Бастард фон Нарбэ

А они уже были близко. Совсем близко. И раньше чем Март успел опомниться, Лукас протянул руку в его сторону.

Март шагнул вперед, взял эту руку, страшную, темную, похожую на птичью лапу. Хотел попросить благословения, знал, что Лукас услышит, но голос отказал. Ни слова, ни вслух, ни шепотом, иначе слезы будет не удержать. Все, что он смог, это сдвинуть свою маску и прижаться губами к исполосованной шрамами коже.

В мертвой тишине теплая ладонь легла ему на затылок. Лукас услышал. И благословил.

Андре сказал, что будет ждать у «Хикари». К ней и направились. Втроем. Март не знал, нужно ли предупреждать Андре. С одной стороны, понимал, что нужно. С другой… понимал, что Андре уже знает. На монитор смотрели оба, обоим мешали помехи, но там где Март не разглядел почти ничего, кроме общих очертаний фигуры, Андре увидел достаточно, чтоб узнать. И не предупредил. Значит, и его предупреждать не нужно.

Они с Яманом бок о бок шли вдоль борта «Сонсарка», каждый положил руку на свою сторону спинки кресла, и, наверное, оба чувствовали себя одинаково. Не сопровождающими калеки, а свитой, приближенными аристократа. Впрочем, Март не поручился бы за Ямана. Знал только, что тот молчит, хоть и может, при желании, заговорить с Лукасом. У них обоих костюмы оборудованы дуфунгами. Наверное, Лукас тоже молчал. И для Ямана то, что кресло рванулось вперед, включив ходовые двигатели стало такой же неожиданностью, как для Марта. Оба не сразу выпустили спинку. Обоих дернуло, едва не уронив.

«Хикари». Ну конечно! Лукас увидел «Хикари». То есть… не увидел. Но это не важно, это все равно, это же Лукас!

А потом было суматошно. Но суматошность была правильная. Как возвращение домой того, кого долго-долго ждали и уже отчаялись увидеть. Андре холодно нажаловался, что «Хикари» открыла внешний люк без предупреждения, а он в это время все еще был в шлюзовой, и хорошо, что под рукой оказался аварийный комплект. Дэвид сообщил, что Андре врет, и в шлюз вылез в кислородной маске, потому что прекрасно знал, что «Хикари» откроет люк без предупреждения. «Хикари» щебетала на нихонском, перебивая всех, но понимал ее, кажется, только Лукас. Март улыбался, как дурак, и чувствовал, как по щекам текут слезы. Яман смотрел вокруг, будто оказался в доме, когда-то принадлежавшем ему, но давно чужом. И Лукас сказал:

— Давайте сначала, все-таки, покончим с формальностями. Здесь не все всех знают. Я должен представить вам…

— Юлия Радуна, — напускной холод в голосе Андре сменился искренним любопытством. — Бывшего маркграфа, ныне преступника. Лукас, ты думаешь, здесь кто-то не знает его?

Он правда не понял? Он действительно не понял, что Лукас не знал?

Бог весть. Может, и не понял сразу. Но теперь не догадался бы только слепой… То есть… Марту показалось, что Лукас только сейчас полностью осознал свою слепоту.

Он даже не повернулся к Яману. Ему незачем, он же все равно не видит. В абсолютной тишине абсолютно спокойно, даже как-то весело спросил:

— Это правда?

— Правда, — сказал Яман.

Лукас кивнул. Он улыбался. Но такой улыбки Март никогда раньше не видел.

— Ты знал?

— Я догадался. Тебе снился…

— Frater, — произнес Лукас. — Да. Значит, ты давно знаешь.

Яман кивнул, хоть Лукас и не мог этого увидеть.

— Юлий Радун, — а вот эти интонации Март слышал. Именно так Лукас произносил имя маркграфа. Всегда — вот так. Холодно. Спокойно. — Я сломал твою жизнь.

— Я сам ее сломал, — Яман тоже сумел улыбнуться. Их сейчас двое было. Во всем мире, только двое. Все остальные исчезли, пропали, оказались за пределами восприятия. — Может, нам следовало обсудить это в подземельях, но я не рискнул.

— Потому что там я от тебя зависел.

— Ты преувеличиваешь мое благородство.

— Нет. Но это не важно. Я обещал Джереми. И Луизе. Я хотел бы извиниться, Радун, но странно извиняться за то, что держишь слово.

Он все еще был очень быстрым. Пусть калека, пусть слепец, все равно, аристократ. Сверхсущество. Не человек.

Март не успел отреагировать.

Рука Лукаса рванула из его кобуры «Тунор», и вспышка выстрела полыхнула раньше, чем он, вообще, почувствовал прикосновение. Тело запаздывало. Он никогда не успевал за Лукасом. Только там, в Пространстве, когда они летали вместе, только там у него был шанс когда-нибудь догнать командира. Тело запаздывало, но мысль псионика не уступала в скорости мыслям аристократа. Здесь они были равны.

Март столько всего успел. Успел подумать о том, что Яману и не нужны извинения. О том, что Лукас не просил прощения у себя, потому что знал: не простит. О том, что ведомый должен прикрывать ведущего. Защищать. Всегда.

А еще Март успел сделать.

Здесь не помогла бы иллюзия, но он же был уникальным псиоником, его именем назвали целое научное открытие. «Феномен Плиекти». Смертельно-опасный талант, незаменимый и почти бесполезный. Март представил, что он телекинетик, и Ямана… Радуна… не важно… человека, который сто семьдесят три дня, каждый час, каждую минуту был с Лукасом, помогал ему, заботился о нем, этого человека окружили силовые поля, вспыхнули алым и синим, приняли и поглотили заряд выстрела. Лукас сдержал слово, а Март защитил его от него самого.

Больше Март не успел ничего. Ни сделать. Ни подумать. Но ничего больше и не было нужно.

ЭПИЛОГ

Это был не Капитул, это было побоище какое-то. Его Высокопреосвященство, кардинал Йон Скердикла, генерал ордена Десницы, чувствовал себя так, будто и впрямь вышел из тяжелого боя. Если б не ведомый, отец Александр Елохин, если б не огневая поддержка отца Гонты Хакберга, неизвестно еще, чем бы закончился бой. С такими-то противниками…

Но, возблагодарим Господа, не оставляющего правых, вот она, победа. Чедаш-рум принят под эгиду церкви Империи Шэн. Орден Наставляющих Скрижалей сломил долгое сопротивление Лукаса фон Нарбэ и всучил ему миссионерские обязанности, а орден Десницы перевел его и отца Марта из ОАГ «Бальмунг» в ОАГ «Дюрандаль», чья обязанность защищать новообращенных подданных Баронств. На полную регенерацию у Аристо уйдет много времени, да и отцу Марту понадобится время, чтобы оправиться после продолжительной комы, поэтому в полном объеме выполнять обязанности командира и заместителя командира ОАГ они смогут не скоро. Но рано или поздно это случится. А пока, что ж, пока пусть орден Пастырей радуется проповеднику, о каком раньше мог только мечтать.

Империя вот-вот начнет снова славить своего героя, своего Первого Рыцаря. И архиереи, наконец, вздохнули спокойно: ничто больше не угрожает привычному порядку вещей. Лукас фон Нарбэ, свободный Аристократ, не станет Императором. Он совершил настоящее преступление, и доказал, что отец Гонта не полностью прав в своей сотрясающей устои статье.

А то, что Божественный Император вернул Андре дю Гарвею имперское подданство, объявил импринтинг аристократов преступлением против совести и души, и отправился на покаяние на Везек, это не победа. Во всяком случае, не победа в бою. Это еще один шаг в Небо. У Неба для людей есть бесконечное множество дорог.