да и черт с ним! Я-то свое возьму в переходный период. А награда — хоть и туманна, но соблазнительна: сверхчеловеческие способности, божественные наслаждения, бессмертие… Войду в историю — не мэром лунного городка, а отцом-основателем. Обо мне еще песни слагать будут!

27. Номер Тринадцатый

Миры, в которые человек попадает после смерти, являются, в некотором смысле, отражениями его души, воплощением его тайных страхов или надежд. Так, во всяком случае, говорят. Но связь эту проследить бывает достаточно трудно, и проще не забивать себе голову метафизикой.

Я очнулся лежащим на жесткой черной траве под тусклым красноватым солнцем. Лежать было неудобно, я встал и осмотрелся. Вокруг простиралась холмистая черная равнина. Невдалеке виднелись руины довольно мрачного вида — то ли это когда-то была большая крепость, то ли небольшой город в средневековом стиле. Делать было нечего, и я побрел туда…

Город казался пустым, вымершим. Большинство зданий было разрушено, все поросло травой и мелкими корявыми деревцами. Возможно, это был рай для археологов, в который я попал по ошибке. Блуждать в лабиринте пустых улиц было скучно, пока я не вспомнил, что здесь могу летать.

Поднявшись на высоту птичьего полета, я парил в холодном и неподвижном воздухе сумеречного мира, размышляя о вечном. И вдруг увидел далеко внизу маленький трепещущий огонек. Это был, несомненно, костер, и кто-то его разжег! Двигаясь по снижающейся спирали, я опустился на землю и вышел из темноты к сидящим у огня.

При виде меня они всполошились и похватались за оружие. Это были маленькие человечки, темнокожие и большеглазые, ростом мне по колено, а оружием им служили заточенные деревянные колья. Я дал им время рассмотреть меня получше, улыбаясь и не делая резких движений. Вид мой их, конечно, удивил, но некоторых почему-то обрадовал — они стали что-то горячо втолковывать остальным. Похоже, им это удалось. Все разом замолчали, а один из человечков — видимо, самый авторитетный из собравшихся — жестами предложил мне разделить с ними трапезу.

Еда, пекшаяся на углях, была почти безвкусной для меня, но я съел несколько кусочков и выразил свое одобрение. Этого оказалось достаточно для установления дружеских отношений.

После ужина меня торжественно проводили в большое полуразрушенное здание, некогда служившее, вероятно, дворцом или храмом. Там, в просторном зале и анфиладах комнат, словно цыгане табором, расположилось целое гномье племя. Они так и кишели у меня под ногами, я все время боялся на кого-нибудь наступить. Меня провели к их вождю.

Вождь (или король?) восседал на возвышении, примерно на уровне моей груди, так что, глядя друг на друга, мы были как бы на равных. Он осмотрел меня без страха, даже с некоторым высокомерием, а затем обратился ко мне с речью. Скоро выяснилось, что я не понимаю ни одного слова. Тогда он вздохнул и крикнул своим приближенным, чтоб помогли спуститься.

Спустившись, он махнул мне рукой и зашагал вперед, куда-то вглубь здания. Я двинулся следом, стараясь не наступить на его мантию из серых шкурок; замыкали шествие стражники с кольями.

Мы пришли в необитаемую, почти нетронутую разрушением часть здания. Я увидел на стенах барельефы, изображающие людей — не гномьего, а моего роста. Очевидно, это было своего рода повествование о жизни некогда обитавшего здесь народа. Местами стены были покрыты неизвестными письменами, похожими на древние руны. Если бы я мог их прочесть! По-моему, это был великий и прекрасный народ. Конечно, эти люди построили город (не гномы же!), но время их ушло. Может быть, меня приняли за пришельца из прошлого?

Наконец, король гномов привел меня к нужной картинке и горделиво приосанился, обернувшись ко мне. Мы стояли перед изображением человека, который некогда был повелителем этого города или страны. Человек восседал на троне, в одной руке у него был меч, в другой — шар Земли, над головой Солнце. Гном, очевидно, намекал на преемственность власти, а может быть даже… на сходство? Внезапное озарение посетило меня: да, этот человечек — потомок великих королей прошлого. Его убогий народец, ютящийся в развалинах, ведет свое происхождение от сильных и мудрых строителей города. Значит, этот сумеречный мир постигло вырождение.

Гномы, однако, не комплексовали по этому поводу. Должно быть, они считали, что им послало меня само Небо (и это действительно было так), и что я призван их защищать. Из неведомых тайников был извлечен меч (не знаю, сколько веков назад его выковали, но сталь блестела так, как будто это произошло вчера) и в весьма торжественной обстановке вручен мне. Я по обычаю склонил колено перед «троном» и король гномов посвятил меня в рыцари.

Мне показалось, что на небесах в это время кто-то от души посмеялся.

28. Игорь Белкин

Коллеги прозвали меня «охотником за вампирами». По рукам ходила карикатура (или дружеский шарж, как мне объяснили): я, со зверской ухмылкой, собираюсь загнать осиновый кол в сердце скалящегося из гроба Хэрриша. И хотя все свелось к шутке, над которой я посмеялся вместе с остальными, некоторая прохлада в отношениях осталась.

Я решил, что это естественное неприятие со стороны тех, кто скользит по поверхности жизни, ко всему, что напоминает о ее мрачных глубинах. Я почему-то считал, что после исчезновения Номера Тринадцатого мой моральный долг — продолжить его борьбу доступными мне средствами. После каждой разоблачительной статьи ходил гордый, как индюк, снисходительно принимая похвалы от начальства. Я не понимал тогда, что веду бой с тенью, что вся моя деятельность давно просчитана и учтена в чьих-то дьявольских планах, и мне милостиво разрешено изливать свою пассионарность на бумаге.

Тем временем Джеймс Хэрриш из неразборчивого в средствах политикана, демагога и шута горохового превращался в харизматического лидера. Превращение это прошло для всех как-то незаметно, но настал момент, когда нас ткнули носом в факты.

В один прекрасный день по всему городу оказались расклеены плакаты, которые проще увидеть, чем описать. Текст был прост: «С Хэрришем — в будущее!» Был на плакате и сам кандидат в мэры, но удивительным образом преображенный: и лицо, и фигура сочетали в себе силу, красоту, мудрость и благородство, тем не менее сохраняя высокую степень сходства с оригиналом. Человек на плакате простирал руку над миром — точнее, над серебристой лунной равниной. На равнине стоял город — фантастический, с арками, куполами и башнями — по-видимому, олицетворяющий светлое будущее. Подпись готическим стилем гласила: «Новый Асгард». Стало быть, что-то вроде священного града Китежа в местной мифологии.

Увидев такой плакат по дороге из дому на работу, а затем еще один, и еще (кто-то здорово потрудился за ночь) я испытал острое чувство вины (накаркал!) и бессилия (навоевался!). Может быть, зря я тревожил в своих статьях зловещие тени прошлого — они взяли и приняли вызов!

И что же я нашел в редакции? Полный штиль. К новому этапу предвыборной кампании здешняя публика отнеслась равнодушно. Обсуждали богемные новости, в частности — выход на сцену новой музыкальной группы «Белые Братья» местного производства. Их клипы, оказывается, в последние несколько дней без конца крутили по телевидению. Знатоки глубокомысленно рассуждали о неопостмодернизме.

Ради интереса я решил выяснить, о чем идет речь, и зашел к двум чудакам, которые вели рубрику «Музыкальный привет» — и сами они были с приветом; один ходил с длинными, до плеч, волосами, а другой брил голову наголо. Вообще-то они были друзьями неразлей-вода, но в этот раз готовы были вцепиться друг другу в физиономии. Спор шел, как ни странно, опять-таки о «Белых Братьях». Бритый твердил, что это круто, а волосатый визжал, что это фуфло. Ко взаимному удовольствию я взял на себя роль третейского судьи, и мне дали просмотреть все клипы.