Галактический враг

Дайен наклонился, чтобы застегнуть драгоценное украшение на ее шее, задел рукой ее волосы. Они казались живыми; он коснулся ее щеки, посмотрел в лицо – оно было белым, холодным и прекрасным. Он узнал ее и не узнал. Он понял, что она потому показалась ему чужой, что исчез шрам. Шрам поглотила смертельная бледность, он слился с мраморным цветом лица.

Дайен закрепил Звездный камень на ее груди. Отводя руку, он замер, надеясь увидеть, что его чернота исчезнет, он побледнеет, как побледнел шрам. Он ждал, что в нем заиграют лучи яркого солнца.

Солнце коснулось его, и камень изменился. Но он не загорелся в светящемся пламени, не засиял, как раньше. То был свет далеких звезд, чье тепло ослаблялось временем и пространством. Камень, так же как и доспехи Мейгри, сиял холодным, бледным светом.

Справа от Мейгри лежал Агис, центурион, капитан Почетной гвардии. Слева – Спарафучиле, ублюдок убийца. Такие непохожие попутчики в ее долгом путешествии. И все же, подумалось Дайену, они были надежными товарищами.

Джон Дикстер посмотрел на спокойное лицо миледи. Он потянулся рукой к прекрасным светлым волосам и погладил их.

– Больше мы не скажем друг другу «До свидания», – тихо сказал он ей. – Никогда.

Солнце продолжало подыматься.

Дайен повернулся к Сагану.

– Милорд, коразианцы вот-вот начнут атаку. Протонные бомбы сброшены в туннель. Прежде чем уйти, мы собираемся уничтожить сторожевой пост врага.

Дерек Саган ничего не сказал и не двинулся.

Его лицо было бесстрастно – ни тоски, ни гнева, ни грусти, ни сожаления. Ничего.

– Надо идти, милорд, – мягко напомнил Дайен.

Саган не ответил.

Дайен беспомощно взглянул на Дикстера, который только покачал головой.

Внезапно Командующий обернулся и посмотрел в глаза Дайену. Поднеся руку к шее, он, казалось, собирается снять собственное украшение в форме звезды.

– Не надо, – сказал Дайен, не сразу поняв его намерение. – Мне это украшение не нужно. Я не стану заряжать бомбу... никогда. Я оставлю ее у себя, но лишь для того, чтобы знать, что она не попадет к другому. Я буду... – он замолчал и поправился: – Я надеюсь править, не прибегая к страху и насилию.

Запачканная кровью рука Сагана повисла как плеть.

Джон Дикстер пожал его руку, шепча что-то, что только они двое слышали. Лицо Сагана было по-прежнему отрешенным. На миг его рука сжала руку Дикстера, затем он выпустил ее. Он еще сильнее замкнулся в себе. Камни пирамиды – и те казались более живыми, чем он.

– Ваше величество, – сказал Джон Дикстер, – нам пора уходить.

Дайен дотронулся до мертвых пальцев Мейгри.

– Господь с вами, миледи, – сказал он, потом посмотрел в темные, пустые глаза Сагана. – Милорд...

Повернувшись, король покинул мертвую и ушел навстречу рассвету.

«Феникс» был готов к старту. Группа разрушения вернулась на борт. «Ятаганы» улетели. Но надо было еще кое-что сделать.

Капитан Уильямс подошел к адмиралу.

– Отдать приказ взорвать протонные бомбы, сэр?

Экс в замешательстве взглянул на Дайена. Король только что прибыл на мостик. Он стоял, пристально глядя через экран на планету, она казалась неразличимой пылинкой с такого расстояния.

– Ваше величество, у нас нет сообщений от лорда Сагана. Может, он все еще...

– Вы видите какие-нибудь живые существа на планете, адмирал? – тихо спросил Дайен.

– Нет, Ваше величество, но...

– Ваши сканеры показывают, что корабль еще на планете?

– Нет, Ваше величество. Только что взлетел, но, если бы лорд Саган был на борту, он бы связался...

– Приступайте к взрыву.

– Но, Ваше величество!

– Приступайте, адмирал.

Ворча и краснея, адмирал подчинился.

Дайен повернулся к экрану. Генерал Дикстер отошел.

Вспышка света, белого, жаркого, слепящего, появилась на экране.

Планета превратилась в огненный шар, который вспыхнул на миг, словно звезда.

Потом – тьма.

Глава девятнадцатая

Мужчина и женщина шли по анфиладе комнат Блистательного дворца, в сопровождении привратника в бархатной ливрее, который после бесконечного, показавшегося им многокилометровым путешествия, перепоручил их камердинеру, тоже в бархатной ливрее; тот, бросив полный удивления и возмущения взгляд на защитного цвета куртку и солдатскую спецодежду мужчины, не хотел их пускать.

– Нам назначена аудиенция, – рявкнул мужчина, роясь в карманах куртки. Наконец ему удалось найти, что он искал. Камердинер все это время стоял с непроницаемым выражением лица. Мужчина достал приглашение с печатью Его величества: золотом нарисованное солнце в форме львиной головы.

– Мендахарин Туска и Нола Райен, – сказал мужчина, показывая на выведенные золотом имена на приглашении.

– Это мы.

– Я вижу, – ответил камердинер, с недоумением глядя на пятно от кетчупа и на круг, след от бутылки; судя по всему, гости использовали приглашение вместо подставки.

– Охрана их проверила и пропустила, – доложил привратник.

Камердинер счел это величайшей ошибкой, во всяком случае, такое у него стало выражение лица. Но ограничился словами:

– Сюда, пожалуйста.

Повернулся и направился к массивным дверям, сделанным из стали, на которых была такая же эмблема, как на королевской печати.

Два легионера Дворцового легиона, в тех же римских доспехах, что носили и при лорде Сагане, загородили им путь. Как только к ним приблизился камердинер, они сделали шаг в сторону.

Таск узнал легионеров, он служил с ними на борту «Феникса», поприветствовал их. Они едва взглянули на него, но по их взгляду он понял, что они его не узнали, просто решили удостовериться, не представляет ли он опасности.

Камердинер широким жестом распахнул двери, Таску было явно не по себе, он уже пожалел, что притащился сюда, но тем не менее вошел, надеясь, что попал наконец в личные апартаменты короля.

Блистательный дворец пустовал в течение девятнадцати лет, сейчас здесь проводились дорогостоящие реставрационные работы. Огромный зал, когда-то чрезвычайно элегантный и красивый, больше всего пострадал во время революции. Теперь ему возвращали былое великолепие, но работы еще не закончили.

Ко дню церемонии следы работ постарались убрать, но стены с картинами были занавешены. Хрустальные люстры в полотняных чехлах смахивали на мумий. Леса не стояли, их прикрыли разноцветными флагами.

Таск с любопытством оглядывался. «Отец, наверно, бывал тут, стоял на том самом месте, где я стою».

Он почти видел своего отца, облаченного в синюю парадную одежду Стража; Данхе Туске она была мала – ведь он такой высоченный; Таск видел, как отец ходит по этому залу, спорит своим гулким голосом, смеется.

Раньше, когда призрак отца посещал Таска, он приходил от этого в бешенство, чувствовал вину перед ним. Но сейчас он смотрел на него с грустью и печалью; наконец он нашел в себе силы попрощаться с отцом, пожелать упокоения его душе.

– Они уже шесть месяцев, как реставрируют здесь все, – сказала Нола, стараясь подавить в себе страх. – А ты думал, что больше успели сделать?

Прошло шесть месяцев с того момента, как их флот целым и невредимым вернулся с победой из Коразианской галактики, после исторического сражения. Прошло шесть месяцев с тех пор, как президента Роубса обнаружили мертвым в его кабинете. Череп его был размозжен выстрелом из лазерного пистолета; его самоубийство запечатлели видеокамеры охраны, пленку с этой ужасной сценой решено было сохранить в назидание потомству.

Пленка зафиксировала, как сначала он метался, выкрикивая, что «он потерял рассудок и голос». А потом выстрелил в себя. Средства массовой информации взяли интервью у всевозможных специалистов касательно произошедшего, но никто не смог растолковать, что означает столь странная фраза самоубийцы. Все сошлись на том, что президент получил информацию от своих шпионов, из которой следовало, что Дайен Старфайер обнаружил неопровержимые доказательства сотрудничества Роубса с коразианцами. Поняв, что его ждет величайший позор и ему объявят импичмент, он помутился рассудком и покончил с собой.